Однажды в Париже

— Мой веер! — приказала леди Карлайл горничной и повернулась к де Голлю. — Ну, едем, мой друг! И будем молить Бога, чтобы маркиза не придумала какую-нибудь новую игру. В последний раз все писали друг дружке записочки с вопросами про «Астрею». Хорошо, что я опоздала, и меня не взяли в игру. Вы ведь читали «Астрею»?

— М-м-м… — рассеянно отозвался Анри, поглощенный мыслями о возлюбленной, — читал…

— Невозможно, не правда ли, запомнить все эти вставные истории и всех пастушков с пастушками?

— Да, миледи…

Роман, уже который год не выходивший из моды, де Голль читать пробовал, но отложил в сторону, поскольку очень уж не терпелось взяться за трактат испанца Каррансы «Философия клинка».

— Уильямс! Взгляни, карета уже ждет?..

Портшез — отличное изобретение для путешествующей дамы. Отец Жозеф прислал очень удобный, с крепкими молодыми носильщиками, но вдвоем поместиться там было невозможно, да и ни к чему, пока в Париже есть наемные кареты.

Анри охотнее прокатился бы верхом, но делать нечего — сел в карету рядом с англичанкой.

Путешествие в экипаже по парижским улицам оказалось неожиданно амурным. Карета то и дело накренялась. Сперва Люси, проехав вправо по сиденью, буквально упала на де Голля, потом он, проехав влево, угодил в объятия дамы.

* * *

Особняк маркизы на улице Святого Томаса был парижской диковинкой — его полностью перестроили внутри по собственным чертежам Катрин де Вивон, отчего дом стал совершенно не похож на своих многочисленных собратьев, заполнивших центральные улицы столицы.

Чем ближе подъезжал экипаж к отелю, тем беспокойнее становилось на душе у де Голля. Он знал, что большинство гостей маркизы — противники кардинала. И у него в голове не укладывалось: как может умный и образованный человек строить козни первому министру короля, который столько делает для блага Франции? Очевидно, в подлунном мире имелись две Франции. Одна вела войны, заключала выгодные для себя договоры с другими странами, осваивала заморские колонии, торговала, строила корабли, наводила порядок в армии, с трудом помирила своих католиков и гугенотов. Другая Франция чувствовала себя смертельно обиженной всеми этими достижениями, постоянно ущемлявшими древние права ее аристократов. Другая Франция гордилась тем, что ее мужчины и женщины одеты со вкусом, а не как буржуа, что они читают модные романы и слушают модных проповедников, а не пробавляются сплетнями своего квартала, могут перечислить предков чуть ли не до Карла Великого. Но главным образом эта другая Франция гордилась тем, что борется с кардиналом Ришелье, и тут уж соображения разума и государственной пользы были недействительны.

Однако задание отца Жозефа следовало выполнять, даже с риском наслушаться глупостей и гадостей.

Как и предупреждала Люси, в спальне, где маркиза принимала гостей, было прохладно. Анри не удержался и, кланяясь, посмотрел на подол платья хозяйки. Подол чуть задрался, и он увидел пресловутый мешок из медвежьей шкуры.

Пока леди Карлайл объясняла маркизе де Рамбуйе, кто такой де Голль, и без зазрения совести восторгалась его мадригалами, новоявленный поэт исподлобья разглядывал многочисленных гостей. Кое-кого он встречал в Пале-Кардиналь: узнал по портрету поэта Венсана Вуатюра, ответил улыбкой на улыбку Жану Ротру. Но пока ни в ком лейтенант не увидел сходства с хриплым демоном из «Шустрого кролика». Гости же, слушая Люси, молчали. Оставалось ждать, пока они заговорят, желательно — не все разом, а по очереди.

Однако заговорить пришлось самому де Голлю.

Правильно сделала графиня, что заставила его несколько раз прочитать вслух мадригалы — да не просто, а с чувством, с волнением в голосе. Поняв, что в исполнении гвардейского лейтенанта лучше всего прозвучали бы счета за овес, сено и починку конской сбруи, Люси догадалась спросить, видел ли он на спектаклях «Бургундского отеля» актера Бельроза. Анри припомнил, что видел его пару раз в пасторалях, где красавчик исполнял роли трогательных пастушков. Помогло. И теперь де Голль по мере сил пытался копировать актера.

Мадам де Рамбуйе — немолодая, темноволосая, крупного сложения, но еще красивая дама — немедля пожелала услышать мадригалы. И она их услышала, правда, немного удивившись тому, что поэт читает по бумажке.

— Не знал, что вы еще и сочинитель, де Голль! — восхищенно воскликнул Ротру. — А мадригалы действительно хороши. Не правда ли, госпожа Артенис?

«Артенис» было анаграммой имени Катрин де Вивон, иначе к ней в салоне и не обращались, за глаза добавляя к нему «несравненная».

— Да, я получила истинное удовольствие, — ответила маркиза своим непередаваемым контральто, приводившим многих ее гостей мужеского пола в щенячий восторг, — а вы, месье де Марсийак?

Анри с любопытством посмотрел на молодого человека, стройного, с точеным смуглым лицом, с огромными черными глазами, который двигался с изяществом аристократа и вельможи бог весть в каком поколении. Этого юношу де Голль видел раньше всего раза два. Франсуа VI, сын герцога де Ларошфуко, носил почетный титул принца де Марсийак. Он редко бывал при дворе, тем более — в Пале-Кардиналь, потому что открыто признавался в своей нелюбви к Ришелье. Ходили слухи, что на него положила глаз главная интриганка двора — де Шеврёз.

— На мой взгляд, всякая поэзия многословна, то же самое можно выразить в лаконичной форме, — высокомерно ответил де Марсийак.

— Вы себе противоречите, мой друг, — мягко укорила его маркиза. — Вы такой любитель романов! А что получилось бы, если, к примеру, сюжет «Астреи» выразить в лаконичной форме? Как вы сведете пять тысяч страниц в один афоризм?..

Моментально завязался литературный спор. Анри же превратился в слух, передвигаясь вдоль стены, чтобы оказаться поближе то к одному, то к другому гостю. Ему было холодно, однако он держался стойко.

Графиня Карлайл в своем низко вырезанном платье тоже явно мерзла. Но она была деятельной натурой и даром времени не теряла. Разглядывая принца де Марсийака, Люси подумала: «Если Шевретта выбрала этого мальчика для постельных утех, в которых она знает толк, значит, в нем что-то есть, кроме знатного рода и красивого лица! Он явно умен, он весьма привлекателен. Пожалуй, мальчик может пригодиться для замысла Элфинстоуна?..» И она потихоньку стала подвигаться поближе к принцу. В конце концов, этот ироничный черноглазый юноша и самой ей понравился.

Анри же в своих странствиях по будуару маркизы наконец оказался у двери, ведущей в следующую «голубую гостиную» и вошел. Там было гораздо теплее, в углу настраивали инструменты два скрипача и виолончелист — видимо, сегодня предполагался домашний концерт, — а у камина стоял ангел!

Лишь у ангелов бывают такие светлые золотистые волосы, которые вьются сами, без папильоток, и такие огромные голубые глаза. Анри подумал, что прав будет тот художник, который догадается написать ангела с лицом этой стройной шестнадцатилетней девушки. Молодые люди не были представлены друг другу, поэтому лейтенант не осмелился заговорить с красавицей в скромном платье, с воротником под горлышко. А она, увидев незнакомца, высокомерно отвернулась.