Офелия

– Пит, я пойду? – тихо спросил Йонас.

– Не уходи, - спохватился Питер и добавил: - Пожалуйста.

Он повернулся так, чтобы Йон видел его лицо, а миссис Донован – нет, и прошептал:

– Йон, я не хочу, чтобы эта дама сделала с Офелией что-то плохое. Не оставляй нас с ней одних.

Йонас молча кивнул, отошёл в сторону и сел на скамейку у пруда. Питеру показалось, что он чувствует себя очень неуютно и чем-то расстроен. «Неужели дуется, что Офелия его не признала?» - удивился он про себя.

– Мистер Палмер, - окликнула его Вайнона Донован. – Вы не проводите меня туда, где я могу переодеться?

Питер довёл гостью до дома, где её тут же перехватила мама, принялась щебетать, предложила чаю. Мальчишка покосился на яркие губы дамы и про себя подумал: «Офелия, просто не выходи к ней. Сиди в своём домике-гроте. Пусть она хоть весь чай у нас выпьет – лишь бы уехала».

Он вернулся к Йонасу и встретил у пруда ещё и отца: тот устанавливал на скамье граммофон.

– Пап, это зачем? – удивился Питер.

– Офелию будут учить слушать музыку, - ответил мистер Палмер. – И я прошу вас не мешать ей заниматься. Миссис Донован – одна из лучших тренеров Великобритании, час её времени очень дорого стоит.

Мальчишки уныло угукнули, уселись рядом.

– Я тебе должен сигаретную карточку, - вспомнил Йонас.

– Как-нибудь потом, - вздохнул Питер, не сводя глаз со спокойной глади пруда.

Миссис Донован вернулась в обтягивающем трико, коротком платье и босиком. В руках она несла миску с порезанной рыбой и знакомый Питеру прут, а из кармана платья свисала тонкая серебристая цепочка.

– Мистер Палмер, - обратилась тренерша к отцу Питера. – Как вы обычно подзываете её? Позовите. А я пока поставлю музыку.

Она отдала Леонарду Палмеру миску, вытащила из-под граммофона пластинку, поставила её. Над садом поплыли первые аккорды «Голубого Дуная» Штрауса. Питер толкнул Йонаса в бок локтем и шёпотом спросил:

– Что она собирается делать?

– Дрессировать, - буркнул Йон и ссутулился, обняв себя за плечи.

Питер с тревогой наблюдал, как отец зовёт Офелию, кидая в воду кусочки рыбы. Конечно, русалочка появилась. Подплыла к бортику, послушно замерла, ожидая поощрение или мячик. Потом повернулась и посмотрела в сторону мальчишек. Прижала уши, оскалилась. Питер нахмурился, поглядел на Йонаса. Его друг покачал головой, глядя на Офелию и еле слышно произнёс:

– Да. Это я.

Питер хотел спросить, о чём он, но не успел: миссис Донован набросила на шею русалочки петлю из серебристой цепочки в палец толщиной, закреплённой на конце прута-шокера. Офелия рванулась, попыталась нырнуть, но женщина удержала её над водой.

– Спокойно, дорогуша, спокойно, - певуче произнесла она. – Тебе всего лишь надо научиться оставаться на месте, пока играет музыка. Мистер Палмер, я бы на вашем месте поставила бы вот здесь столб с металлическим кольцом или скобой. Тогда её не придётся удерживать вручную, а это, как вы видите сами, довольно сложно.

– Я понял вас, миссис Донован. К следующему вашему визиту столб с кольцом будет. Позвольте, я подержу её?

Питер сорвался с места, подбежал ко взрослым, толкнул отца под локоть:

– Отпустите её! Ей это не нравится, что вы делаете? Папа!

– В сторону! – рыкнул мистер Палмер. – Не вмешивайся в дела взрослых!

Мальчишка отлетел, получив отцовскую оплеуху, неуклюже плюхнулся на попу. Поднялся, бросился было снова, но его удержал Йонас.

