Однажды вечером в Париже

Я махнул рукой, подзывая гарсона:

– С-скажит-те… вы тож-ж… з-замет-тли? – Я старался отчетливо произносить каждое слово. – Земля… качается. Это земле… трясение?

Гарсон понимающе усмехнулся:

– Нет, мсье. Я уверен, вам просто показалось.

Самонадеянность гарсона страшно меня разозлила.

– Мсье, вы несете околесицу! Ничего подобного не может показаться! Был подземный толчок. – Я наставил на гарсона указательный палец. – Меня не проведешь, не на дурака напали… – Я привстал было, но тут же тяжело опустился на стул.

Поток моего красноречия оборвала коротенькая мелодия. Назойливые два-три такта, от них прямо-таки зазвенело в ушах.

– И выключите дурацкую шарманку, она нарушает ход моих мыслей.

Гарсону было не занимать терпения.

– Мсье, по-моему, звонит ваш мобильный телефон, – сказал он и деликатно отошел в сторонку.

Я порылся в кармане плаща, брошенного на соседнем стуле, – это кто же его там бросил? Я? Так и не вспомнил кто. Наконец я выудил проклятый мобильник и измученно ответил:

– Да! – Говорить было трудно. – Кому тут вз… взду… малось меня беспокоить?

– Ален? Что случилось? – Это был Робер. – У тебя все в порядке? Голос как-то странно звучит. Ну что? Вы нашли Мелани?

– Друг мой, – вымолвил я, – у меня все в полном порядке. Но ты задаешь слишком много вопросов. Мы нн-шли Мелу. А Мела… Мела не Мелани. Мелани умерла. А ты не знал? Бедный Ален. Ему хреново. Мы… тут… с ним, сидим… винцо попиваем… Прих-хди к нам…

– Великий боже! Ален! – Друг страшно переполошился, а с чего – я не мог понять. – Да ты напился!

– Н-не напился. А щщё пью, – упрямо возразил я и тут заметил, что бистро начинает кружиться.

– Где ты?!

– Я? «Ла… па… пала… лет»… – И я повалился головой на стол и заснул сном праведника.

После омлета и трех двойных эспрессо бистро «Ла Палетт» перестало кружиться. Довершил дело марш-бросок в туалет. Робер придерживал мне голову, Робер и воду спустил.

– Милое дело – такая вот чистка, – сказал он, когда я полоскал рот.

Я оперся руками о раковину и посмотрел в зеркало. Мертвенно-бледная физиономия, спутанные черные волосы прилипли ко лбу. Утром я выглядел куда лучше…

– Мне бы лечь…

Робер кивнул:

– Первые разумные слова, которые сегодня от тебя слышу. – Он ободряюще похлопал меня по спине. – Главное – хорошенько выспаться, сразу почувствуешь себя лучше. Все не так страшно.

Я кивнул, хотя и без всякой уверенности. Я уже настолько протрезвел, что не мог разделять оптимизма моего друга. И чувствовал себя далеко не блестяще. Но все-таки от слов Робера, в сущности самых банальных, мне стало легче.

– Ага. – Я мужественно ухмыльнулся. – Жизнь продолжается, так, что ли?

– Вот увидишь, через неделю-другую будешь смеяться над этой историей. А я познакомлю тебя с подружкой Мелиссы. Она совершенно твой тип. Волосы темно-русые, мордашка прелесть. И увлекается кино. Недавно она и нас с Мелиссой вытащила, посмотрели кинишко про дом престарелых где-то в Индии, «Отель „Мэриголд“: лучший из экзотических», – не без гордости сообщил Робер. – Хорошая картина. Мне очень понравилось.

Невозможно было не заметить, что Робер изо всех сил старается, просто из кожи вон лезет, чтобы развеселить меня.

– Это хорошо, – сказал я. – Картину я знаю.

– И что особенно здорово – там девушка настоящая, живая, – Робер потер глаза, – а не какой-то, понимаешь ли, призрак в красном плаще.

Робер в тот день заботился обо мне самым трогательным образом. Он и расплатился по счету, и до двери квартиры меня проводил, несмотря на мои протесты.

Когда мы вышли из «Ла Палетт», я заметил неподалеку высокого плечистого парня, который стоял один-одинешенек, прислонившись к фонарному столбу. Он исподлобья глянул в нашу сторону и, закурив, эдаким шикарным жестом мачо с рекламы «Мальборо» отбросил спичку. Да, видно, одинок в мире не только я…

В этот катастрофический вечер Робер не преминул напомнить мне еще одну цитату из кинофильма, которую, наверное, специально приберег для подобной жизненной ситуации:

– Не принимай все так близко к сердцу, Ален, и если что – звони. О’кей? А если уж охота выпить, так давай вместе выпьем. Питье в одиночестве еще никого не доводило до добра.

Я кивнул. Мой друг в данном случае, в порядке исключения, оказался прав. Мне все еще было довольно муторно, однако я твердо держался на ногах. Я стоял в дверях своей квартиры и смотрел, как Робер спускается по лестнице. Он оглянулся:

– Как там говорит тот симпатяга, ну тот парень из фильма «Отель „Мэриголд“: лучший из экзотических»? «В конце все будет хорошо. А если не хорошо, значит это не конец». – И Робер, с многозначительным видом подмигнув мне, скрылся.

Я закрыл дверь.

Слова действительно примечательные. В Индии, где верят в переселение душ и новые рождения, они имеют совершенно особенный смысл. Но у нас, на Западе, надо жить, даже если все кончается плохо.

И все-таки Робер оказался прав. До конца истории было еще далеко. Очень далеко.

Когда через несколько минут раздался звонок в дверь, я подумал, мой друг, наверное, что-нибудь забыл, вот и вернулся. Тихонько чертыхаясь, я встал и, как был, в полосатой пижаме, пошел в прихожую. По пути чуть не грохнулся – Орфей под ноги подвернулась, вечно она, любопытная кошка, суетится у входной двери, услышав звонок. Орфей с негодующим воплем отскочила в сторону, я шикнул на нее и открыл дверь.

Но не Робера я увидел. Поистине то был день изумленных физиономий. Теперь настал мой черед таращить глаза. Передо мной стоял человек, которого я знать не знал и никогда в жизни не видел. Но тут он сдвинул шляпу на затылок, и я сообразил: это тот парень, копия рекламы «Мальборо», что скучал в одиночестве под фонарем недалеко от входа в «Ла Палетт».

– Пар-рдон, – пророкотал он с американским акцентом. – Ален Боннар – это вы? – У парня было добродушное, задубелое от ветров и дождей лицо и спокойный внимательный взгляд.

Я кивнул, про себя удивляясь. Но прежде чем я успел что-то сказать, он врезал мне кулаком в глаз.

Я повалился на пол. Земля опять качалась, но теперь я видел еще и звезды, они плясали. Как ни странно, боли я не почувствовал – только приятное легкое головокружение, не дававшее мне подняться на ноги.

Парень в шляпе бросил на меня с высоты своего роста взгляд, полный неколебимого спокойствия.