Одно сплошное Карузо (сборник)

О, многообразие человеческих подмышек и ротовых полостей! Наплывами к их ароматам вдруг примешивались, а то и полностью подавляли запахи пудры, или хорошо прокопченных лещей, или выделанных до резиновой гибкости кож, или горячей пены консервированного пива. Повсюду, как в романах пишут, слышались голоса торговцев. «Изделия Сирии!» – зазывали они. «Турция!», «Ливанские товары!», «Китай!», «Индия!»

Я представил себе, как, покачиваясь, идут караваны верблюдов к границам еще вчера закрытой идеологической супердержавы. Москвы не узнать!

Ровно год прошел со времени моего последнего приезда летом 1991 года. В торговом отношении город представлял тогда картину полного убожества, последние, вялые уже, конвульсии социалистической, «выдавательной» системы. Только в этом году, после семидесяти пяти лет «давания», когда государство «давало» гражданам кое-чего пожевать и прикрыть срам, давало то лучше, то хуже, а потом все хуже и хуже до полной мизерности, впервые после трех четвертей века распределения «от каждого по способностям, каждому по труду», город начал торговать.

Иные скажут: «Ах, это уродливо!» Разумеется, это уродливо, но как это может быть не уродливо после стольких лет рысканья за «дефицитом» на фоне всеобщей нищеты. Впрочем, так ли уж уродливо? Базар есть базар, и для того, кто любит базар, он не уродлив. Я люблю. На базарах веселее, чем в вылизанных до последней соринки торговых аркадах богатых стран. За два года до нынешних походов, летом 1990 года я объездил на машине пять бывших социалистических стран Восточной Европы и везде видел то же самое. Коробейники сидели и в Берлине на Александр-плац, и на ничейной земле между западной и восточной частями города, и в Варшаве, на аллеях Ерозолимских, и в Будапеште, на набережной Дуная, и на венгерско-югославской границе. Теперь настала очередь главного бастиона социализма открыть ворота для верблюжьих караванов. Утопия кончилась. Как после тифа, человек постепенно возвращается к своему естеству, к торговле.

Между прочим, где это и когда было за семьдесят пять лет – ну, исключая жалкой предпятилеточной пятилетки НЭПа, – чтобы советский человек, не выходя из одного городского квартала, мог почистить зубы хорошей международной пастой, побриться с помощью международных кремов и лезвий, тут же выпить международного пива из банки и тут же закусить первоклассным отечественным (наконец-то) вяленым лещом, ну а затем, освежившись вот таким образом, обуться в мягкие копыта международной молодежи, сиречь кроссовки, натянуть на телеса майку с международными надписями, засунуть в уши тампоны международной рок-системы, причесать шевелюру щеткой «ёж» и сразу же водрузить на макушку кепчонку «Доджерс», ну и в завершение купить для ребенка международную куколку Барби?

Да где же взять деньги на все эти роскошества, скажете вы, и попадете в самую точку. Деньги, только лишь деньги нужны для того, чтобы чувствовать себя среди всеобщего этого торга как рыба в воде. Как все упростилось! Не нужно ни бесконечных отупляющих очередей для обладания всеми этими соблазнительными штучками, которых раньше ни за какие деньги нельзя было достать. Ненужные никому «деревянные рубли» вдруг стали всем нужны. Оказалось, что на них можно покупать. Вопрос только в том, как их достать в достаточном количестве. Вот Америку открыл, скажете вы, однако и в этом прозвучит весьма серьезная новизна: еще год назад ценность денег была под вопросом.

Вдруг в толпе я увидел знакомое лицо. Не кто иной, как Эльдар Рязанов плыл среди перечисленных выше сокровищ в творческих раздумьях. Мы обнялись, и нас тут же стала снимать на пленку какая-то бродячая телевизионная группа. В Москве сейчас только ленивый не снимается для телевидения. Из не-ленивых один торговец, пользуясь телевизионным оком, обратился с вопросом к всеобщему любимцу: «А все-таки, господин Рязанов, куда же смотрит мэрия? Посмотрите, какая грязь на Столешниковом! Почему нам не создают элементарных человеческих условий? Ждем вашей помощи».

Торговая Москва, однако, в этих же самых кварталах, кроме пахучего развала базара, предлагала и мир безмикробной чистоты, некий мираж своего капиталистического будущего. Прямо через дорогу, на другой стороне Петровки, располагался реставрированный Петровский пассаж, где всевозможные фирмы, как зарубежные, так и отечественные, предлагали в элегантных павильонах всевозможные первоклассные товары как за валюту, так и за рубли в фантастических ценах.

