Одни сутки войны (сборник)
Шрифт:
Воздушные разведчики с затаенной гордостью разложили перед подполковником довольно четкие фотографии. К стыду своему, Лебедев не слишком уверенно разбирался в смутных тенях и штрихах, из которых складывалась оборона противника. Воздушные разведчики знали, что общевойсковые командиры еще не привыкли работать с фотодокументами, потому несколько снисходительно растолковывали, «поднимали» значение пятнышек и теней; дешифровальщик оказался опытным, как бы наделенным внутренним, поэтическим видением, и оборона врага раскрывалась глубоко и полно.
Увлеченный тонкой, образной работой дешифровальщика, Лебедев быстро схватывал не только
И как истый штабной офицер-разведчик, Лебедев, сам того не замечая, шел гораздо дальше, потому что в его мозгу уже сложилась и жила подлинная картина передовой. Она постоянно накладывалась на снимки, и Лебедев поначалу не слишком уверенно, а потом все убежденнее отмечал:
— Здесь тоже должен быть дот.
И дешифровальщик, красивый парень, с острыми усталыми глазами, поглядывая на своих начальников, пожимал плечами и снисходительно отвечал:
— Возможно, но мы не обнаружили.
— Посмотрите как следует. Я в этой чертовщине еще не разбираюсь, но дот должен быть.
И он находился. Артистически замаскированный, намертво слившийся с местностью. Увлекаясь, Лебедев внутренним зрением видел то, что не могли увидеть авиационные офицеры. Они все чаще и чаще переглядывались, через лупы всматривались в фотоснимки: объекты, которые требовал от них Лебедев, не находились.
— Пустой номер, — махнул рукой майор-летчик.
— Должны быть, — убежденно говорил Лебедев. — Должны!
Он верил, что именно здесь, на этом вот склоне, должен располагаться наблюдательный пункт противника, а в устье лощины — дзот, или, как говорил подполковник, «узелок» сопротивления: лощина должна быть перекрыта огнем. Лебедев говорил убежденно, и эта убежденность смущала авиаторов. И напрасно.
Подполковник Лебедев знал то, чего не знали воздушные разведчики: принцип организации наземной обороны противника, его привычки и даже наиболее характерные ошибки. Лебедев знал врага в деталях и тонкостях и, мысля за него, ясно представлял, как и что возведет противник.
В какое-то мгновение Лебедев почувствовал, что ему не верят, смотрят на него как на обыкновенного выскочку, и на секунду обиделся. Потом попросил:
— Этот район вы, вероятно, снимали не раз, дайте другие снимки. Хорошо бы утренние, сделанные при солнечной погоде, и вечерние: многое прояснят тени.
Нехотя, словно показывая, что это их последняя уступка въедливому подполковнику, один из младших офицеров пошел за снимками и скоро вывалил их на стол целый ворох. Лебедев и дешифровальщик, которого заинтересовал ход рассуждений подполковника, копались в них и постепенно находили то, чего никогда не видел Лебедев, но в чем был уверен. Молчаливый майор-авиатор, искоса поглядывая на Лебедева, который, отбирая снимки, делал пометки на карте, спросил:
— Вы умеете платить долги?
— Какие долги? — удивился Лебедев.
— Обыкновенные. Мы потратили на вас часа три. Оторвались от основной работы. Могли бы и вы уделить нам несколько часов?
— Если
требуется…— Требуется! Нужно прочитать несколько лекций и провести практические занятия с нашими офицерами. Мы ведь на все смотрим… свысока. Вы — с самого низа. Мы знаем, как ведет себя воздушный противник, а вы — на земле. А работаем-то мы на вас. Значит, нам нужны еще и ваши знания, ваши методы обнаружения противника. Понятно?.. Человек вы дотошный и мыслящий. Сможете?
— Смогу, — сказал смущенный Лебедев. — Только вы официально обратитесь к моему начальству.
— Само собой.
Подполковник уезжал от летчиков с кучей фотоснимков и уверенностью, что дневной поиск не такое уж невероятное дело — обнаруживались подходящие места.
5
Рано утром подполковника Лебедева вызвал командующий армией. Начальник разведки полковник Петров несколько удивился вызову: он лично и совсем недавно докладывал командарму обстановку. Значит, дело не столько в разведданных, сколько в самом Лебедеве. И это настораживало. Отправляясь к командарму, подполковник перехватил испытующий взгляд Петрова.
«Неужели старик ревнует? — подумал Лебедев. — Столько времени знаем друг друга, и вдруг…»
Командарм встретил Лебедева суховато и прежде всего осведомился, каким образом он попал к авиаторам.
— Что-то раньше я у вас такой прыти не замечал.
— Товарищ генерал, мы готовим дневной поиск, и я попытался использовать и этот резерв сведений.
— Ну и каков же этот резерв?
— Я убедился, что мы не всегда по достоинству ценили материалы авиаразведки. Они очень перспективны.
— Мне хочется отметить, что вы недооцениваете и показания радиоразведки.
— Возможно…
— А между тем она доносит, что почерки радистов противолежащих соединений резко изменились.
— Это нам известно. Но это вовсе не значит…
— Да, не значит… Авиаторы прислали заявку — просят вас прочесть им несколько… лекций. Чем вы их заинтересовали?
— Взаимный интерес.
— Конкретнее.
— Особенности практики противника на этом этапе войны. Особенности обороны. Характерные признаки визуального обнаружения противника. Словом, они нам свои премудрости, мы им — свои.
— Скажите, Лебедев, вы действительно увидели у летчиков нечто такое, что помогает вам? Может быть, это поможет и другим штабным офицерам? Как вы думаете?
— Думаю… что, например, артиллеристам…
— Вот. — Командарм резко повернулся. — Вот в этом все дело! Почему вы не доложили свои выводы о пользе взаимообучения наземных и летных офицеров? Почему вы думали только о себе, о своем отделе?
— Я… не знаю. Просто… мне казалось…
— Вот за этим я вас и вызвал, подполковник. На данном этапе нам нужна четкая координация действия всех видов разведки. Всех! А мы работаем вразнобой, каждый на себя. При таком положении я и начальник штаба можем физически не поспеть за событиями — слишком много данных приходится анализировать. Когда-то вы нащупали добрый контакт с контрразведкой, теперь с авиаразведкой — правильный контакт, нужный контакт и в нужном направлении! — и забыли о главном. Как бы ни был важен ваш отдел, вы лично, я лично — все мы сила, если работаем вместе — каждый на своем участке, но все вместе. Нужен работающий штаб! Понимаете? Не единицы, не отделы даже, а весь штаб. Вы понимаете, о чем я говорю?..