Офицер-разведки

– Это хорошо, порадовали. Я там четырнадцать бойцов потерял, но роту диверсантов мы уничтожили и все три моста взорвали, железнодорожный, там я командовал, и два автомобильных. На одном Савелий и погиб. Я его к званию Героя представил. Что дали?

– «Красную Звезду», посмертно.

– Так и думал, что зарубят. Ладно боец, помни, твой брат герой, это он крикнул бойцу в окопе, чтобы взрывал. Там три бойца выжило из полутора десятка, они доложили.

Лейтенант и второй боец нас слушали, но не перебивали, тут мы козырнули вдруг друг и разошлись. Да уж, разбередила эта встреча старые душевные раны. А ведь два письма семьям погибших я так и не отправил, и они ушли в хранилище магёныша. Надо будет переписать, и отправить, вроде территорию где жила одна из семей уже освободили. Нет, а как похож парень на своего старшего брата, фактически одно лицо. На момент начала войны старшему из братьев Арбузовых было тридцать, того призвали и вот после подготовки вошли в охрану моста, а младшему сейчас двадцать два. Вот так на пролётке я и покатил в сторону главного управления РККА, там и отдел кадров был. Это я его так называю, у военных немного по-другому. Там дежурный направил меня в нужный кабинет, где некий подполковник, долго орал на меня. Из его слов я понял, что тот вчера до полночи ждал меня. Приказ был дождаться, а я скотина такая, не пришёл. Что-либо говорить подполу смысла нет, тот уже завёл себя и ничего слышать не желает. Я же недоумевал. А с какого перепуга я сайгаком к нему нестись должен был? Между прочим, мне ничего такого не говорили. Пусть спасибо скажет, что сегодня пришёл, мог и на завтра перенести. Я тут с дивчиной симпатичной познакомился, и хотелось продолжения. А то со службой и личной охраной никакой личной жизни. Туда не ходи, сюда не ходи. Только в Варшаве немного отдохнул, посещал одну панечку. Поляков я терпеть не мог, но это не касалось их женщин. О, из воплей подполковника, выяснилось, что меня ночью ждал самолёт, вылететь срочно к месту службы. Но тот не дождался и уже улетел, рейсовым был. Я на это пожал плечами с пофигистическим видом, что того ещё больше завело, ор стоял на пол этажа. Кто-то пытался зайти, но тот рявкнул и неизвестный скрылся, хлопнув дверью.

Сам я с задумчивым видимо поглядывая на подполковника, подумывал как бы его из живого вида перевести в неживой. У меня вообще-то гордость есть, и чувство собственного достоинства. И вот так орать на себя я не позволяю никому. И плевать на то какие у того погоны. Глубоко наплевать. А сейчас размышлял, сразу его хлопнуть, приставив ствол трофейного пистолета к голове и нажав на спуск, под видом самоубийства на фоне крайнего эмоционального состояния. Или подкараулить ночью? В первом случае могут на меня подумать, во втором вряд ли. Кивнув своим мыслям, я смотрел уже на подполковника, как на пустое место. Его нет, он труп. Тот видимо взгляд уловил, запнулся, закашлявшись, и передал мне бумаги, тут проездные, направление, и остальное, включая продаттестат.

– Товарищ подполковник, тут какая-то ошибка. Я прохожу службу в Шестой армии, Третьего Украинского фронта, а тут Второй Украинский.

– Теперь служить будешь на этом фронте.

– Да? Что я с этого буду иметь?

– Пошёл вон!

Тот снова взорвался, я же спокойно убрал документы в карман френча и покинул кабинет. По-моему, в дверь прилетела чернильница. Какие-то тут нервные офицеры. Кстати, в приказе у меня прибыть на военный аэродром и там меня попутным бортом подкинут к штабу Второго Украинского. А подполковника этого истеричного убивать я не стану, потому что уже отомстил, и куда неприятнее. Теперь до конца жизни тот будет страдать непроизвольным мочеиспусканием. Я поработал незаметно амулетом-диагностом, потом лекарским амулетом, по сути убрав клапан, что сдерживает. Так что приятной ему жизни. По мне так вполне адекватный ответ. А так, понятно, что ни на какой аэродром я не поехал, а покатил на пролётке вглубь города. Вернусь в нашу Шестую общевойсковую армию, к Михайлову, тот прикроет. Что вообще происходит я понял. Командарм не раз говорил, что в последнее время его просят на время переуступить меня. Даже приказы приходили о моём переводе, но тот смог их скинуть или отменить. Вот кто-то на халяву и решил меня к рукам прибрать. Обломится. А так провести приятный вечер с девушкой я не смог. Та динамщицей оказалась, поела за мой счёт в ресторане и свинтила. Я надеялся, что медовая ловушка, интерес ко мне был, я слежку засёк, но не сложилось. Как стемнело, тот же возничий на пролётке отвёз меня за город. Тут тоже преследование было, «полуторка» и две пролётки, «Глаз» показал мне их. А ушёл легко, отпустил возничего, щедро расплатившись, с премией, и вошёл в тёмный ночной лес, а там побежал. Тут дивизии не хватит меня найти. Из леса, с берега лесного озера, там место подходящее, взлетел на «Шторьхе» и на бреющем полетел к штабу моей армии. Где тот стоял, я в курсе. Перед тем как встать, мы сорок километров до Умани не дошли.

