Огнем и мечом. Россия между "польским орлом" и "шведским львом". 1512-1634 гг.

Во время предыдущих выборов и переворотов аристократы традиционно собирали вокруг себя дворянские партии. Затем для массовости в них вовлекались купцы и представители московского посада. По этой схеме братья Шуйские организовали восстание против Лжедмитрия I. Похожие сценарии неоднократно разыгрывал из-за кулис Василий Голицын, пытаясь свергнуть самого Шуйского. И теперь, чтобы помешать боярским кланам вести агитацию среди дворян и столичных жителей, Минин и Пожарский предприняли два важнейших шага. Во-первых, они в ускоренном темпе разработали и утвердили Земельный список. После этого большинство дворян потеряло интерес к выборам. Они разъехались по поместьям, чтобы за зиму решить личные проблемы. Ведь каждый понимал: война не кончилась! И кто бы ни стал царем, весной армию ждут новые битвы.

Во-вторых, вожди земского движения сослали в Ярославль Мстиславского и других руководителей Думы. Тем самым они лишили бояр возможности активно влиять на события. Следует отметить, что Минина с Пожарским в обоих случаях активно поддержал Трубецкой. Номинальный глава правительства видел, что благодаря действиям его коллег по триумвирату главной силой в столице становятся казачьи таборы. Иными словами, тот самый круг, что выдвинул Трубецкого первым кандидатом на трон. Надо ли говорить, что вкус победы боярин уже буквально чувствовал на губах. Ведь перед этим он полтора месяца поил и кормил на своем дворе атаманов, «моля их, чтобы быти ему на Росии царем»^{153}. Гости в глаза хвалили Трубецкого, обещали поддержку на выборах. А за спиной смеялись над недалеким боярином.

Считая, что голоса казаков ему обеспечены, глава правительства поддержал и инициативу Разрядного приказа с походом на Заруцкого. Боярин ошибочно полагал, что ускорение процесса выборов ведет его к верной победе. Решение круга о повторном выдвижении Романова стало для Трубецкого шоком. Казаков срочно надо было кем-то уравновесить! И потому он с удовольствием уцепился за предложенную коллегами возможность — вернуть из Ярославля лидеров Думы… Трубецкой и представить себе не мог, что за Михаила Романова уже давно ведут агитацию троицкие монахи. Что на сторону юного соперника они перетянули большинство столичного посада. В результате бояре вернулись из Ярославля лишь «к шапочному разбору». Партия отсутствующего на выборах Романова к этому времени не только одержала победу на площадях Москвы и в казачьих таборах, она сагитировала большинство рядовых членов Собора. Если бы руководство Думы объединилось, борьба за трон могла продолжиться. Но бояре не смогли выдвинуть кандидата из своей среды, об иностранном же принце московский люд не желал даже слушать.

Таким образом, 21 февраля 1612 года стало днем молниеносной победы романовской партии. Еще утром на Соборе обсуждали список из семи претендентов, в котором имя Михаила даже не упоминалось, а уже к вечеру на площадях шла присяга на верность новому царю. Трубецкой, до последней минуты не терявший надежды на успех, был безутешен. Неудача едва не свела в могилу главу земского правительства. Если верить «Повести о Земском соборе», на которую ссылается Р. Г. Скрынников, после выборов Трубецкой серьезно заболел: «Лицо у него ту с кручины почерне, паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего»^{154}.

Была ли победа Романова случайностью, результатом казацкого мятежа или хорошо спланированной акцией романовской партии? Это не имеет большого значения. Для истории важнее другое… Его избрание было лучшим из возможных вариантов. Чтобы в этом убедиться, рассмотрим реальные альтернативы: иностранный принц, представитель династии Рюриковичей или Гедиминовичей. Нового самозванца, как показал недавний пример Лжедмитрия III, страна бы не приняла.

Начнем с зарубежных кандидатов. Австрийский двор интереса к выборам не проявил, а значит, имелись лишь польский и шведский претенденты. Владислав к этому времени уже успел походить в русских царях. Ничего хорошего это стране не принесло. Был ли Карл Филипп лучше? Ситуация с его «избранием» на новгородский престол позволяет утверждать обратное. В Россию «великий князь» так и не прибыл, в православную веру не перешел. А значит, не только Пожарский морочил голову Густаву Адольфу, обещая его брату московскую корону. Шведские дипломаты отвечали русским той же монетой. Король использовал переговоры об избрании Карла Филиппа лишь для того, чтобы в это время надежно закрепить за собой захваченные у России земли.

Что же касается князей Рюриковичей и Гедиминовичей, то основным их минусом была многочисленность этих разветвленных династий. Любой кандидат в случае избрания его на трон вместе с короной получал сотни, а то и тысячи потенциальных соперников. Княжеские родословные к тому времени уже настолько переплелись, что стабильной власть такого царя не могла стать по определению. Если даже самые старшие из Рюриковичей, Шуйские, при первых успехах Скопина вынуждены были прибегнуть к яду, чтобы удержать за собой корону, то скольких пришлось бы потравить тому же Трубецкому, попади он волею случая на московский престол?

