Огненная земля

Первой заволновалась вторая стрелковая рота, самая «шухарная» рота, как называл ее Батраков. Неожиданно всем захотелось пить. Тогда лейтенант Стрелец прибыл, сидя на пожарной бочке, запряженной двумя трофейными строевиками. Моряки бросились наполнять фляжки. В это время после ночных занятий возвращалась стрелковая рота из полка Степанова.

Усталые, запыленные красноармейцы шагали, перекрещенные шинельными скатками, с котелками у пояса и саперными лопатками в брезентовых чехлах.

От строя отделились два красноармейца и трусцой, как бегают пожилые и уставшие люди, приблизились к бочке с водой. Рассматривая их, Букреев видел седоватые бороды, лица, смятые морщинами. Это были солда- из поколения отцов, воевавшие в прошлую войну и ^тыс «германом» и с турком. На них все было аккуратно пригнано, гимнастерки собраны позади чубчиком.

— Пехота чай пить спешит! — крикнул какой-то мо- рячок из второй роты.

Его дурашливый выкрик не поддержали. Моряки внимательно присматривались к подошедшим к ним бойцам. У них были нашивки ранений на груди и по ордену Отечественной войны.

— Испить бы, — попросил один из них.

Моряки указали на командира батальона, и красноармейцы по всей форме обратились к нему за разрешением. Когда Букреев разрешил им напиться и наполнить вязанку фляг, принесенных ими, красноармейцы с чисто крестьянской умелой аккуратностью, не пролив ни ' одной капли, открыли чек и наполнили фляжки.

— Где были ранены? — спросил Батраков.

— Оба еще на Тереке, товарищ капитан.

— Там же и ордена получили?

— Никак нет. Ордена за штурм Новороссийска, товарищ капитан. Тогда нашу дивизию Маршал товарищ Сталин приказал именовать Новороссийской…

— Хорошо, — похвалил Батраков. — Ишь, какие молодцы! Выходит, вместе с нами брали Новороссийск.

— Как же, моряки нам помогли. А мы… им…

— А сейчас знаешь, что впереди?

— Говорят Крым… Керчь.,.

— Ну, как, возьмем?

Оба красноармейца с недоумением переглянулись, точно не понимая вопроса, а может быть, искали в нем другой, скрытый от них смысл. Их встретившиеся взоры как бы говорили: «Ну, кто такое спрашивает? И можно ли задавать такие вопросы?»

Молодые ребята в бескозырках, с полураскрытыми, как у детей, ртами, притихли и ждали ответа.

— Ну, как? — повторил Батраков.

— Как же иначе, товарищ капитан. Надо взять… В него уперлись.

Красноармейцев провожали с озорной веселостью. Кондратенко, участник новороссийской операции, догнал их на дороге, и в руках его мелькнула голубыми полосами тельняшка…

— Ты что тельняшку им подарил? — спросил лейтенант Шуйский из пульроты.

— Ребята больно хорошие, товарищ лейтенант.

— Какие же они ребята тебе?

— Ну… воюем вместе, значит, ребята. Придем по домам, тогда может и назову его папашей.

— Зачем тельняшки лишился? — Цыбин неодобрительно покачал головой.

— Я загадал, товарищ старший лейтенант… Вместе с тем солдатом будем брать Севастополь…

Этот эпизод вспомнил сейчас Букреев.

…Вечером был получен приказ командира дивизии о выступлении. Букреев отдал все распоряжения и вышел во двор. Связисты быстро сворачивали провода, поскрипывая катушками. Тамара набрасывала на высококолесную тавричанскую бричку матрацы, подушки, клеенчатые пакеты с бинтами и медикаментами.

Ей помогали бородатый красноармеец с плутовскими глазами и миловидная медсестра с двумя косами, достигавшими хлястика шинели. Куприенко подседлывал венгерца. Конь приплясывал и храпел, когда Куприенко, сунув ему кулаком в бок, туго затягивал переднюю подпругу.

