Одни сутки войны (сборник)
Шрифт:
Он опять сидел и ждал, и все в нем то холодело, то набухало горячечной тяжестью. В такие минуты ему казалось, что по коже головы и в волосах ползают муравьи. Но все было проще. От чрезмерного и тщательно сдерживаемого напряжения у него стали привычно седеть волосы. То один, то другой свертывался, как еще зеленый листок, тронутый внезапным жестким морозом, и тревожил соседние. Потом он чуть распрямлялся, укладываясь в пряди, и опять шевелил соседние.
От поймы донесся шум автомобильных моторов, натужные крики солдат, и командарм понял, что артиллеристы начали форсирование поймы.
Далеко впереди светлыми мотыльками вспыхивали разрывы зенитных снарядов,
Все шло по плану, хотя многое не нравилось командарму. Когда ему доложили, что танки вышли на рубеж непаханного поля, что разведчики захватили пленных и они подтвердили свое «французское происхождение», а также наличие эсэсовской танковой дивизии, которая по расчету времени должна прибыть на исходные для атаки позиции через час-полтора, командарм поднялся и попросил связиста вызвать командующего фронтом.
Его соединили довольно быстро, уже в тот момент, когда новые партии самолетов вывесили в небе САБы, или «люстры» — осветительные бомбы, и тени от их резкого желтоватого света поплыли в узкой прорези амбразуры. Командарм коротко доложил:
— Дополнительные сведения разведчиков заставили ускорить операцию, дальше все прошло по плану. Сейчас выдвигается танковая дивизия. Полагаю, что дальнейшее развитие успеха в глубину преждевременно.
— Почему?
— Пока прошли практически без потерь или почти без потерь. Встречный бой с танкистами заставит втянуть резервы. А ведь плацдарм занят.
— Тем более. Надо двигаться дальше…
— Танкам негде развернуться — кругом леса и болота. Думается, на будущее пригодится…
— Не понимаю, почему на будущее, если боишься сегодня.
— Я-то не боюсь. Но пусть он думает, что мы струсили. Пусть считает, что все резервы выплеснули. А когда он нас начнет спихивать, тут мы его еще и обескровим.
Командующий фронтом долго молчал, видимо рассматривая карту, потом вздохнул:
— Слушай, а ты не стареешь?
— Вот те на!.. — притворно удивился командарм. — Я ж эту авантюру затеял. Так что ж, и затея, выходит, от старости?
Командующий фронтом невесело рассмеялся:
— Ты вывернешься… — Опять подумал и недовольно закончил: — Ладно, будем экономить силы.
Командарм медленно протягивал трубку связисту, но внезапно опять прижал ее к уху.
— Третьего! Срочно! — Подождал, пока соединили, и приказал: — Разведку боем отменяю. Передай соседям. Закрепиться! Выдвигай пехоту и саперов. Мины — прежде всего. — Он отдал трубку и, выходя из дзота, коротко приказал: — Машину! Лебедев, со мной!
16
Танки шли ходко, маневрируя между дубов. Передовой танк заметил отсветы горящих машин, мельтешащие фигурки, и командир приказал «сунуть» туда пару осколочных — артиллерия уже перенесла огонь и без толку крушила теперь черемуховый и птичий разнолесок.
В зеленовато-сизой темноте детали не различались, и механики вели машины, ориентируясь по следам впереди прошедших машин: боялись мин. А если прошел один танк, так по его следу пройдут и другие.
Метрах в пятистах от опушки дубравы механик головной машины дал газ, и десант дернулся. Когда командир орудия выстрелил, гул от выстрела больно ударил по нервам, кое-кто из молодых, прибывших с последним пополнением, приник к вздрагивающей броне и ощутил, как бешено колотится сердце и сохнут губы. Командир выстрелил вторично,
и стало совсем плохо, потому что издалека над машиной пронеслась гудящая стремительная болванка, роняя искрящуюся трассу. И в это время рядом с машиной, прерывая все звуки боя, раздался необыкновенно высокий, наполненный смертной тоской человеческий крик.Какой-то парнишка из пополнения потерял контроль над собой и, спрыгнув с брони, метнулся было назад, но споткнулся о распластанное на земле тело, упал, перевернулся и с ужасом уставился на мертвеца. Но мертвец дергал ногой и медленно поворачивал голову. На его губах пузырилась розовато-желтая от дальних САБов пена, и сами САБы играли в каждом пузырьке. Играли и пропадали.
Это показалось парнишке очень страшным. Увидев, что прямо на него движется тяжелая серая громада танка, он вскочил и истошно заорал:
— Стой! Стой! Стой!
Механик, конечно, не слышал его голоса, но увидел мечущуюся фигурку, а тут еще десант заколотил прикладами по броне. Механик сбросил газ, танк резко встал.
И тут — впереди, с боков и сзади — на танках стали вспыхивать фары. Механик тоже включил свет и только тогда увидел за парнишкой распластанное тело. Он пробормотал: «В такой темени и в самом деле своих подавишь», поработал фрикционами и вывернул машину в сторону от лежащего тела.
Парнишка стоял возле Андрея Матюхина и не знал, что делать. Он впервые попал в бой, да еще в ночной, да еще в десанте, и растерялся. Постепенно мальчишеская жалость пересилила страх, парнишка припомнил, чему его учили в запасном полку. Он расстелил плащ-палатку, осторожно подвинул на нее раненого и отволок за ствол дуба. Мимо проходили танки, и он прыгал возле них, кричал:
— Раненый тут! Раненый!
Но машины проходили мимо, и он, опять-таки еще по-мальчишески, не мог понять, как же это так: лежит раненый солдат, а люди проезжают и никто не остановится, никто не спрыгнет на помощь. Это же противоестественно!
И, распаляясь от явной, страшной по его понятиям несправедливости и жестокости, он все яростнее бросался на машины, а они уходили и уходили в темноту, туда, где рвались снаряды артиллерийского вала, где полосовали открытые пространства парные лучи фар.
Вдруг из-за тяжелых машин вынырнул юркий «виллис» и, чуть не наехав на паренька, резко остановился.
— Чего мечешься? Опупел со страха?! — заорал шофер.
Паренек уже пришел в себя, уже внутренне восстал против всего того противоестественного, чего он не видел в кино и о чем не читал в книгах, и заорал — исступленно, и потому визгливо:
— Раненый тут! Понимаешь, дурак? Раненый!
— Ну и что, что раненый?! — взорвался шофер. — Сзади санитары! Подойдут! А ты вперед шагай… пока не шлепнули.
Что-то опять свершилось в пареньке. Он вспомнил приказ о том, что самовольное сопровождение раненых запрещено, и, растерявшись, отступил в сторону.
— Подожди, — вдруг сказал офицер, что сидел рядом с шофером. — Из какой части?
— Я? Из отдельной разведроты. А раненого здесь нашел. Его наш танк чуть не переехал… Я оттащил.
Офицер выскочил из машины, нагнулся над раненым, осмотрел и покачал головой.
— Тяжелый… Надо немедленно…
— Товарищ генерал-майор! Там у переправы ПМП [4] развертывается, — подсказал шофер.
4
Передовой медицинский пункт.