Одного поля ягода

— Мистер Хэдстон, я благодарю вас со всей искренностью, я благодарю вас со всей признательностью и надеюсь, что вы скоро найдете себе достойную жену и будете счастливы с ней. А я должна сказать — нет.

— Может быть, вам надо время на раздумье — неделю, несколько дней? спросил он сдавленным голосом.

— Нет, не надо.

— Это окончательное решение? И нет надежды, что вы измените его в мою пользу?

— Это решение окончательное, мистер Хэдстон, и я вынуждена сказать вам, что не изменю его.

— Тогда… — голос у Брэдли сразу окреп, и, круто повернувшись к ней, он с такой силой ударил кулаком по камню, что до крови содрал кожу на суставах, — тогда дай-то бог, чтобы я не убил его!

Злоба и ненависть, которые слышались в этих словах, сорвавшихся с его посиневших губ, окровавленная рука, которую он сжимал, точно в ней был нож, нанесший смертельный удар, — все это так напугало Лиззи, что она повернулась и бросилась бежать. Но он удержал ее.

— Мистер Хэдстон, пустите меня! Мистер Хэдстон, я буду звать на помощь!

— Это мне надо звать на помощь! — сказал он. — Если бы вы только знали, как я в ней нуждаюсь!

Чуть не закричав, она отшатнулась от этого искаженного судорогой лица и, не зная, что делать, стала искать глазами брата. Но прошла секунда, и лицо Брэдли застыло, точно на него легла печать смерти.

— Вот! Видите, я овладел собой. Выслушайте меня!

Она вспомнила, что всю жизнь ей приходилось надеяться только на самое себя, вспомнила, что не обязана отчитываться перед этим человеком в своих поступках, и, с достоинством отведя его руку, смело взглянула ему в лицо. Он словно впервые увидел, как она красива. Глаза его померкли — взгляд этой девушки отнял весь их свет и взял его себе.

— Теперь по крайней мере я ничего не оставлю недосказанным, продолжал он, сложив руки на груди, чтобы не взмахнуть ими в порыве отчаяния. — Теперь, после этого разговора, я по крайней мере не буду мучиться, что упустил возможность высказать все до конца. Мистер Юджин Рэйберн.

— Так это он причина вашей необузданной ярости? — с негодованием воскликнула Лиззи Хэксем.

Брэдли закусил губы, посмотрел ей в лицо и не ответил ни слова.

— Так вы угрожали мистеру Рэйберну? Он снова закусил губы, посмотрел ей в лицо и не ответил ни слова.

— Вы просили выслушать вас, а теперь не хотите говорить! Пустите меня, я пойду поищу брата.

— Стойте! Я никому не угрожал.

Взгляд Лиззи упал на его окровавленную руку. Он поднял ее ко рту, вытер о рукав и снова положил на грудь, повторив:

— Мистер Юджин Рэйберн.

— Зачем вы твердите это имя, мистер Хэдстон?

— Затем! что в нем заключено то немногое, что осталось недосказанным. Заметьте! Я никому не угрожаю! Если вы услышите в моих словах угрозу, остановите меня, поставьте мне это в вину. Мистер Юджин Рэйберн.

В том, как он произносил это имя, чувствовалась такая угроза, страшнее которой не могло и быть.

— Он преследует вас. Вы принимаете его услуги. И его вы слушаете охотно. Мне это известно не хуже, чем ему.

— Мистер Рэйберн очень внимательно и душевно отнесся ко мне после смерти моего несчастного отца, — гордо проговорила Лиззи, — и проявит большую заботу о его памяти.

— Ну, разумеется! Мистер Юджин Рэйберн человек очень заботливый и душевный!

— К вам-то, по-моему, он не имеет никакого касательства, — сказала Лиззи, не в силах сдержать негодование.

— Нет, имеет. Тут вы ошибаетесь. Он имеет ко мне прямое касательство.

— Какое?

— Хотя бы как соперник, — ответил Брэдли.

— Мистер Хэдстон! — воскликнула Лиззи, вся вспыхнув. — С вашей стороны низко так говорить со мной. Но я воспользуюсь этим и скажу, что вы мне не нравитесь, что вы мне сразу не понравились, с первой нашей встречи, и никто, ни один человек в мире не виноват в том, как я к вам отношусь.

Его голова упала на грудь, точно придавленная тяжестью, но не прошло и секунды, как он снова взглянул Лиззи в лицо и провел языком по губам.

— Я говорю вам то немногое, что осталось недосказанным. Я знал о существовании мистера Юджина Рэйберна с тех самых пор, как вы приковали меня к себе. Знал, — и тщетно старался побороть свое чувство к вам. Это ничего не меняло. Полный мыслей о мистере Юджине Рэйберне, я жил все это время. Полный мыслей о мистере Юджине Рэйберне, я говорил с вами сегодня, и, полный мыслей о мистере Юджине Рэйберне, убедился, что мной пренебрегают, что меня отвергли.

— Если вам угодно именно так понимать мою благодарность и мой отказ от вашего предложения, то я тут не виновата, мистер Хэдстон, — сказала Лиззи, чувствуя жалость к этому человеку, мучительно боровшемуся с самим собой, — жалость, быть может, не меньшую, чем отвращение и страх.

— Я ни на что не сетую, — продолжал он, — а просто говорю вам, как обстоит дело. Меня тянуло к вам вопреки чувству собственного достоинства, вопреки тому, что существует мистер Юджин Рэйберн. Вы понимаете, как я низко пал теперь в собственных глазах?

Ее обида и гнев не утихли, но она не давала им воли, видя его муки и помня, что он друг ее брата.

— И теперь мое чувство собственного достоинства брошено ему под ноги. — Брэдли рывком развел руки, скрещенные на груди, и яростно показал вниз, на камни мостовой. — Запомните! Оно брошено под ноги этому человеку, и он торжествует, топча его.

— Неправда! — воскликнула Лиззи.

— Нет, это правда! — сказал Брэдли. — Я столкнулся с ним лицом к лицу, и он растоптал меня в грязи своего презрения. Почему? Потому, что он знал, что мне будет уготовано сегодня, и торжествовал заранее!

— Мистер Хэдстон, вы как в бреду!

— Нет, я спокоен. Я отдаю себе полный отчет в своих словах. Теперь сказано все. Запомните, у меня не вырвалось ни единой угрозы. Я только объяснил вам, как обстоит дело… как обстоит дело сегодня, сейчас.

В эту минуту невдалеке появился ее брат. Она кинулась к нему, ухватилась за него. Брэдли подошел к мальчику с другой стороны и положил свою тяжелую руку ему на плечо.

— Чарли Хэксем, я ухожу. Я пойду один и запрусь у себя в комнате. Говорить со мной сегодня не надо. Выжди полчаса после моего ухода, дай мне побыть одному. Увидимся мы завтра. Утром я приду в школу как обычно.

Сжав руки, он вскрикнул не своим голосом и зашагал прочь. Брат и сестра стояли теперь одни под фонарем на пустынном кладбище. В упор поглядев на Лиззи, мальчик потемнел в лице, нахмурился и грубо сказал:

— Как это понять? Что ты сделала с моим лучшим другом? Признавайся немедленно!