Огнем, мечом, крестом

Вот он «ужас, летящий на крыльях ночи» — боевые повозки таборитов наводили дикий ужас на германских рыцарей, которые к своему несказанному удивлению убедились, что они теперь не «пуп земли»…

Глава 13

— Княже, похоже, что нашего силача Вяйко убили, эсты к лесу бегут обратно, а талабы с кнехтами сюда идут!

Бесстрастный голос Калью отвлек Лембиту, что не успел обрадоваться свержением рыцаря — очень уж удачно попал. Шипов отпрянул от амбразуры и посмотрел в сторону леса, где не столько проглядывалось, больше угадывалось шевеление какой-то черной массы.

— Твою мать, да сколько же их валит!

Лембит выругался, русская кровь снова взыграла, слишком велик был стресс от самого сражения. Этого следовало ожидать — две дюжины эстов не справятся с шестью десятками талабов, как бы они не были храбры. Более чем двойное превосходство в живой силе при равных составляющих, неизбежно приведет к победе — «количество» всегда победит, если нет преимущества в «качестве». Да и на правом фланге, где уже вовсю горела крыша дома, и затухало пламя на полностью сгоревшем сеновале, победы никак не наступало, но там хоть силы были примерно равны, хотя эсты напали на кнехтов и талабов с двух сторон. И помочь Тармо нечем — единственный десяток самых худших воинов, старики и еще мальчишки, выставили бороны, которыми перегородили дорогу, поставив еще сани, на которых их привезли.

— Псковичи от нас уходят, княже!

Действительно — десяток дружинников развернулся среди саней обоза крестоносного воинства, и неожиданно бросился наутек, в темноту. Лембиту чуть ли не взвыл от отчаяния — такого предательства от союзника он никак не ожидал. В голове пронеслась мысль, что русичи решили прекратить сражение и просто бросить союзника, чтобы спасти свои шкуры, и хотел выругаться в три загиба, только осекся — полдесятка конных крестоносцев пошли в атаку на оставшихся дружинников, которые, наконец, вырвались из окружения, правда, всего втроем — двоих свалили набежавшие толпой кнехты. Но что странно — эти русичи не стали удирать, они проскакали мимо «гуляй-города», но ни к дороге, а в обход. И тут Шипов все понял — воевода решил помочь эстам на левом фланге, конным ударом дружины опрокинуть плохо вооруженных союзников ордена, а затем, окончательно избавившись от угрозы удара в спину, уже напасть на кнехтов. А те побежали вслед за рыцарями, прямо на дощатые стенки неказистого, а потому ненадежного укрепления. Тоже верный ход — успеть истребить непонятного противника с его «полевой фортификацией», который несколько минут безнаказанно истреблял всадников и арбалетчиков, которых и так было немного, два десятка, а сейчас их численность серьезно поубавилась.

— Бейте рыцарских коней, спешить их нужно! А-а!!!

От отчаяния Лембиту быстро перезарядил ракетницу и выстрелил по надвигавшимся крестоносцам, взяв прицел чуть выше лошадиных морд. Руку дернуло, но от грохота, и главное от алого шара, непонятно как появившегося из воздуха, кони крестоносцев дрогнули — ведь, несмотря на выучку лошади достаточно пугливые создания, а тут такое «светопреставление». Рыцари, судя по всему, тоже малость ошалели, и тут же на них набросились дружинники, непонятно как успевшие развернуться за укреплением, от которого они, видимо, решили не уходить. И удачно, как минимум двое крестоносцев были опрокинуты, еще у одного рухнула на снег лошадь, пораженная стрелами. Жаль, шею не свернул, поднялся сам, и бодренько так, с мечом в руке, бросился к укреплению, за ним хлынули густой толпой кнехты, и этот черный поток грозил захлестнуть выставленные на санях щиты, и уничтожить всех, кто за ними укрывался.

Вот теперь стало по настоящему страшно — ведь хлипкие конструкции должны были защищать от стрел и болтов, а отнюдь не от яростного людского напора, да еще окрашенного в алый цвет от падающей вниз ракеты. Но это понимали вооруженные сулицами и копьями эсты и ливы, которые встали за щитами, готовясь биться насмерть. Лучники-ливы зачастили со стрельбой, лихорадочно перезаряжал свой арбалет Шипов, и стрелял, как ему казалось безостановочно. И попадал, в этом не было сомнений — промахнуться по толпе было невозможно, кнехты орали и сыпали проклятьями. И даже без перевода было понятно, что они сделают с защищавшими укрепления ратниками. А потому те дрались ка бешенные, метали сулицы в толпу, потом схватились за копья и секиры, готовясь продать свою жизнь подороже.

— Княже, отходи от щита, и стреляй того, кто оглобли крушить начнет. Так пользы больше будет — у тебя у одного арбалет!

