Огненный крест. Книги 1 и 2

Ощущение от него было совсем не новым, но все равно его прекрасные теплые округлости и жесткие вьющиеся волосы между ними сильно взволновали ее. Слабое эхо уединенной радости, которую она недавно испытала, поощрило ее повторить это снова, и она скользнула свободной рукой между своих ног. Но усталость остановила ее, вялые пальцы слегка сжали влажную набухшую плоть, и один палец лениво скользнул между складок.

Она надеялась, что сегодня все будет по-другому. Без вечного опасения, что Джемми проснется, при наличии времени, которое они могли посвятить друг другу, на волне эмоций от их обмена клятвами, она думала… но все осталось по-прежнему.

Не то, чтобы она не была возбуждена, совсем наоборот. Каждое движение, каждое прикосновение отпечатывалось в нервах ее кожи, рта и памяти, затапливая ее ароматом, порождая глубокие ощущения. Но, несмотря на волнующие прекрасные любовные ласки, оставалось какое-то странное ощущение отдаленности, барьера, который она не могла преодолеть.

И вот она снова лежала возле него, когда он спал, перебирая в памяти каждый момент страсти, которую они только что разделили, и только теперь в памяти могла, наконец, поддаться ей.

Возможно, она слишком сильно любит его, думала она, слишком много думает о его удовольствии и мало о своем. Удовлетворение, которое она чувствовала, когда он терял себя, задыхаясь и издавая стоны в ее объятиях, было больше, чем физическое удовольствие от оргазма. И все же, где-то глубоко под этими эмоциями таилось странное чувство триумфа, словно она выиграла в необъявленном и не признаваемом ими обоими соревновании.

Она вздохнула и ткнулась лбом в его плечо, наслаждаясь его ароматом — сильным и горьким запахом мускуса, как у болотной мяты.

Мысль о травах напомнила ей о контрацепции, и она осторожно, чтобы не разбудить его, снова потянулась рукой между ног, засунув один палец глубоко внутрь. Нет, все было в порядке, кусочек губки, пропитанный маслом пижмы, был на месте, охраняя вход в ее матку.

Она придвинулась к нему ближе, и он инстинктивно повернулся, чтобы прижать ее к себе. Тепло его тела охватило ее, даря уют и успокоение. Его рука хаотично блуждала по ее телу, словно летала слепая птица, двигаясь по ее бедру, по ее мягкому животу в поисках сокровенного места. Она схватила его руку обеими руками и прижала ее под своим подбородком. Его ладонь сжалась, она поцеловала большой грубый сустав одного пальца, и он глубоко вздохнул, расслабив руку.

Звуки веселья на горе стихли, танцоры и певцы охрипли и утомились. Дождь снова забарабанил по палатке, и серый туман коснулся ее лица своими холодными влажными пальцами. Запах мокрого холста напомнил ей о путешествиях с отцом, когда она была ребенком, с их смешанными эмоциями волнения и безопасности, и она удобнее устроилась в изгибе тела Роджера, испытывая те же чувства уюта и предвкушения.

«Это только начало», — подумала она. У них впереди вся жизнь. И время отдаться полностью еще настанет.

Глава 17 Сторожевой огонь

С их места сквозь брешь в скалах он мог видеть сторожевой огонь возле палатки Хейеса. Большой костер сбора уже прогорел до тлеющих угольков — слабого воспоминания о жаре вздымающегося пламени, но огонь возле палатки горел устойчиво, как звезда в холодной ночи. Время от времени рядом с костром появлялась темная фигура в килте, чтобы подбросить в него дрова. Некоторое время силуэт вырисовывался на фоне яркого света, потом фигура снова исчезала в темноте.

Он краем сознания отмечал мчащиеся облака, которые закрывали луну, тяжелое хлопанье тента над головой и черные тени от камней на склоне, но смотрел только на этот огонь и кусочек белой палатки позади него, бесформенный словно призрак.

Он замедлил дыхание, расслабил мускулы рук и груди, спины, ягодиц и ног. Он не пытался уснуть; сон бежал от него, и он не собирался искать его.

И это также не было попыткой ввести в заблуждение Клэр, убедить ее, что он спит. Она так хорошо знала его тело, его мысли, что, конечно, сразу поняла бы обман. Нет, это был просто сигнал, молчаливое послание к ней, что она может не обращать на него внимания. Она может уснуть, зная, что он закрылся в раковине своих раздумий и не предъявлял сейчас к ней никаких требований.

«Мало кто спит сегодня ночью на горе», — думал он. Ветер скрывал шелест голосов и звуки перемещений, но он чутьем охотника улавливал дюжины тихих движений, опознавал еле слышимые звуки и давал имена движущимся теням. Скрип кожаных башмаков по камням, взмахи отряхиваемых одеял. Это должно быть Хобсоны и Фаулзы собираются потихоньку уехать ночью, боясь утра и предательства.

Порыв ветра бросил сверху несколько нот музыки: концертино и скрипка. Рабы Джокасты не собирались жертвовать редкой возможностью повеселиться ни ради сна, ни из-за плохой погоды.

Тонкий плач младенца. Маленький Джемми? Нет, сзади. Значит, малышка Джоан, и голос Марсали, тихо и нежно напевающий по-французски.

… Alouette, gentil Alouette… [73]

Вот и звуки, которые он ожидал — шаги по другую сторону каменной гряды, ограничивающей прибежище его семьи. Быстрые и легкие, направляющиеся под гору. Он ждал, открыв глаза, и через некоторое время услышал слабый оклик часового возле палатки. Никаких фигур не появилось в свете костра, но входной клапан шевельнулся, открылся и снова упал, закрыв вход.

73

Алауэтта, милая Аллауэтта (фр.)

Как он и думал, общее настроение было против мятежников. И сдать преступников не считалось предательством друзей, а скорее необходимостью защитить тех, кто хотел жить по закону. Это могло быть сделано тайно — доносчики дождались темноты — но неохотно.

… j’ante plumerai la t^ete… [74]

Он задался вопросом, почему песни, которые поют детям, зачастую имеют ужасный смысл, и никто не дает себе труд задуматься над их словами. Для него мелодия песни ничего не значила, возможно, поэтому он больше внимания обращал на слова.

74

Я оторву тебе голову (фр.)

Даже Брианна, которая выросла, по-видимому, в более спокойное, мирное время, пела Джемми песни, внушающие страх смерти и имеющие трагический конец. При этом, она сохраняла нежное лицо, как у Девы Марии, баюкающей младенца Христа. Например, эту песню о дочери шахтера, которая утонула среди своих утят…

Он задумался о том, какие страшные песни могла петь Богородица у колыбели своего сына. Если судить по Библии, Святая земля была не более мирной, чем Франция или Шотландия.

Он бы перекрестился, прося прощения за такую мысль, но Клэр лежала на его правой руке.