Одноклассники smerti

«Ну, ты-то у нас в Швейцарии лечишься», — злобно подумала Митрофанова. И робко улыбнулась Сладковой:

— Просто у меня состояние тяжелое, нужен полный покой… вот отдельно и положили.

— А чего с тобой случилось? — равнодушно поинтересовалась бывшая отличница. И пошутила: — Неужели ранний климакс?!

— Нет, — не стала язвить в ответ Надя. И объяснила: — Несчастный случай. У меня в квартире газ взорвался.

Она внимательно уставилась на Сладкову — вдруг та чем-нибудь себя выдаст?

Однако Людка держалась прекрасно. Лишь пожала плечами и презрительно произнесла:

— На плите, наверно, столетней давности готовишь. И тягу не проверяешь.

Она устроила взрыв? Не она?

Надя вздохнула и обратилась к бывшей отличнице:

— Давай сумку. Садись.

Указала на стул подле своей кровати и протянула руку за Людкиной сумкой.

Вот оно — самое слабое звено мужского плана.

Надя, женщина , прекрасно знала: свою сумочку девушка без особой нужды в чужие руки не отдаст и вдали от себя не бросит. Потому как там — множество вещей, кои могут понадобиться в любой момент: зеркальце, и помада, и телефон, плюс от неловкого чужого движения вылететь из сумки может все, что угодно, — от невинного презерватива в упаковке до — о ужас! — использованной прокладки.

Что ж. Придется играть.

— Ох… — потрясенно выдохнула Надя, будто только что рассмотрела сумочку. — Это у тебя что… настоящая «Баленсиага»?

— Ты чего, Митрофанова? — возмутилась Сладкова. — Я тебе не студентка с таким отстоем ходить!

Сама Надежда, чья единственная приличная сумка как раз была от «Баленсиаги», — чуть не поперхнулась.

— Не видишь, что ли: «Вюитон». — Сладкова назидательно ткнула пальцем в лейбл. И милостиво протянула сумку Наде.

Митрофанова трепетно приняла поклажу. Робко сказала:

— Лейбл-то совсем маленький… А я думала… «Вюитон» — это когда повсюду значки… Ну, знаешь, такие, с завитушками!

— Это когда у негров покупаешь, по десять долларов за штуку. Где-нибудь на площади Сан-Марко. (Это в Венеции.) А настоящий «Вюитон» в навязчивой рекламе не нуждается, — снисходительно просветила ее Сладкова. — Кто понимает, и без нашлепок отличит, где настоящая вещь. Наоборот, чем дороже, тем лейбл меньше. Фирма считает, что вместо этикетки качество должно само за себя говорить.

«Болтай, болтай! Не останавливайся!» — взмолилась про себя Надя.

И приподняла роскошную сумку повыше. Вроде хочет в последних лучах заходящего солнца ее как следует рассмотреть.

Восхищенно выдохнула:

— Да-а! Классно сделано!.. Строчки ровнехонькие, стежок к стежку, и замок — будто золотой!..

— А он золотой и есть, — хмыкнула Людмила. — Не отличаешь, что ли, позолоту от цельного слитка?..

Ей Надины восторги явно льстили.

— Я ее пока поставлю на окно? — неожиданно сменила тему Митрофанова. — Чего на коленях держать? Тем более мы с тобой чай будем пить, я сейчас заварю, у меня и чайник есть, и заварка, и конфеты…

«Сейчас скажет: «Нет». И все пропало».

Но Люда, к счастью, подвоха не заподозрила. Снисходительно ухмыльнулась:

— Ого, какой теперь в России, в больницах, сервис… Даже чаю в палате можно выпить.

И про свою драгоценную сумку — ни слова.

— Слушай, может, воды принесешь? — продолжала атаковать Надя. — Вон на тумбочке чайник, а туалет — та дверь.

И она демонстративно откинулась на подушку:

— Я б и сама принесла, но у меня часто голова кружится.

