Однажды ты пожалеешь
Шрифт:
Вот тогда эта Майя и выступила. Вписалась за этого задиристого петуха. И так странно – она на меня ругалась за его слегка подпорченный фейс, правда слегка. Причем ругалась так пафосно, так высокопарно, а мне даже смешно не было.
Я смотрел на нее и понимал, что мне она нравится. Позвал ее в кино. Она резко заткнулась, проморгалась, ну и отказалась… сначала. Но позже согласилась. Подхода с третьего, как мне помнится.
Яр про Майю знал. Самое тупое, что я его с ней даже познакомил. Хотя это случайно вышло.
Как-то, ещё в конце февраля, ровно за месяц до дня Х, мы с ней после ледового направлялись
Как сейчас помню, мы с ней шли ко мне. Было скользко, а она стеснялась взять меня под руку, пришлось самому ее придерживать. Ну а Ярик как раз выгуливал свою овчарку в парке собачников, который находился между остановкой и нашими новостройками.
И вообще я заметил, возвращаясь с тренировок, что он там постоянно со своим Джессом гулял. Поджидал как будто. Нет, тогда я так не думал, конечно, всё принимал за чистую монету, в смысле – за случайные встречи. Это уже сейчас меня такие подозрения одолевают.
Мы остановились, Ярик подрулил к нам со своим псом. Вот и пришлось их знакомить.
Майя сразу напряглась, она очень собак боялась. Но Яр успокоил её, типа, его Джесс – умный и просто так на людей никогда не набросится.
Это правда. Яр своего пса натаскал так, что тот всё понимал и слушался беспрекословно. Помимо всяких расхожих команд исполнял порой такое, что диву даешься. Я даже шутил, что Яру с его Джессом успех на арене обеспечен. Но он если кому и показывал их собачьи трюки, то только мне. Даже Майе тогда отказался продемонстрировать, что его Джесс умеет, когда она попросила.
– Он уже устал, – отмазался Яр.
Но я видел, что ему просто не хотелось ничего ей показывать. Что она ему вообще не очень-то понравилась. Да и пофиг, сам я хотел лишь одного – поскорее остаться с ней вдвоем. Поэтому поскорее распрощался с ним и потянул Майю к себе.
А в тот день, двадцать восьмого марта, было у нас с ней шестое свидание. И последнее…
Мы полдня гуляли, потом я проводил её, а жила она на другом конце города, и поехал домой. А когда шёл через парк, то ещё издали заметил ту гопоту. Они облепили одну из скамеек, бухали, ржали на весь парк. Кто-то сидел на спинке скамейки, кто-то – на кортах рядом, кто-то стоял. Было уже темно, часов десять вечера, но они расположились под самым фонарем. Все, кто шел мимо, прибивались к противоположному краю дороги, подальше от них, а то и вовсе сворачивали с тропы в кусты, рискуя ступить в собачье дерьмо. Как снег растаял – воняло им в парке немыслимо.
Потом эти приметили какую-то девчонку, хоть она и жалась к самой обочине, куда не доползал свет фонарей, и норовила быстро проскочить мимо них.
Что конкретно они ей кричали, я не мог разобрать на таком расстоянии. Просто видел, что один, а затем и второй, тупо схватили ее и затащили
в свой круг. А было их человек семь-восемь где-то.Когда уже приблизился, услышал, как пронзительно она верещала, звала на помощь, плакала, просила: «Не надо! Отпустите, пожалуйста!».
Эти только пьяно ржали.
Потом один рыкнул и громко выматерился.
– А-а! Эта сучка меня укусила! – с ломаного баска его голос взвился чуть не до женского визга. – Ну всё, сучка!
Если кто и шел мимо, то не вмешивался – проскакивал по дуге пулей.
– Дюк, держи-ка ее…
– Девчонку отпустите, – подвалил к ним я.
Те, увлекшись, никак не отреагировали. Повторил громче.
Вот так сразу драться я не собирался, даже руки из карманов не вынимал. Да и они оказались шпаной, лет по тринадцать-четырнадцать-пятнадцать, не старше. Но залётные, точно не из нашей школы и не из нашего района.
– Это ещё чё за хрен? Э, пацаны…
– Девчонку отпусти, потом познакомимся.
Малолетки тут же давай глумиться, но её всё-таки отпустили. Растрёпанная, с черными потеками на лице, она припустила бегом прочь, громко всхлипывая. Споткнулась один раз, чем вызвала у шпаны новый приступ хохота. Но затем они, те, кто сидел, один за другим, не сговариваясь, поднялись, придвинулись ко мне.
– Ну чё, давай знакомиться, – ухмыляясь, протянул самый борзый из них. И тут же сделал выпад. Ну и нарвался на блок и моментальную ответочку под дых. Пока он загибался и кашлял, ещё одного я угомонил ударом в кадык.
А потом голову вдруг наполнил звенящий гул, а по затылку хлынуло за шиворот холодное, пахнуло солодом. И почти сразу заструилось теплое. Кровь… Запоздало сообразил, что кто-то сзади разбил мне затылок бутылкой пива.
Боли я не почувствовал, но в глазах сразу поплыло. Однако на ногах ещё устоял, обернулся – тот, кто ударил меня, сразу отскочил, но в ту же секунду другой сбоку вломил по колену чем-то вроде прута арматуры, а, может, цепью. Откуда только взял её в этом парке собачников. Или с собой была…
И вот тут пронзило ногу такой болью, что я взвыл. Но даже сквозь вой услышал хруст, ну или мне казалось.
Когда я повалился на мокрый асфальт, шпана накинулась стаей. Пинали куда придется. Тот, с железом, ещё несколько раз ударил по колену. Понимая, что всё, подняться не смогу, я скрючился как мог, стараясь хотя бы защитить голову и пах. Боли я уже не чувствовал.
Потом удары стихли. Однако ублюдки и не думали успокаиваться. Веселье у них только начиналось. Они бубнили чуть в стороне, но мне слышался лишь невнятный гул. Хотя когда один из малолеток наклонился надо мной, ткнув в плечо носком кроссовки, я сумел различить:
– А пусть он теперь извиняется.
– Э, герой! Слышишь? Пацаны, он тут не сдох? – заржал ещё один над ухом.
И снова их слова слились в бубнеж, только ближе и громче. Я напрягся изо всех сил, но не смог даже перевернуться, не то что встать. Было ощущение, что земля кренится то в одну сторону, то в другую, то вращается как карусель.
Тут меня кто-то из них схватил за плечи, потянул вверх.
– Тяжелый какой! Дюк, помоги!
Вдвоем они несколько раз ставили меня на колени, но я сразу же мешком заваливался на бок, тогда один из них ухватил меня сзади за волосы, держа практически на весу.