Огненный шар

– Тоже.

Жан убрал с нее одеяло.

– Ты так спать собираешься? – удивился он, увидев ее в ночной рубашке.

– А ты как хотел? Мы же теперь не одни, – застенчиво произнесла девушка.

– Раньше было намного проще, – заметил Жан.

– То было раньше. Тебе тогда сколько лет было? И нам всем, а?

– Ну, я так полагаю, далеко не младенцами были и не стеснялись ничего.

– Я тебя что-то не пойму, ты хочешь раздеться и спать в чем мать родила? – спросила Ин.

Жан взглянул на Ника.

– Хочет, хочет, – сказал Ник. – Хочет, чтобы все на него смотрели. Ты, Жан, какой-то неправильный стал.

– Никакой он не извращенец, – вступилась Лиза. – Он нормальный парень.

– Да он шутит, – сказала Ин. – Делай, что хочешь. Я тебя и без того наизусть знаю.

Жан поднялся и задвинул шторы на окне. В комнате стало совершенно темно. Он еще немного постоял у окна, подглядывая на улицу сквозь щелку в шторах, разделся и стал рукой нащупывать кровать.

– Совсем ничего не вижу, – шептал он.

Рука его коснулась плеча, потом груди лежавшего кого-то с краю.

– Ты кто?

– Дед Пихто, – отозвался Ник. – Твоя половина с другой стороны. Нечего по мне шарить. Совсем не ориентируешься.

– Утром трусы найдешь? – поинтересовался Жан.

– Найду, не беспокойся, если ты не наденешь. Какой ты стал неугомонный! Всего облапал!

– Не ври, только половину. – В потемках Жан стал обходить кровать, споткнулся и чуть не упал. – Это ты тут свои вещи раскидал, на пол кинул? Я об них чуть ногу не сломал.

Лиза рассмеялась.

– Иди сюда, – позвала она и протянула ему руки, – не дай бог, ты еще на носки наступишь – вообще голову свернешь.

– Мы их с Ником постирали, так что могу только поскользнуться.

Теперь уже рассмеялся и Ник.

– Утром носки в печку кинем, – сказала Ин. – Чтобы не валялись под ногами.

– Они гореть не будут. – Жан немного даже обиделся и в темноте показал в ее сторону язык.

– Думаешь, не влезут в топку? Порубим, топор есть. Я его еще хозяйке не отдал. Оставил для самообороны, – сказал Ник.

– Идите вы, – рассердился уже Жан. – Носки у меня всегда чистые.

– Конечно, – согласилась Ин. – Где ж им быть грязными, если от них одни манжеты остались.

– Ну, что, поржали, давайте спать, – предложил Жан и залез на кровать. – Ин, это ты? – он пошарил рукой в темноте.

– Это я, – ответила Лиза, вытирая от смеха слезы с глаз. – Что тебя несет все не в ту сторону?

– Мне с краю или между вас просочиться? – спросил Жан.

– С краю, а то чего еще перепутаешь. Здесь я лежу, – Ин выставила руку вперед.

– Главное, на Ника не нарваться, – снова повеселел Жан. – А то вам, девчонки, просто скучно будет.

– Ложись, – потянула Жана за руку Лиза. – Ну и рассмешил.

Жан улегся поверх пледа и обнял Лизу.

– Вот компания, – вздохнул он. – Даже раздеться нельзя.

Лиза ощупала Жана рукой.

– Ты ж уже разделся, – сказала она.

– Все равно жарко. Может, форточку открыть?

– Чтобы бомба прилетела, – запротестовала Ин. – Тогда мы не только ваши вещи не найдем, а еще кое-что. – Она обняла Ника. – Нет, так очень трудно уснуть. С вами не соскучишься, мальчики.

– А ты что, спать собралась? – Жан приподнял голову, пытаясь увидеть в темноте лицо Ин.

– Лежи ты, – уложила его опять Лиза. – Какой любопытный.

– Тихо! – Ник затаил дыхание, и все умолкли. – Кажется, самолеты летят. Гул какой-то?

– Точно, – встревожилась Лиза. – Снова бомбить город будут. Может, нам одеться и спуститься в бомбоубежище?

– Так пойдем, – ответил Жан.

Неожиданно на улице загудела сирена и в небе появились яркие лучи прожекторов, свет которых пробивался сквозь плотные шторы.

– Бомбить опять будут, – вздохнула Ин и села на кровати. – Ты чего развалился, – толкнула она Ника. – Может, сейчас придется бежать вниз, в убежище.

Жан во весь голос расхохотался.

– Представляю, все бегут с узелками, с вещами, а Ник голый, впереди всех…

– Жан, помолчи, – остановил его Ник и снова стал прислушиваться. – Кругом война, блокада, а у нас тут бордель…

– Мы же в узком кругу общаемся, – ответил Жан. – Мы еще себя покажем. Доживем до завтра и покажем.

– Но история о тебе не напишет, – заметил Ник.

– Я не для истории… Я за страну. Просто обидно, что все так выходит. – Жан уже говорил на полном серьезе. – Завтра идем в народное ополчение. Пусть мы все, как капля в море, но мне так хочется хотя бы одному фрицу въехать по роже или пристрелить. Это просто моя мечта. Бедный Ленинград, сколько тебе еще предстоит пережить – это ведь только цветочки. Я лично согласен здесь быть до конца и встретить снятие блокады с его жителями.

Лиза положила на его живот свою теплую ладонь и поцеловала в ухо.

– Миленький мой вояка, – сказала она. – Тебе при государе на корабле досталось. Помнишь, с перевязанной головой ходил, раненый? В семнадцатом году чуть не влип, когда с кадетами схватился, и сейчас куда-то тебя несет. Вечно что-нибудь себе придумаешь. А ты все про фашистов каких-то? Где ты их здесь видишь? Они город на погибель оставили, окружили, потому что взять не могут. Ты их здесь никогда не увидишь.

– Жаль. Я точно оторвал бы одному из них его хозяйство, чтобы не делали таких адольфиков, как они сами.

Лиза опустила свою руку ниже и остановилась, чувствуя, что Жан вздрогнул.

Он взял ее ладонь и прижал к своему телу.

– Ты такая горячая, – сказал он. – У тебя все в порядке?

– Все. Просто мне очень страшно.

Ребята слышали, как жильцы все еще спешили вниз по лестнице в бомбоубежище. Кто-то сильно стучал в каждую дверь и кричал «Воздушная тревога»!

У девчонок замерло сердце.

Ник не выдержал, встал и подошел к окну. На улице лил проливной дождь. Прожектора освещали пасмурное небо, бросая свои лучи куда-то за серые облака. Гул самолетов прошел где-то стороной, раздалось несколько взрывов, и небо озарилось красным цветом – что-то горело.