Не стоит думать, что так на этом лёгком самолёте и летел. Нет, он мне нужен был покинуть лес и отлететь подальше от ПВО столицы. Вот на пятьдесят километров и удалился. Сел на дорогу, подморозило, та хорошо укатанная, не особо и сильно трясло, сменил на «мессер» и уже полетел на нём. Тот и скоростнее, и комфортнее. С одной дозаправкой успел добраться до Днепра, но там грозовой фронт, дождь, пришлось облетать, однако всё же был на месте. Сел километрах в тридцати от штаба. Обслужил обе машины, заправил, как раз рассвело и выйдя на дорогу, проголосовал. Как раз патруль подъехал, и те лично обо мне не знали, хотя командир слышал. Довезли до штаба. Там особисты опознали, так что развязали руки, вернув вещи. Я как раз позавтракал с кухни, когда к Михайлову вызвали, тот тут был. Документы я уже начальнику штаба армии сдал, описав свою ситуацию. А тот и передал Михайлову. А вот тут неожиданность, он подтвердил приказ из управления кадров РККА. Морщился, но сообщил, что на него надавили из Генштаба, так что развёл руками. Тот тут даже со своими связями ничего сделать не мог. Так что мне выдали самолёт, и взлетев, мы полетели на Север, Второй Украинский фронт действовал ближе к Киеву. Хотя брать его будет похоже Первый. Ладно, за два часа долетали, тут не так и далеко. Даже вполне благополучно, немцы не перехватили, да и погода не мешала, хотя боковой ветер был, но главное не встречный. Сели на полевой аэродром связной эскадрильи штаба фронта, там проверили документы, и сопровождающий, на «полуторке» довёз до зданий штаба в небольшом городке. Лётчик, что меня доставил, также привёз какие-то документы, это переписка между штабами, и ждал ответа, чтобы привезти его обратно. Меня же быстро оформили, я в принципе не опоздал, и начальник разведки фронта, генерал-майор, спросил, как я буду действовать, что для этого нужно. Мой вопрос был вполне конкретен:

– Что я буду с этого иметь?

– Не понял?
– тот явно удивился.

– Война перешла тот переломный момент, когда уже знаешь, что наша берёт. До конца войны год, полтора, не больше, вот я и собираюсь активно наращивать своё благосостояние. Имею ввиду чины и награды, другое меня не интересует. Что вы можете мне предложить?

Генерал оказался из неадекватов, и этот ор поднял. Не понял, что в моём вопросе ему не понравилось? Все чины и награды любят. Оказалось, тот был возмущён, моим цинизмом, тут родине помочь нужно, а я собственник и куркуль требую за это что-то своё. Не понял, он что с себя чин будет снимать, чтобы мне передать? Снял, стал полковником, а я майором. Или награды со своего френча снимать? В общем, мне этот генерал не понравился. Ему не устраивал мочеиспускание, повторяться нельзя. В этот раз другое. Банально нарушил ему нерв правой руки, тот правша, и рука через день-два окончательно обвиснет, и он не сможет ею пользоваться. Это на остаток жизни ему. Буду тут ещё на меня орать. Тот схватился за руку, почуял что-то, но побледнев, явно решил, что у него инсульт, прохрипев:

– Сердце.

Не спеша подойдя к двери, я толкнул её и сказал помощнику генерала:

– Там вашему начальнику плохо. Инсульт похоже.

Тот мигом забежал в кабинет, пока писарь вызывал медиков. Я же в приёмной занял свободный стул и надвинув шапку на глаза, решил подремать, а то сутки уже на ногах. Во время полёта сюда не спал, следил за небом чтобы нас не застали врасплох, вот и пользовался свободной минутой. Генерала вынесли на носилках, я это ещё успел рассмотреть, и уснул. Разбудили меня через полчаса, стрелки часов подтвердили это. Полковник неизвестный мне, велел пройти в кабинет, где занял место генерала.

