Однажды ты пожалеешь

И уходила-то я под улюлюканье и окрики.

– Хацапетовка! Ты куда? Хрю-хрю… – орал мне вслед бывший сосед Ярика Чепа.

Ярик тоже не доел, а почти сразу поспешил за мной, но догнал уже у лестницы. Я неслась как подорванная прочь из этой столовой. Не знаю, как ещё не разревелась…

– Ну не обращай внимания на этих дебилов. Ты же знаешь, что это всё бред.

– А соседние классы, которые всё это слушали, знают? – повысив в запале голос, спросила я, но тотчас сникла: – Извини, Ярик. Ты ни при чем, я не должна с тобой так говорить. Я, правда, очень благодарна тебе. Если бы не ты, не знаю, как выдержала бы этот проклятый день… просто я не знаю, что делать… не понимаю, почему они так, за что… Только потому, что я приехала из провинции?

Ярик и сам не знал, что ответить, и бормотал дежурные слова утешения.

Следующим уроком в расписании стояла физкультура. И я поймала себя на мысли, что боюсь. Боюсь идти в женскую раздевалку. Мало ли что ещё придет в голову этой мерзкой Катрин и её бойцовской подруге. Может, не пойти, подумалось трусливо.

И сама ужаснулась: как же быстро они меня запугали! Ну нет. Пойду. Каждый раз ведь не будешь бегать.

Я так и сказала Ярику, когда он, заметив мою нервозность, предложил проводить меня до раздевалки и постоять за дверью на всякий случай.

– Нет, – храбрясь, отказалась я. – Надо уж как-то самой. А то так и буду от тебя зависеть, шагу без тебя потом не сделаю.

– Ну прямо, – хмыкнул он. – Ты – очень смелая.

Он ободряюще улыбнулся и отправился по коридору до угла и направо – в мужскую раздевалку. Ну а я, собравшись с духом, поплелась в сторону женской. Но у самых дверей затормозила, потому что… оттуда доносился голос Исаева.

Мысли панически завертелись: что он тут делает? Ещё его тут не хватало до полного «счастья».

Дверь была приоткрыта, так что все слова звучали довольно четко. Да и он говорил не тихо. Даже наоборот – на повышенных тонах, будто наезжал на кого-то. Жаль, я начало выступления пропустила.

– … я второй раз говорить не буду, ты, Черемисина, меня знаешь.

– Полегче! – пробурчала Дыбовская, но Исаев продолжал обращаться к Катрин.

– Тебя никто не заставляет дружить с ней. Но и чморить её нечего. Какого хрена вы устроили цирк в столовке?

– Я одна, что ли? Вон и Чепа…

– С Чепой я уже поговорил. А ты за себя отвечай. И тебя, Дыба, это тоже касается. Новенькую не трогать. Ясно?

– Исаев, выйди, – отозвалась Черемисина. – Нам надо переодеваться.

Я метнулась в сторону. Совсем скрыться, конечно, не успела, но на несколько шагов отбежала.

Исаев выскочил из раздевалки злой как черт и меня увидеть явно не ожидал. На миг в его лице промелькнула растерянность и что-то ещё, одновременно знакомое и далекое. Но лишь на миг. В следующую секунду он скроил равнодушную мину и прошел мимо меня.

17.

Помешкав, я вошла в раздевалку и – о, чудо – никто никак мое появление не прокомментировал. Нет, Катрин, конечно, посматривала на меня с самым красноречивым выражением и со своими подругами недвусмысленно общалась взглядами, смысл которых можно было понять слёту, но всё это молчком – и на том спасибо. Да что уж, огромное спасибо… Исаеву. Как бы странно он себя ни вел, но сейчас я была ему благодарна.

Когда, переодевшись, я вышла в коридор, там уже стояли парни.

– Леха сказал, на стадион идти, – крикнули они девчонкам.

Лехой, как я поняла, они называли физрука, Алексея Геннадьевича.

– Фу, опять бегать, что ли? Задолбал, – скривилась Катрин. – Я не буду.

– Я тоже не хочу, – поддакнула ей Юляша.

Тем не менее мы все вместе пересекли фойе, вышли на крыльцо, свернули направо и пошли в сторону стадиона. Там меня нагнал Ярик. Так непривычно было видеть его в футболке, спортивных штанах и без очков. Особенно последнее его сильно меняло – лицо сразу утратило надменное выражение, глаза стали большие и как будто растерянные.

– Ну что? Не обижали тебя эти? – он кивнул в сторону одноклассниц.

– Нет, – покачала я головой.

– Ну, слава богу, – выдохнул он.

– Представляешь, Исаев запретил им меня трогать.

– Это как?

– Ну вот так. Я сама поразилась. Подхожу к раздевалке, а он там им выговаривает, типа, не смейте её… ну меня… больше обижать. На Катрин так вообще наехал. И потом, когда я уже зашла, никто мне и слова не сказал, – не сдержав довольной улыбки, доложила я.

Ярик на миг вскинул удивленно брови, а потом широко улыбнулся.

– Ну вот видишь! Я же говорил тебе! Я знал, что Андрей не такой… Только тогда почему он тебя в ЧС закинул? Слушай, ну давай я все-таки с ним поговорю? Спрошу, что за фигня?

– Ну, не знаю, – вздохнула я. – Как-то неудобно мне. Словно навязываюсь… меня в дверь, а я – в окно. Он же сразу догадается, что ты по моей просьбе... Хотя знаешь, давай. Вдруг это и правда какое-то недоразумение. Потому что такое ощущение, что он как будто на меня за что-то злится или обижается. Но я-то знаю, что ничего плохого ему не делала. Когда бы я успела, да?

– Ну, конечно! – подтвердил Ярик. – Я поговорю с ним. Сегодня же вечером схожу к нему домой.

Если бы я только знала, чем эта затея обернется… заклинала бы Ярика даже близко с такими вопросами к Исаеву не подходить. Но тогда я и предположить ничего подобного не могла…

* * *

Физкультура тоже прошла без приключений. Никто меня не задирал, не обзывал ненавистной Хацапетовкой. При том что Исаева на уроке не было.

Я сначала невольно поискала его глазами, потом вспомнила – Ярик ведь говорил, что из-за травмы он теперь ходит только в бассейн.

Парни толпились кучкой на беговой полосе, Ярик стоял чуть в стороне от них. Ждали, пока Алексей Геннадьевич, физрук, на вид добродушный увалень лет сорока, договорится с девчонками, которые отказывались бегать. Приказать он им не мог и лишь неуверенно препирался.

– Живот болит, – буркнула Дыбовская.

– А я ногу потянула, – жаловалась Юляша. – Можно я на лавочке посижу?

– Опять? – недоверчиво переспросил Алексей Геннадьевич. – А нормативы когда будешь сдавать? И вообще, Юля, болит нога – иди в медпункт. Пусть дадут справку.