Огненный перевал

При всем своем желании, мама, я никак не могу поторопиться к тебе. То есть я тороплюсь, честное слово, я очень даже тороплюсь, я даже только что второпях двоих бандитов застрелил, только чтобы вырваться отсюда и дальше к тебе поторопиться. Может, даже больше, чем двоих, потому что я и в других тоже стрелял, но в них и кроме меня стреляли, а я точно видел, что в двоих попал именно я. Я бы сам всех бандитов расстрелял, только чтобы вырваться побыстрее. Но ты же этого не знаешь, ты же, даже если я тебе это скажу, не поверишь, что я тороплюсь, ты даже в состоянии подумать, что я умышленно в эту историю влез, только чтобы к тебе не попасть побыстрее…

Такое уже было однажды, если ты помнишь… Когда я непродолжительное время в студентах ходил. Ты мебель новую хотела купить, и мы договорились встретиться возле мебельного магазина. Я в автобус сел, чтобы на эту встречу поехать, а в автобус грузовик въехал. Я тогда сильно головой стукнулся, и разбитым стеклом мне голову в трех местах слегка поранило. Поранило слегка, и крови было немного. Я от помощи врачей отказался. Просто кровь вытер, и все… Но на встречу с тобой возле магазина я опоздал. Ты уже купила мебель сама и вместе с грузчиками уехала домой. Я домой приехал, когда мебель уже была расставлена…

Помнишь, как ты не поверила мне. Ты даже сказала, что я голову сам себе чем-то расковырял, только чтобы тебе не помогать. А у меня очень сильно голова после удара болела. И я даже возражать тебе привычно не стал.

Я не могу доказать и не смогу доказать тебе, мама, как я тороплюсь к тебе.

Но я тороплюсь…

Тебе все равно остается только ждать, когда обстоятельства позволят мне превратить мою торопливость в передвижение в сторону дома.

Я тороплюсь, хотя ты этого не знаешь…

* * *

Взрыв выпущенной навесом из «подствольника» гранаты на самом краю скалы, но все же непосредственно вблизи нашей позиции, заставил содрогнуться почву под локтями, упертыми в камни. Показалось, что взрыв был не один, а сразу несколько гранатометов стреляли с разных сторон, и всю скалу накрыли. Это эхо разгулялось так разудало. И почва содрогнулась так, что невольно мелькнуло опасение, что скала не такая и устойчивая, какой кажется внешне, и вполне может осесть и свалиться под склон, увлекая за собой нас. Но она устояла, и устояла бы под взрывами еще многих, наверное, гранат. Скалы более устойчивы, чем люди.

Я в правую сторону посмотрел еще до того, как успела осесть земля, камни и пыль, взрывом поднятые, но сразу определил, что у нас потери. Такой близкий взрыв не может не стать убийственным. И он стал, судя по тому, как свесил голову с камня старший лейтенант Валуев. Это я увидел уже минутой позже. Пыль и дым осели. Земля сырая после дождя, потому и осели они так быстро. И я все увидел. Рядом со старшим лейтенантом младший сержант Отраднов лежал, и старший лейтенант, так получилось, его своим телом от осколков прикрыл, потому что Отраднов в небольшом углублении устроился вместе с трофейным пулеметом. И продолжал стрелять во время взрыва и после. А дальше, за Отрадновым, двое солдат, наоборот, на возвышении в сравнении с младшим сержантом и старшим лейтенантом лежали. Они тоже головы уронили…

А дальше я лежал. Но до меня от места взрыва метров семь-восемь, у осколков гранаты «ВОГ-25» зона поражения около пяти метров. Может быть, меня и достало вместе с комьями земли и мелкими камнями, но я это только после не ощутил даже, а осознал. Но в целом, кажется, даже не ранило. Боли, по крайней мере, не было.

— Я снял гранатометчика… — сообщил Отраднов. — Погранец убит, принимаю команду на себя! Меня слушай!.. Патроны беречь… Стрелять только прицельно.

Гранатометчик точно стрелял. И хорошо, что Отраднов сумел нас от него избавить. Есть такие спецы и у боевиков, и у нас. Они гранату, как рукой, кладут, куда захотят, и не видят разницы, прямой наводкой стрелять или навесом, уперев приклад автомата в землю…

— Наши пошли… — сказал я, заметив, как перешли ущелье и заняли позицию на противоположном склоне, чуть дальше застрявшего корпуса вертолета, два бойца. С моей возвышенной позиции это хорошо было видно, но не видно было, кажется, младшему сержанту.

— Где? — спросил Отраднов.

— Дальше вертолета… Метров на восемьдесят…

— Точно — наши? — переспросил он.

— Наши, — подтвердил кто-то, занявший позицию еще выше меня. — И внизу четверо. Все перевязаны. Воронцов раненых на работы погнал. Бруствер кладут…

— Значит, как только бруствер выложат, нас отсюда снимут… — сделал вывод Отраднов и дал очередь в кусты, заметив там какое-то движение.

И точно, из кустов кто-то выпал, сваленный очередью. Нам было видно только криво лежащие ноги, одна из которых была неестественно вывернула. Раненый не смог бы с такой вывернутой ногой лежать, обязательно бы ногу подтянул.