– Полковник Селиверстов, помощник зам начальника штаба по разведке. Что произошло в кабинете?

– Генерал начал орать, потом схватился за грудь и сказал, что у него сердце. Я сообщил офицерам в приёмной, они вызвали медиков.

– Почему товарищ генерал повысил голос?

– Не понравился мой вопрос.

– Капитан, из тебя слова вытягивать нужно? Доложите всё что было.

– Генерал решил, что я Мать Тереза. Бесплатно работаю. На мой вопрос что я буду иметь за разведданные, и свою работу разведчика, тот начал орать. Остальное следствие.

– Да-а, - протянул полковник, постукивая карандашом по столешнице.
– Ты я смотрю тот ещё кадр.

– Не понимаю вашего командира. Да и вас тоже. Вон, на Калининский фронт в командировку отправили, комфронта обещал, если пробьём коридор к Ленинграду, звание даст и награду. Общение выполнил, капитана получил и «Боевик», а у вас прям какие-то истерики по этому поводу. Как будто я у вас последнее отбираю, изо рта вынимаю. В разведке правило, сманивать офицеров в разведку обещанием чинов и наград. У вас не так?

– Так-то так. Генералу твой тон не понравился, наглый, с ленцой.

– Я сутки не сплю. Моя армия, это Шестая общевойсковая, и я не подавал рапорт о переводе к вам. Генерал-полковник Михайлов, мой командир, ему я помогаю по долгу, он мне много хорошего сделал. А вас я знать не знаю. Зачем мне напрягаться за просто так?

– А помочь Родине, освободить территории от захватчиков?

– Я столько помогал, и мне по рукам надавали, что всё желание так помогать убили. Трибунал был, меня лишили наград и звания. Тоже тогда в сорок втором капитаном был, две Звезды Героя, с другими наградами. Не будет самоотдачи, на*уй идите. Я надеюсь понятно всё сказал, разжёвывать не надо? И пугать меня не стоит, я пережил шесть штурмов Сталинграда, после штрафбата, снайпером, в первых рядах шёл. Там выжил, и тут выживу.

– Трибуналом тебя не напугать, - задумчиво изучая меня, сказал полковник.

– Не-а, - ухмыльнулся я.
– По*уй.

– Да, генерал был прав, с тобой сложно будет. Свободен пока, дежурный устроит, где будешь проживать. Пока решу вопрос с тобой.

Молча козырнув, я покинул кабинет и прихватив вещмешок, что тут ожидал меня у стула, покинул с помощником дежурного здание штаба. Он занимал четыре здания, чтобы все службы вместить. Да в офицерском общежитии, где четыре койки, на одной меня и устроили.

***

– Задержанный Одинцов, на выход, - велел конвоир.
– Руки за спину.

В этот раз задержали меня, да и прошедший уже трибунал, были вполне себе настоящие. И я даже особо не возражал против приговора, десять лет лагерей. Сейчас же посадили в машину, и в лагерь, чтобы дальше отправить по этапу. Знаете, пока тут в камере сидел, я понял почему себя так нагло и вызывающе веду. Хотя я считал, что отстаиваю свою честь и свободу. Амулеты. Да владение ими подняло моё самомнение и уверенность в себе. Вот и дошло до этого. Впрочем, я не был расстроен или огорчён и если бы всё повторилось, повёл бы себя также. Там ситуация так сложилась и прогибаться под кого-либо я не хотел ни тогда, ни сейчас. Что по случившемуся, то тот полковник из разведотделения сообщил командованию, точь в точь передал нашу беседу, и Член Военного Совета был разъярён, приказал заставить меня. Начальник Особого отдела не нашёл ничего умнее чем направить ко мне зама, подполковника, чтобы надавить. Тот за сутки, пока я отсыпался и обустраивался, нашёл нужную информацию и когда вызвали к особистам, при трёх офицерах, сюда и Член Военного Совета заглянул, любопытничал, начал меня шантажировать. Так и сказал, не будет работы, мой сын пострадает. Больше подполковник ничего сказать не успел, в моей руке появился «Вальтер» и грохнул выстрел. Тот зашатался, держась за грудь, откуда точками текла кровь, и упал, невольно прислонившись к стене, а я, подойдя, хладнокровно выстрелил тому в голову, забрызгав содержимым черепной коробки стену, после чего осмотрев шокированных свидетелей, поигрывая пистолетом, сказал: