Офсайд

— Ну, давай, скажи: «Я тебя предупреждал», — едва они остались одни, проворчал Нацу.

— Будто это чем-то поможет, — скривился Грей.

— Не поможет, — честно признался Нацу. — Так что не надо на меня так смотреть. Я же не собираюсь её насиловать. Мы просто хорошо проведём вместе время.

Грей больше ничего не стал говорить — бесполезно. Они были знакомы недолго, всего три года, с тех пор как Нацу с отцом переехали в их город, но уже достаточно успел узнать друга. Если тому что втемяшлось в голову, выбить это оттуда невозможно. Вот как с этим капитанством. На кой оно ему сдалось? Нет, Грей уважал друга за целеустремлённость, но понять его одержимости, как ни старался, не мог. А теперь знаменитое драгниловское упрямство может сыграть с Нацу злую шутку. И ведь исправить уже ничего нельзя. Остаётся только надеяться на лучшее и искать способы прикрыть его неугомонную задницу.

Нацу с удовольствием втянул горячий пыльный воздух улицы. Пусть Грей ворчит себе там потихоньку и кличет на его голову всевозможные кары, его это не остановит. Нет ничего глупее давать задний ход, когда до цели остаётся рукой подать. Зачем тогда вообще к ней идти, ежеминутно сражаясь с собой и обстоятельствами? Для него жизнь была борьбой, нескончаемой битвой, и эту он точно не проиграет.

Комментарий к Часть 1

1 - пластиковая палка с сеткой на конце для ловли и переноса мяча в лакросс.

2 - в Америке учеников принято называть студентами, независимо от класса, в котором они учатся. Здесь будет применяться более привычное российскому слуху “ученик”.

========== Часть 2 ==========

Люси не любила физкультуру. Не как таковую, а лишь её отдельные элементы, которые приходилось делать на соответствующих уроках в школе. Ведь очень сложно любить то, что у тебя решительно не получается: после кросса она начинала задыхаться, козла боялась, а в играх с мячом становилась пресловутой грушей для битья. Учителя, пару раз лично сопроводив её к врачу, при виде тоненькой, робко жмущейся в уголке фигурки, обречённо махали руками: «Иди отсюда, Хартфилия, не заставляй брать грех на душу. Убьёшься ещё ненароком, а мне потом отвечать» и ставили средний бал просто из жалости, чтобы не портить аттестат, пестрящий только высокими оценками. Люси было стыдно — она не заслуживала подобного к себе снисходительного отношения, потому что ничем не отличалась от других учеников, и, если выпадала возможность, соглашалась на освобождение. Так казалось правильнее и честнее, всё равно ведь большую часть занятий проводила на скамейке, с лёгкой завистью посматривая на бегающих и прыгающих по площадке других учеников — ей тоже хотелось ощутить свободу движения, приятную усталость мышц после тренировки, радость общей победы. Сильнее всего было желание оказаться в группе поддержки: выбежать на поле в перерыв, размахивая разноцветными пушистыми помпонами, залезть на вершину живой человеческой пирамиды, проскандировать наполненную боевым духом речёвку. Глупо, конечно, имея разносторонний интеллект, мечтать о подобном, но на то они и мечты, чтобы быть нелогичными, смешными, а в её случае ещё и абсолютно недостижимыми. Люси ни с кем и никогда не делилась ими, боясь встретить непонимание окружающих или стать объектом их насмешек, смирилась со своей физической несостоятельностью и нашла воплощение своим грёзам в другом увлечении.

— Хартфилия! — прогремел над ухом густой бас. — Давай, ты следующая!

Люси с тоской посмотрела на свисающий с потолка канат. Если в мире и существовало что-то более бессмысленное, чем взбираться вверх по скрученной верёвке, то ей пока это встречать не приходилось. Она искренне не понимала, в чём радость изображать из себя лысую бесхвостую обезьяну, раскачиваясь на искусственной лиане. Даже брусья по сравнению с канатом казались интереснее — на них можно было делать кувырки и подтягивания, пусть небольшое, но разнообразие.

— Да не бойся, он не кусается, — «подбодрил» её мистер Штраус. Люси вымученно улыбнулась и, старательно игнорируя шепотки за спиной, начала медленный подъём.

Как обычно, её не хватило и на половину пути: в какой-то момент дрожащие от усталости пальцы разжались сами собой, и Люси упала на маты, неудачно подвернув под себя руку. Запястье тут же свело судорогой; пришлось закусить губу, чтобы позорно не разреветься у всех на глазах. Лицо будто обожгло горячим сухим воздухом — то ли от закипевших в глазах непрошенных слёз, то ли от тихих ехидных смешков стоящих вокруг сверстников. Люси, не дослушав огорчённо-поучительную (судя по тону, слов она всё равно разобрать не могла) речь мистера Штрауса, осторожно поднялась на ноги.

— Всё в порядке, — заверила она учителя, пряча ноющую руку за спину. Мистер Штраус доверчиво кивнул и переключился на других учеников.

