Однажды орел…
Шрифт:
— Нет, не кончал.
— Слава богу, хоть этого-то вы миновали.
— Но я должен признаться, что был допущен в Вест-Пойнт перед войной.
— А почему же тогда вы не попали туда? Дэмон пожал плечами и улыбнулся:
— Тщеславие.
Но Томми не засмеялась.
— Дорога тщеславия ведет только к могиле, — сказала она.
— Кто так сказал? — спросил Дэмон, кивнув головой.
— Не знаю.
Лё-Сюке величественно высилась прямо перед ними, словно построенная детьми розово-лиловая игрушечная крепость. Они направились вверх через старую часть города, миновали рынки, прошли по темным сырым проходам со множеством роющихся в мусоре бродячих собак, мимо мрачных, согнувшихся под тяжелой ношей пожилых женщин, усталых, изнуренных; потом они оказались на парапетной стенке с бойницами. Приятный свежий ветерок ласкал лица, далеко на западе у подножия гор виднелась раскинувшаяся
Она работала в полевом госпитале номер один в Невиле, и ее только что уволили. Большую часть больных эвакуировали в Штаты, и ее услуги оказались теперь ненужными. Она очень много знает о жизни и службе военных. Ее мать умерла, когда ей было шесть лет, и она росла и воспитывалась в армейских гарнизонах в штатах Техас, Джорджия и Вашингтон, а также на Филиппинах. Ее отцу помогали тетки, потом негритянки, напевавшие ей свои песенки, мексиканки и болтливые филиппинки, похожие на маленьких и толстеньких буддийских идолов; она ела мексиканские бобы, мамалыгу и бизонье мясо и бог его знает что еще. Она ездила на лошади практически с того возраста, когда начала говорить; у нее была собака, и она очень любила ее, тупоголовую тварь, которую звали Эйгоналдо и которая подохла от укуса змеи в Фолсоме; она плакала по ней пять дней и ночей подряд, и никто не мог ее успокоить. Она росла и приобретала жизненный опыт под звуки горнов, в атмосфере церемоний при выносе знамени и носила своего рода военную форму всю свою жизнь, а теперь в Западном полушарии нет ни одного, ни одного человека, которому все это так надоело, как надоело ей.
— Я стану куртизанкой, — заявила она. — Знаменитой, опытной, высокого класса куртизанкой. Подхвачу какого-нибудь русского белогвардейца-миллионера или египетского принца… с одной из тех божественных белых яхт, вон там, внизу…
— Это будет забавно, — согласился Дэмон.
— А разве нет? И мы будем плавать из Канн на Кипр, в Аден, на остров Таити, а потом обратно через Сейшельские острова… Правда, хорошее название? Сейшельские… Я, конечно, пополнею, стану грешницей и буду все время мечтать. Иногда, разумеется, буду писать стихи и потягивать через стеклянную трубку абсент.
Дэмон взглянул на нее с любопытством:
— А как же ваш бедный отец?
— О, он позаботится о себе сам. Он ведь генерал теперь, слава богу… Я помню времена, когда он был первым лейтенантом: тысячелетний возраст — и всего-навсего первый лейтенант. Исполняющий обязанности командира роты. А теперь он вон там, в баре «Голубой», рассуждает с другими высокими чинами о том, кто какой фланг оставил незащищенным под Слези и почему девяносто девятый драгунский полк не развернули на линии Нудл — Вомба — Доде, как было запланировано. Ох уж вы, разбойники, и потешились же в этой войне!
— О да, мы великолепно провели время, — грустно проговорил Дэмон. Он понимал, что она по-своему издевается над ним, но в том, как она говорила, была какая-то непонятная буйная нотка, будто она была заодно с тем порывистым ветром который дул с гор.
— А что, скажете, нет? Вы веселились, как скорпионы в бочке. «Солдаты! — пробубнила она напыщенным басом. — Солдаты, нам нужно захватить эту высоту. Я должен сейчас пойти в столовую и посмотреть, остужено ли вино к обеду, и чтоб, когда я вернусь, высота была в наших руках». Разумеется, вино остужено не было, ординарец до костей стер себе руки, начищая ботинки полковника Бабблегатса и отутюживая его форму для вечерних любовных похождений. Бабблегатс, разумеется, отправляет ординарца на гауптвахту. К этому времени… — Она вызывающе посмотрела на Дэмона и засмеялась: — …к этому времени прибывает шофер на сверкающем «роллс-ройсе», и Бабблегатс вынужден что-то придумать, чтобы оправдать свое намерение поехать; он выбирает батальон, расквартированный около старой виллы, которая уже давно привлекала его внимание, и посылает приказ командиру этого батальона подготовиться к проверке. Солдаты батальона, те, что остались в живых, только что прибыли с линии фронта, они грязные, уставшие, их одежда, снаряжение и оружие в беспорядке. Но приказ есть приказ, это известно каждому дураку, и бедные ребята, еле волоча ноги, начищают, как могут, оружие, приводят себя в порядок и выстраиваются под дождем для осмотра…
— Вы забыли сказать о санобработке, — заметил Дэмон.