— Теперь вы с нами вместе, товарищ капитан, — сказала Тамара. — Сидеть на одном месте не в моем характере. Товарищ капитан, вы, кажется, хорошо знаете капитан–лейтенанта Звенягина?

— Во–первых, Звенягин капитан третьего ранга. А во- вторых, откуда он вам известен?

— Во–первых, — Тамара улыбнулась, — я познакомилась с ним, когда он был капитан–лейтенантом. А во- вторых…. неважно… Хотя скажу, мы с ним виделись в Геленджике перед новороссийской операцией, когда он еще не был Героем. И здесь не так давно встречались… Но неважно… Он сейчас в Тамани?

— Должен быть в Тамани.

— Спасибо, — Тамара, напевая, отошла.

Солнце погружалось в густые облака. С северо–востока тучи еще больше уплотнялись и прижимались свинцовыми краями к овальным вершинам, похожим на естественные бастионы.

Моряки снимались с биваков и выстраивались на дороге.

— Облачка сгущаются, опять захолодало, — сказал Батраков. — Как бы вместо дождя снег не вывалил.

Баштовой стоял невдалеке. Он осунулся за последнее время и замкнулся. «Тоска по семье», —определил Букреев.

— Штормить бы не начало. Закипит пролив, плохо переправляться.

— Переправимся, Баштовой, — убежденно сказал Батраков. — Саша, собирай пожитки и распределяй поровну, сам не пыхти.

Горбань встряхнул плащ–палатку и принялся ловко сворачивать ее. Из капониров выезжали автомашины, ору- ; дия, повозки конного обоза. Земля выбрасывала из своих кедр людей, машины, лошадей, и все, что радушно приютила.

Степанов в бурке выехал из «фактории». Оттуда же покатили брички. Последние лучи солнца, пробившие облака, скользнули по всаднику, и на секунду показалось, что человек в черной бурке едет на огненно–золотом коне. Потом солнце спряталось в сырую, далекую облачность, и все стало, как обычно.

Майор подстегнул венгерца, и он пошел мелким, петушьим ходом, усиленно приталкивая задней левой ногой, что было признаком шпата. Теперь, видя лошадь в ходу, Букреев определил ее пороки: шпат и плоское копыто, неправильно кованное, с сильным обрезыванием пятки, сбитые маклаки и быстро вспотевшие бока.

— Через две минуты трогаем, Букреев, — сказал Степанов, свешиваясь с седла. — Вы, как и полагается по правилам десанта, — впереди. Под Таманью придется развести колонну пожиже. Немцы сегодня активно обстреливают Тамань.

Венгерец мелькнул, подрагивая ляжкой, протавренной латинской вензельной буквой, и пошел тропотом в хвост колонны.

— Илья Муромец, — сказал Батраков вслед майору. — — Ну, что, Букреевич, может, песенку на первом километре рванем?

— Можно и песню.

Колонна тронулась. Букреев шагал впереди, по дороге, окаймленной помятыми кустами бурундука, полыни и кавалерника. Манжула нес два вещевых мешка, автоматы (свой и командирский) и четыре диска патронов. Он не позволял командиру батальона перегружаться, несмотря на его требования.

Из-за кустов татарника выпрыгнул земляной заяц, поднялся на задние лапы, повел длинными стоячими ушами и как будто застыл. Автоматчики грянули морскую, десантную. Заяц мелькнул белым брюшком и хвостом с кисточкой черных и светлых волос и сразу пропал.

Автоматчики пели:

Девятый вал дойдет до Митридата, —

Пускай гора над Керчью высока.

Полундра, фриц! Схарчит тебя граната!

Земля родная, крымская, близка!..

Батальон шел в том направлении, где ясно возвышалась на другой стороне пролива гора Митридат. Оттуда долетали громовые раскаты, и казалось, гора вспыхивала и гасла. Степанов промчался вперед. Горько и пряно дышала степь. Тяжело махая крыльями, пролетел на ночевку орел. Он летел над древней землей, которая видела и скифов, и венецианцев, и монгольские туманы, и курени опальных запорожцев. И сам он был похож на какую-то древнюю мудрую загадочную птицу.