Огненные сердца
Шрифт:
Некоторое время спустя Дженна прислушивалась к ровному, спокойному дыханию Ченса и поняла, что он заснул. Она закрыла глаза и стала думать только о его близости, о тепле и силе его тела, одновременно вспоминая прежние встречи и впитывая каждое ощущение так, чтобы никогда не забыть его. Только время могло сказать, к чему приведет их обоюдная страсть, а пока бороться с нею было бесполезно. Так девушка не может расстаться с любимым платьем до тех пор, пока на нем не поползут нитки и надеть его будет уже невозможно.
«Там не за что было удержаться, я едва стоял на ногах, чувствуя, как руки и ноги замерзают все сильнее. Хотел бы я знать, как это удается ему! Он прохаживался с невозмутимым
«Сынок, этой работе научиться легко, если, конечно, ты хочешь выжить и закончить учебу. Большинство аварий происходят при сцеплении грузовых вагонов. Ночная работа на станции особенно опасна».
«Я сцеплю этот буфер, папа. Дай мне попробовать самому — я хочу научиться…»
«Нет, в другой раз, Ченс. Здесь скользко и темно, как в преисподней. Я справлюсь с этим сам. Стой рядом и будь готов подать сигнал машинисту».
«Черт, какой холод! Ледяной дождь пробирается под куртку, морозит плечи… Лучше бы мама не дожидалась Рождества, чтобы подарить мне тот вязаный свитер. А папа работает так, словно не замечает холода, — хотел бы я быть таким, как он!
Что? Что такое?!
Папа, тормоза ослабли! Выходи оттуда! Папа!»
Ченс проснулся: только что он с поразительной ясностью увидел, как его отца раздавило между двумя грузовыми вагонами — увидел выступающее сломанное ребро, кровь, последний проблеск жизни в его глазах. Он вновь пережил ужас, увидев умирающего отца, — так, словно все случилось только что.
Медленно, как из паутины, он выбрался из сна и обнаружил, что находится в темной комнате.
Дженна села рядом с ним и положила руку на его плечо, сонно спросив:
— Ченс, что случилось?
— Ничего… просто сон.
Ченс чувствовал смертельную усталость, как всегда бывало после этого сна-воспоминания. Отстранившись от Дженны, он зажег лампу. Тусклый желтый свет не смог прогнать кошмарное видение, но слегка приглушил его.
Дженна встала рядом, обнимая Ченса.
— Ты не хочешь рассказать мне о нем?
Ченс чувствовал себя так же, как ребенок, которому приснились чудовища, но в голосе Дженны звучали сочувствие и понимание. Казалось, Дженна готова принять на себя его боль. Ченс обнял ее, чувствуя, как крепнет между ними связь. Они легли, не разжимая объятий.
— Мне снилась ночь, когда погиб мой отец. Кажется, в последнее время я слишком часто вспоминал о нем.
Дженна положила голову ему на грудь, перебирая жесткие черные волосы.
— Расскажи мне о нем, Ченс, — шепотом попросила она. — Вы с ним были похожи?
Ченс устремил взгляд в потолок.
— Мне говорили, что я очень похож на него, но самому мне судить трудно. Если хочешь, спроси у моей матери.
— Где она?
— Здесь, в Кердалене. Содержит пансион в Байярде.
Дженна еле заметно вздрогнула и напряглась.
— В Байярде?
— Да.
Долгое время тишину в комнате нарушало только тиканье часов.
— Теперь понятно, зачем дедушка отправился туда. И ты знал об этом.
— Он надеялся найти то, что когда-то потерял. Мне не захотелось говорить тебе об этом.
— Но что все это значит? — спросила Дженна. — Они любили друг друга? Расскажи мне обо всем, Ченс. Я знаю, как погиб твой отец, но что было с тобой? Почему ты оказался рядом?
Ченс никогда не доверял подробности смерти отца никому, кроме матери и Делани, главным образом потому, что эти подробности были слишком страшными. Но теперь все случившееся настолько живо воскресло в его памяти, что он чувствовал необходимость поделиться с Дженной, и наконец поддался ее уговорам и рассказал, что произошло на станции той трагической ночью… как он работал на путях вместе с отцом и как в одну секунду изменилась вся жизнь их семьи.
