Одноклассники smerti

В общем, карьера задалась. Даже в кризис девяносто восьмого года, когда рынок жилья мигом затух, молодая, но способная риелторша без работы не осталась. На самом деле тогда одни менеджеры, кому зарплату срезали, обнищали. И честные фермеры. А по-настоящему серьезных бизнюков дефолт не смутил — деньги они хранили в твердой валюте, в погоревших банках сбережения не держали. И она дико радовались, что на сдувшемся рынке «Патрики» можно за полцены брать.

А сейчас, десять лет спустя после того, как выпрашивала у родителей деньги на выпускные туфли со шпилькой и бисером, у нее есть и собственный коттедж, и классная тачка, и, что куда важнее, динамичное, с достойной репутацией собственное агентство недвижимости.

И плюс и молодость в наличии, и глаз, несмотря на все переработки, горит. И за фигурой и лицом (тоже, между прочим, инвестиция) она следит тщательно — как ни загружена, а занятий в спортивном клубе не пропускает, и на СПА захаживает, и на массажи. Самое время замуж! За достойного человека, а за кого еще с такими данными?!

…Ира вышла во двор. Улыбнулась беззаботному летнему солнцу. Ласково коснулась шильдика любимой «бэхи». Полюбовалась самолично взращенной клумбой. И вернулась в дом. Теперь не спеша можно выпить еще одну чашечку кофе, потом поваляться в джакузи (бассейна она, в отличие от соседей-пижонов, заводить не стала — слишком дорого, и забодаешься каждую неделю воду менять), одеться-накраситься — и на работу.

Но едва расположилась с кофейком — в этот раз уже не на террасе, а на мягком диване в чилл-ауте, — зазвонил один из трех ее мобильников. Самый важный — личный . Его номер знали лишь самые близкие — Ира его даже родителям не дала.

Она взглянула на определитель. Ух ты! Надька. Одноклассница. Чуть ли не единственная из прежней жизни, кого не смущает ее новый modus vivendi. Удивительно ненапряжная девка. Умненькая. Незлая. И никогда, в отличие от миллиона окружавших Ирину халявщиков, ничего не просит. Хотя сама, ха-ха, в библиотеке служит, на копеечной, ясное дело, зарплате.

Ира с ней не то чтобы дружила, но покровительствовала ей. Еще с того дня, когда зимой Надюха об лед головой грохнулась и пришлось ей кровотечение останавливать, а потом в травмпункт везти. Не зря ведь говорят, что мы любим тех, кого спасаем. А Ира Надюху тогда и правда спасла. Дядька травматолог сказал, что, если б башку не зашили вовремя, могло воспаление мозга начаться. А Надька про свои мозги, хотя и была почти без сознания, услышала. Видно, они ей были дороги, потому что, когда через недельку она оклемалась, решила Ирину отблагодарить. Могла бы банальными конфетками отделаться. Мартишкой или там диоровской тушью — но не такова оказалась. Забацала в честь своего спасения шикарнейший торт, «Пьяная вишня в шоколаде», кажется, назывался.

Ире много чего разного дарили. Но чтобы кто-то своими руками для нее торт испек — такого еще никогда не бывало. Ну она и впечатлилась — настолько, что подпустила Надьку к себе.

Весь остаток школы вместе протусовались. Да и сейчас иногда общаются, кофеек вместе пьют. И каждый раз Ишутина наполовину в шутку, наполовину всерьез зазывает Надюху к себе кухаркой. А чтобы та не обиделась, называет будущую должность подруги «личный повар — консультант по питанию». Сулит полную свободу и немалые деньги, но Надя неизменно и твердо отказывается.

Вот и сейчас, нажав на прием, Ира с шутливым придыханием произнесла:

— Надюха! Две тыщи даю! Прошу заметить: евро! Машину с водителем. И свободный график. Решайся!