При избрании Михаила Романова Собор фактически узаконил принцип, по которому кровное родство с последним царем стало считаться более важным, чем принадлежность к великокняжеской семье. Это положение резко сужало число кандидатов на трон и выбивало почву из-под ног любителей переворотов. Страна получила возможность сплотиться вокруг новой династии. А значит, царь Михаил Федорович мог править милостиво, не устраивая, подобно Василию Шуйскому, массовых опал и тайных казней. Еще одним важным преимуществом нового царя был, как ни странно это звучит, его юный возраст. За время Смуты многие политики переходили из одного лагеря в другой, нарушали клятвы, врали и подличали. Романовы не были исключением. Отец Михаила, Филарет, долгое время служил у Лжедмитрия II «воровским патриархом». Дядя, Иван Никитич, был одним из лидеров Семибоярщины. Новоизбранный царь тоже присягал Владиславу и сидел в Кремле с поляками. Но его это, по молодости лет, совсем не компрометировало. Ведь, как и положено отроку, Михаил лишь выполнял волю старшего родственника. И наконец, что тоже немаловажно, юный Романов отсутствовал на Земском соборе. Во время избирательной кампании он никому ничего не обещал и теперь мог вести свою политику разумно и целесообразно. Исходя в ней только из интересов страны и ни из чего больше.

Однако все эти политические козыри новому царю еще нужно было разыграть. Задача на первый взгляд казалась неподъемной. Ведь никакого опыта в управлении страной у Михаила не было. Да что там опыта! Репрессии Годунова обрушились на романовскую семью, когда мальчику исполнилось четыре года. Отец и мать его поневоле приняли постриг, а Михаила вместе с сестрой Татьяной судьи услали в тюрьму на Белоозеро. Там, по данным летописей, дети находились «немалое время»^{155}. Годы заключения совпали по времени с жесточайшим голодом, что не лучшим образом сказалось на здоровье будущего царя. Михаил вырос типичным «заморенным ребенком». С тех пор и до конца дней он оставался слабым и болезненным.

Еще хуже тюрьма и ссылка отразились на образовании будущего самодержца. Лишь в возрасте десяти лет, уже при Лжедмитрии I, Михаил избавился от надзора приставов и попал в столицу, где впервые получил возможность хоть чему-то научиться. Однако время было безнадежно упущено. Но главное, в характере будущего царя надолго закреплись черты тюремного сидельца: уступчивость, осторожность, склонность к послушанию, боязнь проявить хоть какую-то самостоятельность. А потому сразу же возник вопрос: кто станет править страной от имени Михаила? Лучшей кандидатурой был, естественно, Филарет. Но его еще предстояло вызволить из польского плена. А пока суд да дело, роль руководителя взяла на себя мать юного царя. Надо сказать, что дамой она была волевой, энергичной и неглупой. Ведь недаром же Борис Годунов из всех женщин семьи Романовых только ее, Ксению Шестову, повелел постричь в монахини. Более того, инокиню Марфу после этого не отправили в монастырь, а заточили на пустынном погосте в Заонежье. Если верить свидетельству Исаака Массы, суровое наказание было связано с тем, что Борис Годунов считал честолюбивую Ксению «душой заговора»^{156}.

В начале марта делегация Земского собора, возглавляемая близким родственником Романовых, боярином Федором Шереметевым, выехала из Москвы на поиски новоизбранного царя. Где находится Михаил, никто точно не знал, а потому послы отправились в Ярославль и далее «туда, где он, государь, будет»^{157}. От руководства Думы, кроме Шереметева, на поиски поехали князь Владимир Бахтеяров-Ростовский и окольничий Федор Головин. От духовенства — рязанский архиепископ Феодорит, троицкий келарь Авраамий Палицын, другие соборные старцы. 13 марта делегация прибыла в село Новоселки под Костромой. Утром следующего дня, вместе с местными воеводами, посадскими жителями и представителями костромского духовенства, послы крестным ходом двинулись к стенам Ипатьевского монастыря, где их поджидали Марфа и Михаил.

Сцена переговоров была разыграна как по нотам. Старший из духовных пастырей, архиепископ Феодорит, подал скромной старице грамоту от Земского собора об избрании ее сына на московский трон. То, что Марфа на первый раз откажется благословить Михаила, было вполне предсказуемо. В России тех лет сразу соглашаться на что-либо считалось дурным тоном. Однако, вместо глупых отговорок, инокиня начала приводить в обоснование вполне земные резоны. Тем самым послы от имени отправившего их Собора вынуждены были в рамках формального вроде бы торга давать клятвенные обещания по самым важным вопросам текущей политики. Причем именно по тем, где интересы царской династии сталкивались с их собственными сословными интересами.