Наша удобная позиция была хороша тем, что до нас добраться было трудно. Четырежды еще боевики стреляли из «подствольников», но гранаты ложились далеко — три из них вообще намного выше по склону, обдавая нас после разрывов мелкой осыпью камней и падающими ветками деревьев, а одна даже не долетела до скалы, к тому же еще гораздо правее ушла. Хорошего гранатометчика, к нашему счастью, в их рядах больше не нашлось. Автоматный же и даже пулеметный обстрел еще до того, как нанести нам урон, показывал точку, из которой стреляют активно. А активная стрельба всегда отнимает время и показывает, откуда огонь ведется. И за это время мы, плохо видимые снизу, успевали с нескольких точек ответить в одну и погасить ее. Но в то же время и сами мы были здесь заперты и могли бы держаться, нанося противнику урон, только до темноты. А с наступлением темноты, не имея приборов ночного видения, мы уже стали бы только гипотетической угрозой, о которой знают, но которую не боятся, и противник мог бы пройти у нас под носом в одну и в другую сторону, если боевикам приспичит выпить, закусить и покурить в секторе нашего обстрела. На вспышку огня стрелять с такой дистанции вполне доступно. Конечно, подкрасться к нам по склону даже в темноте проблематично. Но это ничего не давало нам, поскольку наша задача была простая — удержать бандитов до того, как закончится разгрузка раненых из вертолета. Разгрузка, видимо, уже закончилась, по крайней мере, мне не видно было никакого шевеления там, у корпуса, да и старший лейтенант Воронцов оттуда ушел. Следовательно, нам уже можно было бы и покидать позицию. Но вот как это сделать под обстрелом, а миновать обстрела невозможно, пока внизу, под нами, остались живые боевики. И выбить их оттуда невозможно, потому что мы видим их не лучше, чем они видят нас… В итоге получается эффект замкнутого круга, который разомкнуть без помощи извне невозможно. Но и старший лейтенант Воронцов, должно быть, понимает положение, и, если уж он зашевелился там, внизу, значит, что-то готовит, чтобы мы могли осуществить прорыв…

* * *

Старший лейтенант Воронцов, однако, не слишком, как мне показалось, спешил. Со стороны посмотреть, он что-то искал внизу, под остатками вертолета, словно нечто важное и необходимое из корпуса вывалилось, и найти это было делом жизни или смерти. Даже на четвереньках местами ползал.

— Что он ищет? Пять рублей в прошлом году потерял? — поинтересовался кто-то из солдат слева от меня.

— Минирует, похоже… — отозвался другой.

— Чем минирует? У него в каждом кармане по «МОН-50»? [9]

9

«МОН-5» — мина противопехотная осколочная, направленного поражения, управляемая. Стандартная мина, состоящая на вооружении Российской армии, предназначена для выведения из строя личного состава противника, дальность поражения около пятидесяти метров.

Имеющиеся в роте «МОН-50» мы выставили на подходах к перевалу.

— Или «растяжки» ставит…

— Непонятно что-то… Там, среди камней…

— Старлей умеет… Замаскирует — не найдешь…

Мы молча ждали развития действий. Старший лейтенант Воронцов нам был хорошо виден, но невидим для противника, которого от него отделяли густые заросли кустарника и легкий поворот ущелья в нижней части, тогда как на склонах этот поворот никак не выражался. Но мы все равно контролировали оставшихся внизу боевиков с повышенной внимательностью. Это непреложный закон: даже если приказа не поступало, но ты видишь своего, и знаешь, что противник рядом, ты обязан прикрывать своего, тем более своего командира. А старший лейтенант Воронцов в настоящий момент стал и моим командиром. И я прикрывал его так же старательно, как и остальные. Но сам старший лейтенант словно бы и не видел этого. Мне показалось, что он, спустившись на дно ущелья, ни разу в нашу сторону взгляда не бросил.

Но любая работа имеет привычку заканчиваться. Закончилась и та, что выполнял Воронцов. И только после этого он сделал какой-то знак одному из своих парней на противоположном склоне, второй в это время с биноклем дальние подступы осматривал и двинулся от нас ближе к середине, туда, где еще четверо раненых солдат, превозмогая боль, что было видно даже издалека, спешно сооружали бруствер, перекрывая ущелье, как казалось издали, игрушечной крепостной стеной.

Старший лейтенант работу, кажется, одобрил, только сделал несколько замечаний, и срочно была усилена и поднята центральная часть стены. Только после этого Воронцов отдал еще какие-то команды, солдаты проверили патроны, отчитались перед командиром, и двое из них полезли на противоположный склон, чтобы усилить позицию первой пары. Тут же со склона спустились невидимые мной ранее два пулеметчика, которых раненые и сменили. И в нашу сторону без задержки двинулась группа, состоящая из старшего лейтенанта, двух пулеметчиков и двух раненых автоматчиков. Шли сначала быстро. Чтобы никто из боевиков не высунулся и не заметил их, младший сержант Отраднов дал несколько коротких и хлесткий очередей по кустам, предпочитая проредить самые густые, где легче всего спрятаться. По себе знаю, что при таком ненаправленном обстреле очень хочется голову в плечи вжать и от земли не отрываться, потому что не знаешь, в какое место следующая очередь будет направлена. Но в общем-то младший сержант все сделал правильно, однако старший лейтенант Воронцов остановился и в нашу сторону посмотрел, а потом отмашку рукой сделал, передавая немой приказ, Отраднову понятный. Младший сержант стрельбу сразу прекратил, потому что стрелял он, время от времени все же поглядывая на командира и ожидая его реакции.