Но вместо веселого же ответа в трубке раздался вздох:

— Ох, Иришка. Ты, наверно, еще не знаешь… Наш Степка-то… Ивасюхин… — Митрофанова всхлипнула.

— Что — Степка? — выдохнула Ира.

— Он, оказывается, убийца, — тихо произнесла Надежда.

И солнечный день сразу померк, тюльпаны на клумбе увяли, а кофе в чашке показался горьким.

Двумя часами ранее. Надя

Хамы они, эти мужики. И самый хамский из них хам — Полуянов.

Еще в загс ее не позвал, а держит себя как супруг. Матерый, с немалым стажем семейной жизни. По-хозяйски швыряет в коридоре кроссовки — хотя для обуви на вполне видном месте есть специальная полочка. И грязные футболки в стиральную машину закладывает без малейшего сомнения, что она, машина, сама засыплет в себя порошок, включится, отработает, а потом каким-то волшебным образом постиранное еще и высушит, и отгладит.

А вчера вечером он особенно обнаглел. Ни слова тебе о том, как день прошел. Молча, без единого комплимента слопал ужин (просьба заметить, не дежурные сосиски, а свинину, тушенную в клюквенном соусе). Сухо произнес: «Спасибо». И вместо вечерней беседы или хотя бы законного вопроса: «Как у тебя, Надюшка, дела?» — сычом уткнулся в свой лэп-топ.

Понятно, конечно, что на дорогах страшные пробки и новая статья его захватила. С Димой подобные «уходы в себя» и раньше случались, он даже сам Наде говорил, что у него такая особенность, мол, не обижайся. Но сейчас-то он не про очередных рейдеров пишет, которые ей до лампочки, а про ее одноклассницу! Вполне мог бы хоть в двух словах рассказать, как работа над статьей продвигается!

Но настаивать Надя, конечно, не стала. Молча вымыла грязную после ужина посуду. Завалилась в одиночку на диван и в сто сорок четвертый раз посмотрела по ди-ви-ди бессмертную «Красотку» с Джулией Робертс, причем звук включила на максимум, самой по ушам било, зато у Димы с его ноутбуком наверняка кайф обломался. А ровно в одиннадцать, опять же в гордом одиночестве, ушла спать. Не надеется же Полуянов, что она будет его караулить и подавать по первому свистку ледяное пиво или горячий чай?..

Спалось ей, правда, плохо. Нельзя идти в постель, когда голова полна мыслей и самоукоров. Валялась, наверно, час без сна. И все думала: зачем нагородила огород? Для чего сподвигла любимого на это расследование?! Почему сама Димке все не рассказала? Даже когда уснула — и то где-то в глубине подсознания вертелось: «Зря я все это затеяла! Зря Полуянова в эту историю втянула. И особенно плохо то, что он обо всем узнает не от меня…»

Поэтому и проснулась в обычные семь не в духе и с мигренью.

Дима, захватив семь восьмых кровати, сладко почивал. Надя осторожно выбралась из-под его ноги, по-хозяйски перекинутой через ее бедро, и пошлепала на кухню. По пути сунула нос в гостиную, где вчера явно до глубокой ночи заседал перед компьютером сердечный друг. Глаз да глаз за ним нужен, потому что Полуянов почти всегда к своему лэп-топу и соленые орешки тащит, и яблоки, и даже крупно резанную колбасу. Не доедает — а потом по всей квартире муравьи и вонь.

Но сегодня никакой провизии возле компьютера не оказалось. Зато прямо поверх закрытой крышки возлежал Димин блокнот. Среднего размера, в рыжей картонной обложке, на пружинке. Полуянов себе такие оптом покупал, по тридцать штук в упаковке. И обычно тратил по блокноту на каждое расследование. Заносил туда и телефоны, и конспекты интервью (одному диктофону он не доверял), и мысли по теме. Называл блокноты своим «бесценным архивом» и их, даже десятилетней давности, выбрасывать запрещал — Надя еле добилась, чтоб он позволил хотя бы на балкон «архив» вынести.