— Я всегда считал себя виновным в
смерти отца, — тихо закончил Ченс. — Может, если бы я был повнимательнее, я заметил бы, что вагон отцепился…— По-моему, тебе не в чем винить себя. Но Ченс, почему ты обвиняешь в этом дедушку? Ведь его там не было!
— Да, но отцу пришлось работать на станции из-за твоего деда. Может, надо было рассказать обо всем с самого начала…
— Видишь ли, вскоре после свадьбы мои родители покинули Ирландию, — начал он рассказ. — Как многих других людей, их гнали оттуда угнетение и голод, а Америка манила возможностью начать жизнь заново. Отец был независимым человеком, обладал твердыми жизненными принципами. Его мечтой было стать хозяином самому себе и обеспечить достаток в семье. Он начал работать на железных дорогах и благодаря нескольким полезным изобретениям наконец собрал достаточно средств, чтобы основать собственную железнодорожную компанию. В нее входила всего пара коротких дорог, но они приносили неплохую прибыль.
Помню наш первый собственный дом — конечно, это был далеко не дворец, но нам он казался роскошным.
— Значит, твой отец познакомился с дедушкой еще в то время?
Ченс кивнул.
— У Соломона никогда не было никаких дел с отцом, но когда мои родители начали посещать общественные собрания, догадываюсь, что внимание Соломона привлекла моя мать. Помню один из вечеров, куда были приглашены родители. Мама прекрасно шила, и потому наряд приготовила себе сама. Это было самое красивое платье, какое мы когда-либо видели, — из блестящего зеленого атласа, низко вырезанное на груди. Когда мама надела его, мы просто застыли от изумления. — Ченс грустно улыбнулся, припоминая. — Мы смотрели на нее во все глаза. Отец тоже выглядел красавцем в черном фраке — он казался очень высоким и стройным. Мы любовались родителями, гордились ими и не могли поверить, что это наши мама и папа разодеты в атлас, кружево и тонкую шерсть. Мама опасалась, что будет выглядеть слишком жалко среди нарядной толпы, но папе это было все равно. Правда, он чувствовал себя неловко затянутым во фрак — не могу себе представить, как он ухитрился провести в нем весь вечер… — Ченс помолчал, с грустью вспоминая счастливые моменты прошлого, затем продолжал: — Несколько лет компания отца процветала. Отец подарил маме украшения, о которых она давно мечтала, а мне купил лошадь — старую, которой уже было пора на бойню, но мне казалось, что ни у кого в мире нет такой великолепной лошади.
А затем в один страшный день мы разорились. Внезапно. Все, что я понял — что какой-то богач провел удачную махинацию с акциями на бирже. И отцу вновь пришлось вернуться к работе тормозного кондуктора, для которой он был уже слишком стар. Это опасная работа, даже для молодых и проворных парней. Мало-помалу мы распродали все, что имели, — надо было платить за жилье, покупать еду и одежду…
Нищета была нам привычна, думаю, мы так и не смогли забыть о прежних временах… — Ченс взглянул на Дженну, и его лицо внезапно прояснилось, а глаза блеснули: — За свою жизнь я съел уйму картофеля: мама готовила его всевозможными способами — жарила, пекла, варила, тушила. Когда надо приготовить картофель, с ней не сравнится ни один шеф-повар!
Ченс и Дженна засмеялись, но смех быстро затих, сменившись грустью. Дженна решила, что воспоминания стали слишком тягостными для Ченса, но после нескольких минут молчания он заговорил вновь:
— Все это случилось за пару лет до того, как я подрос и начал работать на станции. Мне досталось место ученика тормозного кондуктора — их всегда не хватает, каждую неделю кто-нибудь да погибает… Отец боялся за меня, но я настоял на своем желании работать с ним. «Если ты это умеешь, то и я смогу», — заявил ему я. Отец не стал спорить: в то время я был уже достаточно взрослым, мне исполнилось шестнадцать лет. Семье нужны были деньги.