Едва он отвернулся, Люси, стараясь делать это как можно незаметнее, выбралась из зала: оставаться и дальше на уроке не было смысла, она уже ничего не сможет делать, да и на запястье не мешало бы наложить эластичный бинт — подобные травмы были для нее не редки, поэтому пришлось научиться оказывать себе первую помощь и превратить сумку в филиал аптеки. Прогул ей ничем не грозил, максимум, на что можно было рассчитывать — укоризненный взгляд дяди и просьба быть осторожнее: «Как я буду смотреть в глаза твоим родителям, когда они вернутся? Я же сгорю со стыда, милая — двадцать лет проработал в школе с подростками, а за собственной племянницей уследить не смог! Мне останется только с позором уйти на пенсию. Не оставляй моих оболтусов без присмотра, береги себя». И всё же не стоило разгуливать по коридорам, чтобы не щеголять лишний раз своими связями — её и так не слишком радушно приняли. Поначалу, правда, девушки проявили к ней некий интерес, но узнав, что Люси не пользуется косметикой, вечеринкам предпочитает книги, а отношения с парнями в списке приоритетных жизненных задач стоят где-то между посещением планетария «Небо Коперника» и изучением японского языка, мгновенно его потеряли. Люси особо и не расстроилась: впереди ещё целый учебный год, глядишь, и найдутся в новой школе друзья-приятели, с которыми ей будет интересно общаться, а нет — тоже не беда, ведь её ждёт поступление в университет, и уж там она точно сможет обрести близких себе по духу и увлечениям людей.

За спиной глухо хлопнула дверь. Люси, вздрогнув, обернулась и мысленно обругала себя за нерасторопность — в коридор вышел один из двенадцатиклассников и направился прямиком к ней. Что ему сказать, если он спросит, почему она не в зале? Приспичило выбежать по нужде? Так туалет в другой стороне, да и откровенничать на подобную тему с парнем ей было неловко. На придумывание другой отговорки времени не оставалось (их разделяло всего несколько шагов), а правду говорить не хотелось — получится, что она обманула преподавателя, убедив его, что с ней всё в порядке. Не самый хороший поступок, даже если им Люси навредила только самой себе: можно было уже сегодня «порадовать» мистера Штрауса рассказом о своих злоключениях на нелюбимых уроках и морально подготовить его к будущим неприятностям. Теперь придётся ждать другого удобного случая, надеясь, что в следующий раз обойдётся без большого членовредительства.

— Привет! — лучезарно улыбнулся парень.

Под её настороженным взглядом улыбка слегка привяла, хоть и не исчезла совсем. В серо-зелёных глазах мелькнула растерянность, тут же сменившаяся озарением.

— Меня зовут Нацу, Нацу Драгнил, мы с тобой в одном классе учимся, — неожиданно свалившийся на неё собеседник, видимо, предположив, что она просто не помнит его имени, поэтому и встретила столь холодно, решил представиться.

— А, инспектор Клузо [1], — невольно улыбнулась Люси.

Ей нравилось давать своим одноклассникам забавные прозвища, почерпнутые из фильмов и книг — так легче было запомнить внешность и фамилии бесконечного числа чуть ли не ежегодно сменяющих друг друга людей, с которыми приходилось учиться в стенах разных школ. Внешность, привычки, игра с именами — всё шло в ход, складываясь в ассоциативный ряд и крепко оседая в памяти. Этот класс не стал исключением: девушки превратились в диснеевских принцесс, голубоглазый хамоватый блондин Стинг Эвклиф — в Чужого [2], его неприметный друг Роуг Чени — в Ламонта Крэнстона [3]. Черноволосому, отстранённому на вид парню Грею Фуллбастеру очень подошёл образ Кая из «Снежной королевы», остальные ребята получили имена героев «Волчонка». А стоящее перед ней розововолосое недоразумение настолько сильно напомнило ей фильм с похожим названием, что отказаться от крутящегося на языке прозвища было просто нереально.

— Что, прости? — не поняла жертва её богатого воображения.

Люси лишь нетерпеливо мотнула головой: «Не обращай внимания». Нацу пожал плечами, будто соглашаясь, и вернулся к теме знакомства:

— Ты ведь Люси, верно? Новенькая? — дождавшись неохотного кивка, он указал на её руку, которую она снова спрятала за спину: — Я заметил, ты неудачно упала, хотел узнать, не нужна ли помощь.

— Нет, всё нормально.

Люси не любила жаловаться и ныть, предпочитая справляться с проблемами самостоятельно. Это было многолетней привычкой, помноженной на доставшиеся в наследство упрямый характер отца и душевную стойкость матери. Хартфилия она в конце концов или нет? Её предки были воинами, монахами, путешественниками — теми, кто привык терпеть лишения и стойко переносить любые удары судьбы. Что стоит её подвёрнутое запястье против смертельных ран, многодневных жестоких постов, запутанных километров дорог, безудержного буйства погоды? Мелочь, ничего не значащий пустяк. Она справится с этим.

— Уверена? — не отставал Нацу. — Тогда держи!

Маленький белый мячик стремительно полетел ей прямо в лоб. Что ещё она должна была делать? В такой ситуации есть только два выхода: поймать предмет или закрыться от него руками. Люси предпочла первое и теперь с едва сдерживаемым гневом смотрела то на мяч, то на вздумавшего поиграть в коридоре Драгнила. Тот же преспокойно подошёл ближе и, сильно, но всё же достаточно осторожно ухватив её за предплечье, внимательно рассматривал травмированную конечность. Запястье уже начало опухать; боль, почти затихшая, от резкого движения вернулась в утроенном размере, заставляя Люси морщиться.