— Скажу и об этом. Но Бабблегатс вовсе не намеревался устраивать никакой проверки батальону, он думал только об этой вилле. Он сел за руль сам и, приехав туда, с удовольствием обнаружил, что в вилле есть винный погреб, полногрудая податливая femme de chambre [36]
и роскошная мягкая кровать; не говоря уже о великолепной окружающей местности, включая и ту высоту. Все как по заказу…Она повысила тон, ее голос стал более напряженным, глаза сверкали, как скрещенные шпаги. Дэмон перестал улыбаться.
36
Горничная ( франц.).
— Может быть, прекратим этот разговор? — предложил он.
— Нет, нет, подождите. Самое интересное еще впереди. Бабблегатс звонит по телефону в Шомон и интересуется возможностями своего продвижения. За то, что ничего не делает. Генерал Сэкфул-Понч непреклонен: «Дорогой мой, я не могу представить тебя к присвоению звания „бригадный генерал“, у тебя слишком малы потери. Постарайся увеличить их, тогда я посмотрю, что можно сделать». Бабблегатс повергнут в уныние, но не надолго. Решение, решение! И что же он видит? Конечно же, тот самый батальон! В батальоне наконец поняли, что никакой проверки не будет, и теперь солдаты с трудом тащатся в пункт санобработки. Беда только в том, что Бабблегатс все слегка перепутал: все эти жирные куропатки, бутылки «Шато Помероль» и беготня из комнаты в комнату за femme de chambre подействовали на него так, что он потерял ориентацию. «Они атакуют! — кричит он. — Молодцы, ребята!» Через какое-нибудь мгновение он уже связался по телефону с артиллерией: «Огневой налет по квадрату К-42!» — приказывает он. «Но, полковник, этот квадрат у нас в тылу, это ведь там, где…» «Вы что же это, учите меня, что мне делать? — ревет во все горло Бабблегатс. — Если я сказал, по квадрату К-42, значит, мне нужен огонь по квадрату К-42! Стреляйте из всех орудий!» Разумеется, Бабблегатс перепутал войну с давнишней футбольной игрой там, в Вест-Пойнте, в старые добрые времена, когда он защищал честь своей родной команды. Но артиллерийский офицер, разумеется, не мог этого знать, приказ есть приказ и поэтому старый служака дергает за спусковой шнур. И — бах! Догадываетесь, что произошло? Первый залп шлепается в самую середину колонны — и все к чертовой матери! О боже, словами этого не опишешь — летящие в разные стороны руки и ноги, мечущиеся санитары, которые пытаются по частям собрать тела убитых…
— Довольно! — воскликнул Дэмон, поднимаясь на ноги; он взял Томми за плечи и сильно встряхнул ее. — Довольно! Прекратите, черт возьми…
— О, да, наконец-то для вас этого довольно… Дэмон был ошеломлен и кипел от гнева.
— Перестаньте, послушайте меня: в этой проклятой войне погибли тысячи хороших людей и издеваться над ними — это кощунство, понимаете?
— Я думаю…
— Вы можете думать что вам угодно, но не насмехайтесь над ними при мне…
— А вы думаете, мне это доставляет удовольствие? — зло спросила она. — Может быть, вы думаете, что я недостаточно насмотрелась на эту идиотскую войну, что я мало видела смердящих pan, гноя и всяких мерзостей, мало наслушалась непрекращающихся стонов? — Томми неожиданно заплакала, по щекам ее побежали слезы, которые она и не пыталась смахнуть. Растерявшийся Дэмон стоял перед ней, все еще держа ее за плечи и не зная, что предпринять. Затем он нежно обнял ее, а она, всхлипывая, прижалась к нему.
— Будьте вы все прокляты! — проговорила она сквозь всхлипывания. — Все вы глупые, чванливые идиоты…
— Успокойтесь, успокойтесь, — тихо промолвил Дэмон. — Кто он был?
Она откинула голову назад, как будто он ударил ее.
— Летчик, вот кто, и в сто раз лучше всех вас! Замечательный человек… О нет, простите, — спохватилась она и снова опустила голову. — Я не знаю, был ли он лучше, может, и не был. Простите меня, майор. Я не знаю. Но он был такой милый. Как он улыбался… Они подбили его самолет, и он попытался посадить его. Посадить самолет, потому что у него не было парашюта. Почему они не давали летчикам парашюты? — гневно крикнула она. — Почему? У немецких летчиков парашюты есть, а у наших нет. Почему?
— Не знаю, — ответил Дэмон.
— Он был абсолютно безнадежным, но не унывал. Все улыбался, О боже, это так ужасно! — Она всхлипывала, как будто ее сердце было разбито навсегда.
— Я сочувствую вам, — прошептал Дэмон, — видит бог, я сочувствую.
Из-за угла зубчатой стены замка вышли два американских моряка и остановились, глядя на них с нескрываемым любопытством. Повернувшись, Дэмон бросил на них сердитый взгляд и повелительно махнул головой; моряки нехотя повернули обратно. Почувствовав движение Дэмона, Томми подняла голову и заметила быстро скрывшихся за каменной стеной моряков.