— Да-а, крепко тебя приложило, — снова усмехнулась Сладкова. — Позор: с газом не смогла разобраться. А еще считаешься хорошей хозяйкой!

Подхватила чайник и, вызывающе цокая огромными каблуками, засеменила к туалету. А Надя, едва бывшая одноклассница повернулась к ней спиной, щелкнула роскошным замочком «Вюитона». Распахнула сумку…

Ключи — по форме напоминающие квартирные — к счастью, лежали сверху. Надя схватила их, одним прыжком подскочила к окну и швырнула связку вниз.

Людмила с чайником в руках вернулась очень быстро.

Надя даже не успела увидеть: поймал Полуянов ключи или нет?

Дима

Семь с половиной минут.

Даже если бы неповоротливый лимузин тронулся с ним одновременно, ему ни за что не домчать столь быстро.

Чтобы добраться до квартиры (десятый этаж, лифт, к счастью, подошел сразу), надо еще две минуты. Надина бывшая одноклассница на своих несуразных каблуках явно поднималась бы дольше.

Теперь ключи.

Опытному взломщику, чтобы определить, какой из них подходит к какому замку, нужно не более секунды. Дима, человек законопослушный, потратил на опознание почти минуту — и здесь Сладковой, хозяйке , проиграл. Но ведь и звонка от Надьки — та обязана сообщить немедленно, когда Людка ее покинет, — тоже пока не было. Будем надеяться, девчонки до сих пор сидят в палате. Пьют чай. И пытаются побольней уколоть друг друга.

«А вдруг Степан подвел? И с Надькой что-то случилось?!» — мелькнула шальная мысль.

Однако Полуянов усилием воли ее отогнал. Не такая уж Сладкова психическая , чтобы убивать прямо в больнице, да еще после того, как она с такой помпой туда явилась. Да и вообще: убийца ли она?

…Дверь, ведущая в обитель Сладковой, с легким скрипом растворилась. Диме показалось, что в квартире рядом прошелестели шаги, а глазок затмил чей-то глаз. Будем надеяться, что Людмила не поддерживает теплых отношений с соседями. И те не станут вызывать милицию только потому, что в квартиру ближайшей жилички явился невиданный здесь прежде мужчина.

Он аккуратно затворил за собой дверь. Включил свет. Обшарил взглядом прихожую: нет ли указующих на охранную сигнализацию проводков?

Знакомые богачи, правда, рассказывали, что сигнализация с проводами и датчиками на окнах — это вчерашний день. Современные охранные системы невооруженным глазом не разглядишь. А вдруг у Сладковой как раз такая? Но что оставалось — приходилось рисковать. Как сказала бы вредная Надька, «сам такой план придумал».

Дима аккуратно натянул поверх ботинок больничные бахилы. Спрятал руки в тонкие резиновые перчатки. Теперь он выглядел вылитым домушником, если милиция явится, сомнений в этом у нее не возникнет.

И вошел в гостиную.

…Странное то было зрелище.

Планировка квартиры оказалась точно такой, как у Надюхи: две комнаты, побольше и поменьше, две узкие дверцы, ведущие в удобства , шестиметровая кухня. Для одного человека — рай. Двоим — уже тесно. А миллионы людей, это уж Дима по своей журналистской работе знал, в таких квартирках по четыре-пять человек ютятся.

Сладкова явно проживала одна. Одинокие женские квартиры — будь их хозяйка хоть новоявленной миллионершей, хоть скромной библиотекаршей — можно определить с первого взгляда. Типично бабский уют: подушки с вышивкой, глянец журналов на столике, календарь с котятами на стене. В углу серой змеей свернулись колготки, на спинке кресла забыт бюстгальтер. Надьку он уже натренировал — та свое белье держала в ящике. А Сладкову тренировать было явно некому. И домработница квартиру, кажется, не посещала. Удивительно: лимузин есть, а пыль протереть некому. Или лимузин предназначен «на выход», чтобы других поразить, а на собственные удобства Людмиле плевать?