– Пойдём. Пит, тебе нельзя здесь быть, - сухо сказал он.

Офелия яростно билась, удерживаемая петлёй, скалилась, угрожающе щёлкала зубами. Брызги летели во все стороны, вода в пруду словно кипела. Питер смотрел на отцовскую спину, обтянутую клетчатой рубахой, согнутую, напряжённую, и с трудом боролся с порывом броситься на него и толкнуть изо всех сил. Если бы Йонас его не держал…

– Папа, зачем это? Она же никогда-никогда больше не будет тебе верить! – кричал Питер.

– Молодой человек, ну что вы так волнуетесь? – певуче произнесла тренерша. – Неужели ваши бабушка с дедушкой так же себя вели, когда родители учили вас, как себя вести? Русалке не больно. Ей просто непривычно, что кто-то ограничивает её свободу.

– Свободу? Она и так наша пленница! Вы её мучаете! Изверги!

Он заехал Йонасу локтем, попал по рёбрам. Йон вскрикнул и разжал пальцы. Питер чуть не упал вперёд, с трудом удержался на ногах. «Офелия! – позвал он мысленно. – Я здесь, с тобой! Не бойся! Я что-нибудь придумаю!»

Миссис Донован достала из кармана маленький металлический свисток и поднесла его к губам. Питер думал, что она засвистит громко и пронзительно, но не услышал никакого звука. Но Офелия вдруг прекратила биться и замерла. Опустила руки, запрокинула лицо вверх, к небу.

– Вот, всё хорошо, видите? – спросила тренерша. – Мистер Палмер, вы не устали? Давайте я подержу поводок.

Отец передал ей прут с петлёй, сел на скамейку, достал из кармана на груди сигареты, зачиркал зажигалкой. Руки у него тряслись, и Питер всё никак не мог отвести от них взгляд. Дама тем временем ворковала с Офелией:

– Хорошая девочка, умница! Просто будь на месте, пока играет музыка. Слушайся, детка – и никто не будет делать больно. Ты прекрасная ученица, заслужила рыбку. Вот так, молодец. Спокойно, спокойно.

Она обернулась к Палмерам и Йонасу, улыбнулась:

– Очень понятливая особь! Всего раз свистнула – и она угомонилась. С некоторыми бьёшься-бьёшься, их уже корёжить начинает, но всё равно не стоят на месте. Вам повезло, мистер Палмер. Она очень юная и понятливая. И хороша невероятно. Бирмингем будет вашим!

Офелия шевельнулась, попыталась уйти под воду, но рывок цепочки вернул её в прежнее положение.

– Стоим, деточка, стоим, - тоном школьной учительницы заговорила миссис Донован. – Как только музыка смолкнет – ты свободна. Не надо делать такое лицо. Ты не задыхаешься, неправда. Тут все знают, что русалки могут до сорока минут проводить на суше. Я же требую с тебя меньше пяти. Слушай музыку. Привыкай подчиняться.

– Миссис Донован, повороты вправо-влево мы с ней пока не отработали, - произнёс Леонард Палмер. – Только движения в нужную сторону. Я произносил «влево», «вправо», «назад», «вперёд» - и бросал ей рыбу, если она плыла туда, куда я требовал.

– Уже хорошо, - кивнула тренерша. – Остальному я её научу. Увидите: танцевать она у вас будет уже через месяц! А выставлять можно будет недели через две. С юных особей не требуют шоу. Лишь бы позволила на себя посмотреть, оставаясь неподвижной.

Питер слушал всё это, едва не плача. Офелия покачивалась вверх-вниз в воде по плечи, взгляд её был пуст и печален. Уши-плавнички не стояли торчком, а поникли почти параллельно глади воды. «Ей больно? – гадал мальчишка, всматриваясь в прекрасное бледное лицо русалочки. – Или просто плохо от того, что её заставили слушаться? Зачем это? Зачем танцевать? Я же помню русалок на выставке. Они выглядели счастливыми, улыбались. И плавали красиво под музыку безо всяких цепей и шокеров…»