Рядом с ним вскочил Калья и ловко бросил короткое копьецо в подбежавшего кнехта — тот попытался ткнуть лива коротким мечом. Вот только сулица попала врагу точно в горло, и кнехт повалился на щит, по которому сполз на снег, и стал биться в конвульсиях. Лембиту прекрасно понял, что ему пытаются сохранить жизнь до последнего, упрямиться не стал, тут же спрыгнул с саней, и отошел к противоположной стороне. К нему отошли и два лучника, и он понял замысел воеводы — как только кнехты обрушат щит, то сразу же получат стрелы в упор, от которых даже железные пластины на куртках не спасут, да и никакой доспех не защитит.

От страшного напора центральный щит свалился — Калья успел спрыгнуть, отчаянно ругаясь. И ловко увернулся, гибкий как кошка, от смертельного удара копьем. За первым вскочившим на щит кнехтом последовали другие, и вот тут лучники стали стрелять буквально на пределе человеческих возможностей — стрелы, будто очередью из пулемета прошлись по противнику. Лембиту успел отправить в смертельный полет только один болт — и тот попал в голову кнехта, в его железную «шапку». А дальше непонятно что было, но противник неожиданно исчез, словно «растворился», и поток новых желающих прекратился, иссяк как родник в пустыне.

Да нет, какой там родник — самый настоящий поток дерьма, поднятый насосами из глубин канализации!

— Псков! Псков! Лайне-Лембиту!!!

Три оставшихся русских дружинника не бросили их на произвол судьбы, они врубились в толпу неприятеля, и кнехтам сразу стало не до штурма. И эта троица дала ту самую спасительную минуточку на передышку — ливы и эсты уже еле стояли на ногах, но подняли щит, снова отгородившись «стеною». И последние связки сулиц пошли в ход — эти своего рода дротики втыкали во врага очень ловко, бросая на два десятка шагов. Лембиту наполнил колчан болтами — последним десятком из тех, что собрали или успели сделать в городище, пусть и с «дерьмовыми» наконечниками. И осмотрелся — его гарнизон уменьшился на треть — четверо эстов и лучник-лив выбыли из сражения, но двое не насмерть, потому что громко стонали.

Громко сказал, стараясь приободрить своих воинов:

— Я видел, как псковские дружинники секут талабов. Нам нужно продержаться совсем немного, и воевода придет на помощь. Русские вернутся всей силой, так же к эти трое сражаются рядом с нами!

Но за «оградою» схватка закончилась — двое оставшихся псковичей вырвались из толпы кнехтов и бросились наутек, лошади хрипели, видимо раненные. Но не убегали русичи — через пару сотен метров остановились, и взялись за луки, оказывая, выражаясь современным языком, «огневую поддержку». И опять вовремя — кнехты, под предводительством спешенного рыцаря, снова пошли на штурм, и настолько решительно, что Лембиту копчиком «понял», что если сейчас они не удержат стены, то начнется резня. И действительно — теперь выбили сразу два щита, сулицы закончились, эсты отбивались копьями, ливы рубились секирами. Лучники отбросили луки — колчаны окончательно опустели, схватились за мечи. На санях началось настоящее побоище — один «пролом» защищал Тармо, другой оборонял Калья, рубясь длинным мечом. Лембит лихорадочно шарил пальцами по поясной сумке — но болты закончились.

— А вот и хрен в томате! Как всегда не вовремя пипец подкрался! Вернее взобрался, скотина рогатая!

В голосе Лембиту прозвучало явственное отчаяние — на поверженный щит в проломе взобрался рыцарь, с мечом и щитом. Шлем крестоносца был закрытый, с двумя загнутыми «рогами» — припожаловал сам командор, но нет что явился памятником, а гораздо хуже. Сама смерть пришла, раскроившая ливу-лучнику голову. Тармо пытался ткнуть рогатиной, в результате остался лежать на снегу, отброшенный мощным ударом, с куцым остатком ратовища в руках. Вот это и взбесило — Шипов почувствовал, как гнев охватил его. Лихорадочно зарядил последним патроном ракетницу, громко матерясь во все горло, совершенно позабыв про данные зароки не сквернословить, и выскочил вперед, уставив ракетницу на рыцаря, совершенно не обратившего на нее внимания. Зато поднявшего высоко над головой длинный меч, чтобы одним ударом «располовинить» уже самого Лембиту.

— Ах, ты собака сутулая, сейчас у тебя искры из глаз полетят!

Шипов стрелял в упор, в голову, но то, что произошло, сильно поразило — он попал прямо в глазную прорезь шлема. Рыцаря буквально снесло со щита, алая «сигналка» вспыхнула, рикошетив, и поднявшись в воздух, осветив все вокруг на секунду, и по немыслимой траектории попала в кнехта. Тот возопил, хватаясь за лицо, в странном ярко-кровавом мерцании. А то, что произошло дальше, вряд ли кто ожидал:

— Майн готт!!! Колдун!!!