Еще недавно этот некогда блестящий дореволюционный торговый двор являл собой полный маразм и тлен, сейчас все было реставрировано с таким совершенством, которого, может быть, и не видел оригинал. Москвичи со значением говорят: «Это турки тут работали!» В связи с этими турками мне вспомнился эпизод из классической журналистики. В 1829 году Пушкин в качестве военного корреспондента сопровождал экспедицию графа Паскевича и написал «Путешествие в Арзрум», то есть в первый и единственный зарубежный город, который ему удалось посетить в течение жизни. Там он зашел в местную лавку и был поражен ее скудностью. Где же пресловутая восточная роскошь, воскликнул он. Да у нас, в Европе, возьми хоть Псковскую губернию, любая сельская лавочка предложит вам столько всего, что турку и не снилось! Далее он со знанием дела предлагает список товаров, которые можно найти «у нас, в Европе, в Псковской губернии».

Нынче, похоже, мы поменялись местами, и турки стали для нас представителями просвещенной и богатой западной цивилизации. Ей-ей, неплохой урок для «гордого внука славян», как ни сваливай вину на импортированную идеологию. Урок и ориентир, сказал бы я, давайте же, господа, подравниваться для начала под Турцию.

Всё те же или другие?

Снова вокруг стали много говорить о КГБ, то есть о той конторе, что утратила две свои первые буквы КГ и прибавила всего лишь одну из своего же прежнего обихода, М [331] , таким образом дав досужим россиянам возможность предполагать, что это уже не государственная безопасность, а просто безопасность как таковая, то есть отсутствие опасности.

331

Министерство безопасности РФ было создано в январе 1992 г., в декабре 1993-го было преобразовано в Федеральную службу контрразведки РФ.

Прежняя аббревиатура, особенно в английском произношении, кей-джи-би, была известна всему миру, вложив немалую лепту в бизнес шпионской литературы во главе с Иеном Флемингом и Джоном ле Карре. Все прежние имена «вооруженного отряда партии», то есть Чека, ГПУ, НКВД и даже МГБ, американскому читателю – знаю по собственному опыту – надо объяснять, в то время как КГБ вызывает у каждого в общем-то довольно приятную реакцию немедленного узнавания, только уже потом сопровождаемую саркастически-брезгливой гримасой: о-у!

Нынешнему МБ, очевидно, долго не удастся избавиться от ассоциации с КГБ, если оно, конечно, не вознамерится вытащить из истории другие наименования, вроде Третьего отделения, секретной жандармерии или Охраны, которые при всем своем неблагозвучии для интеллигентного уха все-таки во сто крат лучше коммунистических жупелов.

Что же говорят нынче об «органах» в американской и русской прессе? Ну, во-первых, то, что они не только не уменьшились со времени крушения своего козлобородого кумира, но даже увеличились. Во-вторых, говорят, что и в кадровом отношении они мало изменились: все те же, мол, там сидят андроповские генералы, кувшинные рыла, все те же оперативники, специалисты по шельмованию как простого народа, так и интеллигенции. И, в-третьих, говорят о самом важном моменте в деятельности этих служб: как были, де, они «государством в государстве», так и остались, и никому до сей поры так и неизвестно, чем они на самом деле занимаются и не занимаются ли они по-прежнему своим любимым тайным ремеслом, сбором материала на представителей освобожденного народа, а то и на весь народ.

Признавая обоснованность этих опасений и подозрений, я не могу в то же время не обратить внимания на одно немаловажное обстоятельство. В «Новом русском слове» [332] недавно было напечатано интервью с бывшим генералом КГБ Стерлиговым. Оказывается, он тоже чрезвычайно недоволен современным МБ: и разбухли непомерно, и прежние методы слежки применяют. Это вселяет надежду на то, что нынешние органы все-таки в каком-то смысле мешают своему прежнему высокопоставленному сотруднику, который нынче вышел на самый верх в национал-большевистской, или, так скажем, фашистско-патриотической иерархии. В каком-то смысле, стало быть, такие одиозные фигуры, как Стерлигов, этим летом по телевизору недвусмысленно заявлявший о своем скором приходе к власти и о начале энергичных расправ, встречают в лице нынешних органов определенное препятствие.

332

Эмигрантская газета, издававшаяся в Нью-Йорке до 2010 г.