Однажды в Вестеросе

— Ты бы успокоился, дружок. Брюзжишь, как бабка старая. Прям магия какая-то, ты не находишь? Ты девка и бабка! Два в одном, — Герольд рассмеялся собственной шутке.

И прежде, чем Хайтауэр успел что-то понять, Эртур с криком ринулся на него, сшибая с ног. Они кубарем полетели по пыльной земле, врезавшись в ограждение конского стойла. Лошади громко заржали, ударяя копытами в доски забора. Эртур был молод и изворотлив, но Герольд был его раза в два крупнее. И последний оставался предельно спокойным, в то время, как дорниец совершенно вышел из себя. Великан быстро подмял Дейна под себя, поменявшись с ним местами, получив, однако, в процессе смачный удар кулаком прямо в переносицу. Из глаз посыпались искры, но Хайтауэр не уступал.

— А ну, прекрати! – прокряхтел он, заламывая дорнийцу руки. – Что за дурость тебе в голову взбрела?!

— Что тут происходит? – к ним спешил Освелл, лицо его было вытянуто от удивления.

— Эртур, кажись, с ума тут сходит. Пытаюсь его утихомирить. Да не дёргайся же ты!

— Пусти меня! – завопил Дейн. – Руки свои от меня убери!

— Угомонись, и я тебя отпущу. Вообще без вопросов. Освелл, — обратился Герольд к стоящему рядом гвардейцу, — сходи-ка к мейстеру, попроси у него какое-нибудь снадобье сонное. И хорошо будет если он туда травок каких успокаивающих добавит, а то у нас тут совсем плохи дела, как видишь.

Уэнт внезапно захохотал, а Эртур наоборот стал издавать какие-то нечленораздельные звуки и начал извиваться под Хайтауэром, как змея. Великан опустил глаза вниз и тоже раскатисто рассмеялся. Пока бывший лорд-командующий отдавал распоряжения Освеллу, Малинка, которая вечно за гвардейцем хвостом вилась, подошла к Эртуру в плотную и начала облизывать его лицо, а затем ещё попыталась съесть прядь его волос.

Хайтауэр в приступе смеха отпустил Эртура и плюхнулся на землю, вытирая пальцами выступившие на глазах слёзы.

— Отменная коза у тебя, Освелл, отменная, — сквозь смех произнёс он.

Дорнийцу, однако, было не до смеха. Он сел, пытаясь оттряхнуть песок и высохшие еловые иголки, налипшие на рубаху.

— Успокоился? – спросил Герольд, переведя дух. – Вот жеж, мне аж челюсти свело от хохота.

Дейн метнул на рыжего великана злобный взгляд.

— Вот только не надо на меня злиться. Не я на тебя с криками набросился. Что хотел, то и получил, — Хайтауэр поднялся на ноги и протянул дорнийцу руку.

Тот поколебался, но помощь принял.

— Мой тебе совет, — заговорил Герольд уже серьёзнее, — выпей снадобье, проспись хорошенько. Если не надумаешь говорить, ну и Семеро с тобой. А пока мы уж тут как-нибудь сами справимся без тебя. Не дело это так пренебрегать сном. Неужто не согласен со мной? Сам погляди, что с тобой творится.

Эртур молчал. Это была чистейшая правда. В его голове было столько мыслей, что спать было практически нереально. Он не мог заснуть, даже когда усталость накатывала так, что было просто невозможно: глаза горели, слабость растекалась по всему телу, мешая двигаться и думать. Но сон не шёл. Пожалуй, Герольд был прав – Эртур потихоньку сходил с ума. Вместо ответа дорниец лишь коротко кивнул и зашагал к входу в башню. Хайтауэр двинулся было за ним, но Освелл остановил его:

— Я пригляжу за ним, а ты это… — он показал на своём лице на переносицу, чтобы было понятнее. – Умойся, выглядишь жутковато. Младенец хоть и спокойный, это вовсе не повод пугать его таким видом, — он улыбнулся и пошёл за Дейном.

Дорниец больше не сопротивлялся. Он позволил опоить себя непонятной, горьковато-кислой на вкус водой и уложить спать. Эртур хотел уже сказать мейстеру, что его чудо-зелье вряд ли сработает, слишком уж напряжён он был, но в следующий миг его глаза закрылись, а дыхание перестало быть частым и тяжёлым.

К всеобщему удивлению Дейн проспал почти полтора дня. Мейстер сказал, что это от того, что организм его был совсем уж истощён. Он специально сделал для гвардейца самое крепкое снадобье из возможных. Ведь сейчас им всё равно торопиться было некуда.

Когда Эртур, наконец, проснулся, он почувствовал себя много лучше. Мышцы, которые из-за постоянного давления проблем и полного бездействия, всё время были в жутком напряжении, вызывавшем болезненные ощущения, расслабились полностью, подарив дорнийцу эфемерное ощущение лёгкости. Голова перестала быть чугунной, мысли прояснились. А главное – он был полон сил. Но сразу же возник вопрос – для чего? Дейн сел на кровати.

Герольд был тут. Он стоял у окна, опершись о стену и скрестив руки на груди, словно знал, что Эртур вот-вот проснётся.

— Что, — впервые с их стычки заговорил Дейн, — снова хочешь поговорить?

— А ты как? – усмехнулся Хайтауэр. – Настроен?

— Не особо, — отозвался дорниец, свесив ноги с кровати и натягивая рубаху через голову.

Его уложили в покоях, где спали Освелл и Герольд. На кровать, которую Эртур занимал до переезда поближе к Лианне.

— А мейстер где спит?

— Уехал мейстер.

— А кто с леди Лианной? – сразу же напрягся Эртур.

— Успокойся, мамаша, Освелл с ней.

— Стало быть, мейстер один уехал? – удивился дорниец.

— Стало быть.

Повисло молчание. Герольд и Эртур не сводили друг с друга глаз долгое время.

— Чего ты хочешь от меня? – сдался Дейн. – Извинения? Извини. Мне правда очень жаль, что я повёл себя подобным образом. Это было недостойно.

— Не то слово, — вновь усмехнулся Хайтауэр и отошёл от окна.

Он перетянул за спинку стул, поставил его напротив дорнийца и сел.

— Прежде чем ты завалишь меня вопросами, леди Лианна всё так же. Не лучше, не хуже. Мейстер сказал, что это тоже очень хорошо. Шансы её возрастают с каждым днём.

Эртур открыл было рот.

— А сам старик, — продолжил Герольд, — сегодня к вечеру должен вернуться. Говорит, дела какие-то у него дома. Но это и не мудрено. Был дома, был, а потом раз и пропал. Тоже это не дело. Так что пущай делает, что надобно. Я его не держал. В конце концов, он много для нас сделал, чтобы мы всё ещё не доверяли ему. Ну, так что? Отчего ты как с цепи сорвался? Расскажешь, наконец?

Дейн замешкался, прежде чем ответить.

— Ты определённо будешь надо мной смеяться, если я расскажу тебе, что у меня на уме. Сам понимаю, что глупости всё это, да только предчувствие у меня нехорошее, — заговорил, наконец, дорниец.

Хайтауэр его не перебивал, ожидая продолжения.

— Что ты так на меня смотришь? – вдруг встрепенулся Эртур. – Ты мне сам вчера сказал, если я не захочу говорить, ты от меня отстанешь.

— Не вчера, а позавчера, — с полуулыбкой поправил его здоровяк. – Ладно, не хочешь, как хочешь. И то правда, что тебя, насиловать что ль? Не больно-то хотелось, — он поднялся на ноги и отодвинул стул на место.