Огненный крест. Книги 1 и 2

Джейми сам был такой же губкой, как его внук, думала я, наблюдая, как он роется в вещах, полностью голый и совершенно не стесняющийся своей наготы. Он принимал все и, казалось, мог справиться со всем, с чем сталкивался на своем пути, неважно, насколько это было знакомо или чуждо ему. С безумными жеребцами, похищенными священниками, служанками, достигшими брачного возраста, упрямыми дочерьми и зятьями-еретиками. То, что он не мог одолеть или изменить, он просто поглощал, как губка раковину.

Следуя этой аналогии, я подумала, что раковиной была я. Выхваченная из моей жизненной ниши неожиданным быстрым потоком, поглощенная и окруженная Джейми и его жизнью. Пойманная навсегда среди чужих потоков, струящихся через чужую среду.

Эта мысль вызвала во мне странное чувство. Раковина неподвижно лежала на дне тазика, красивая… но пустая. Очень медленно, я поднесла губку к затылку и сжала ее, чувствуя щекотку от потока теплой воды на моей спине.

Большей частью я ни о чем не жалела. Я сама сделала выбор, и я хотела быть здесь. И все же иногда какие-то мелочи, как, например, наша беседа об иммунитете, заставляли меня осознать, как много было потеряно из того, что я имела, и кем я была. Несомненно, какая-то часть меня исчезла, была переварена, и от этой мысли я ощутила в себе пустоту.

Джейми, нагнувшись, рылся в одной из седельных сумок, и вид его голых ягодиц, в невинном бесстыдстве повернутых ко мне, рассеял мои тревожные мысли. Ягодицы были изящной формы с округлыми мышцами и красиво покрыты золотисто-красным пушком, блестящим в свете камина и свечи. Длинные бледные колонны ног затеняли его мошонку, темную и едва видимую между ними.

Он, наконец, нашел чашку и наполовину наполнил ее. Повернувшись, чтобы вручить ее мне, и подняв глаза, он удивился, увидев, что я уставилась на него.

— Что? — спросил он. — Что-нибудь случилось, сассенах?

— Нет, — произнесла я, но, по-видимому, довольно неуверенно, потому что его брови на мгновение сошлись.

— Нет, — повторила я более уверенно и взяла чашку, с улыбкой приподняв ее в знак благодарности. — Просто думала.

Ответная улыбка коснулась его губ.

— Да? Ты не должна много думать вечером, сассенах. Будут сниться кошмары.

— Полагаю, ты прав, — я отпила из чашки, и к моему удивлению это оказалось вино — и притом очень хорошее. — Где ты раздобыл его?

— Отец Кеннет дал. Это вино для причастия, но не освященное. Он сказал, что люди шерифа все равно отберут его — пусть уж лучше оно достанется мне.

Небольшая тень набежала на его лицо при упоминании о священнике.

— Ты думаешь, с ним все будет в порядке? — спросила я. Люди шерифа не показались мне цивилизованными стражами порядка, а скорее головорезами, остановить которых мог только страх — страх перед Джейми.

— Я надеюсь, что так, — Джейми беспокойно отвернулся. — Я сказал шерифу, если святого отца обидят, то он и его люди ответят за это.

Я тихо кивнула, потягивая вино. Если Джейми узнает о том, что отцу Донахью был причинен какой-либо вред, то он действительно заставит шерифа ответить. Мысль немного встревожила меня, сейчас было не время наживать врагов, а шериф округа Оранж мог быть серьезным врагом.

Я подняла голову и увидела, что Джейми смотрит на меня с видом глубокого удовлетворения.

— Ты в хорошем теле сейчас, сассенах, — заметил он, склонив голову набок.

— Льстец, — сказала я, кинув на него холодный взгляд, и снова взяла губку.

— Ты, должно быть, набрала целый стоун с весны, — с одобрением произнес он, игнорируя мой взгляд, и обошел вокруг меня, разглядывая. — Хорошее лето было для нагула, да?

Я повернулась и бросила губку ему в голову.

Он ловко поймал ее, усмехаясь.

— Я и не подозревал, как хорошо ты поправилась, сассенах; ты была такая закутанная все эти недели. Я не видел тебя голой, по крайней мере, целый месяц.

Он все еще осматривал меня, как если бы я была главным участником на Шропширской выставке свиней.

— Наслаждайся этим, — посоветовала я ему, вспыхнув от раздражения. — Ты не увидишь такого еще долгое время!

Я потянула сорочку, закрывая свои — бесспорно полноватые — груди.

Его брови приподнялись с удивлением от моего тона.

— Ты же не сердишься на меня, сассенах?

— Конечно, нет, — сказала я. — С чего ты так решил?

Он улыбнулся, рассеяно потирая губкой свою грудь и глядя на меня. Его соски сжались от холода и торчали среди рыжих вьющихся волос, влага мерцала на его коже.

— Мне нравится, когда ты полная, сассенах, — сказал он мягко. — Полная и сочная, как маленькая курочка. Мне действительно очень нравится.

Я могла бы подумать, что он пытается загладить свои неосторожные слова, если бы голые мужчины не были снабжены идеальными детекторами лжи. Ему действительно нравилось — очень.

— О, — произнесла я и медленно спустила сорочку. — Хорошо, тогда.

Он приподнял подбородок, указывая на кровать. Я колебалась мгновение, потом встала и позволила сорочке упасть на пол рядом с его брюками. Протянув руку, я забрала у него губку.

— Я… хм… только закончу мыться, да? — пробормотала я и, повернувшись к нему спиной, поставила ногу на стул, услышав одобрительный рокот за своей спиной. Я улыбнулась про себя, но не стала торопиться. В комнате значительно потеплело, и к тому времени, когда я закончила мыться, моя кожа была розовой и гладкой, и только пальцы рук и ног еще немного мерзли.

Я, наконец, обернулась и обнаружила, что Джейми все еще наблюдает за мной, потирая запястье с немного хмурым видом.

— Ты мылся? — спросила я. — Даже если тебе ядовитый плющ не повредит, его яд может попасть на вещи, которых ты касаешься, а у меня нет к нему иммунитета.

— Я вымыл руки щелоком, — уверил он меня, положив их на мои плечи для иллюстрации. Он сильно пах едким жидким мылом, которое мы делали из нутряного сала и древесного пепла. Оно было не ароматизировано и хорошо подходило для таких вещей, как мытье полов или чистка закопченных кастрюль. Неудивительно, что он чесался, мыло довольно сильно раздражало кожу, а его руки были в царапинах и трещинах.

Я нагнула голову и поцеловала суставы его пальцев, потом взяла небольшую коробочку, где держала всякую личную мелочь и вынула баночку с бальзамом для кожи. Бальзам был сделан из масла грецкого ореха, воска и очищенного ланолина, вываренного из шерсти овец, имел приятный зеленый цвет и был ароматизирован эссенцией из цветков ромашки, окопника, тысячелистника и бузины. Он хорошо успокаивал раздраженную кожу.