Огненный скит.Том 1

Где вприпрыжку, где осторожно ставя больную ногу на пятку и морщась от боли, до хруста сдавливая зубы, Степан доковылял до угла лагеря, где был сколочен грубый дощатый сарай, служивший лазаретом.

Остановился у грязных ступенек, раздумывая, как он заберётся на крылечко. Из распахнутой двери появился мужчина лет сорока со скуластым лицом, в грязном тёмном халате, с мусорным ведром в руке. Хмурое лицо повернулось в сторону пришедшего.

— Тебе чего? — грубо спросил он Степана. Маленькие, глубоко посаженные глаза, оглядели сгорбленную фигуру Загодина.

— К доктору нужно, — ответил Степан.

Человек в халате ухмыльнулся:

— На, бери ведро, вымоешь нужник, — он кивнул на убогое сооружение, стоявшее поодаль. — Потом пропущу тебя к доктору.

Степан готов был заплакать от обиды — везде одни унижения. Самодовольное лицо санитара вызывало у него отвращение. Огнём горела нога. Он держал её навесу, не зная, что предпринять: повернуть назад или выполнить поручение этого человека. Он уж было протянул руку, чтобы взять ведро, хотя не представлял, как он с больной ногой будет мыть туалет, но тут на крыльцо вышел немолодой человек в зелёном френче, в галифе, в начищенных до блеска сапогах. Маленькая голова с глубокими залысинами сидела на короткой жилистой шее. Видно, это был доктор.

— Опять за своё, — строго спросил он санитара. — На чужом горбу хочешь в рай вьехать? Ты зачем сюда поставлен? Эксплуатировать пациентов или полы мыть? Я тебя спрашиваю, Ипполит?

Санитар сделал вид, что сконфузился.

— Так для острастки, Евстрат Данилыч. — А то они на шею сядут… Такая невоспитанная масса…

Доктор ничего не ответил. Он бросил окурок папиросы в ведро санитару и сказал Степану:

— Проходи. Э-э, да ты охромел, — протянул он, видя, как неуклюже пытается Степан взойти в ступеньки. — А ты, Ипполит, хотел страдальца заставить нужник мыть, — неодобрительно произнёс доктор, обращаясь к санитару и беря Степана под руку. — Какой он мойщик!

Степан внимательно смотрел на доктора. Его заставили задуматься произнесённые санитаром имя и отчество врача.

В кабинете доктор усадил больного на табурет.

— Что случилось? — спросил он, водружая на нос пенсне.

— Да ногу бревном зашиб, — отозвался Степан.

Сердце его ёкнуло — в докторе он признал давнего знакомого. Сначала у него были сомнения — он это или не он, мало ли одинаковых имён-отчеств, а теперь, в пенсне, мужчина в полувоенном френче походил на того врача, которого он знал будучи ещё мальчишкой. Но доктор его не узнал.

— Так, — продолжал он, заворачивая штанину пациента. — Сейчас ботинок снимем.

Пока доктор осматривал ногу, Степан думал: «Спросить или не спрашивать? Вдруг он ошибается. Столько лет прошло. Но чего он теряет? Ровно ничего». И, набрав полную грудь воздуха, спросил:

— Вам не Мальшин фамилия, доктор?

— Мальшин, — ответил тот, не поднимая головы. В вопросе ничего не было удивительного. Заключённые должны были знать фамилию лагерного врача. — А что такое?

— Вы меня не помните? — простодушно продолжал Степан.

— Нет. — Мальшин приподнял голову, в упор глядя на пациента. — Нет, не припомню… Мы где-то виделись?.. Сейчас повязку наложим тугую. Ничего серьёзного. Дня через три пройдёт… Так где мы с вами встречались? Откуда вы меня знаете?

— Вы ведь жили в Верхних Ужах? — спросил Степан, обрадованный донельзя, что не ошибся в своих предположениях.

— Жил, — задумчиво проговорил доктор, взял бинт и внимательно поглядел на Степана. — Личность вроде бы знакомая, где-то я тебя видел, но не припомню где. Нет, — покачал он головой, — не помню.

— Вы ведь с дочкой квартиру у Филипповых снимали?

Доктор перестал перебинтовывать ногу, но ничего не сказал.

— Загодин я, Степан. Может быть, помните. Вы в главном доме жили, а я, когда учился, во флигеле жил. Папанька квартиру мне там снимал.

Мальшин выпрямился на табурете.

— Степан Загодин, — задумчиво проговорил он. — Вспомнил. Так тебе лет-то было?.. Под стол пешком ходил…

— Да уж не пешком… Двенадцать.

— Двенадцать. А теперь сколько? Двадцать. Где тут вспомнить и узнать. А теперь припоминаю. И узнаю знакомые черты… — Он снова обежал лицо пациента глазами. Туго забинтовав ногу, сказал: — Большим помочь не могу. — И встал с табурета. — Скоро будешь бегать. Кость не повреждена. Сухожилия растянуты, но это не беда.

Он подошёл к двери и прикрыл её.

— Вот ведь где встретиться пришлось… Вспомнил, вспомнил я тебя, — говорил Мальшин, усаживаясь на табурет. — За что здесь оказался? — Он покачивал головой, записывая что-то в журнал.

— Я не один, а с тятенькой, только разминулись мы…За помощь врагам Советской власти…

Степан рассказал, что с ним приключилось и тяжело вздохнул:

— Тятеньку я ещё в Ужах потерял. Теперь и не знаю, что с ним сталось.

Он постеснялся спросить, как здесь оказался Мальшин. Евстрат Данилыч, когда Степан учился в городе, работал в бывшей земской больнице и снимал по соседству с ней квартиру. Степан подружился с его дочерью Настей и несколько раз бывал у них и даже пивал чаи с вареньем. Степан не знал, что Мальшин, как и он, был ссыльным, но его срок вышел, однако он не вернулся домой, а остался в лагере работать врачом.

— А Настя в Ужах осталась? — спросил Степан.

Мальшин ответил не сразу. Он перестал писать, на несколько секунд задумался, а потом коротко ответил:

— Настя дома. Замужем она. — И как бы давая понять, что личный разговор закончен, сказал: — Я доложу твоему начальству, чтоб тебя не использовали пока на работе, а завтра к вечеру придёшь, посмотрим твою ногу…

Дня через два опухоль спала, и Степан мог ходить, не боясь наступать на ступню. Бригаду, в которой он работал, расформировали, распределив работающих на другие объекты. Степана поставили на распиловку бревён на доски. Он был рад, что избавился от выходок Баштакова. С утра до вечера, вооружась продольной пилой, вместе с напарником, меняясь местами, то наверху, то внизу, готовили они доски для строящихся бараков.

Сколько времени он бы проработал пильщиком, неизвестно — дел бы хватило на всю зиму — однако как-то подошёл бригадир и сказал:

— Загодин?

— Я здесь.

— Слезай с козел.

Степан замешкался.

— Слезай, кому говорю!

Степан по лесенке спустился вниз, стряхнул опилки и древесную пыль с головы.

— Ты что — столяр? — спросил бригадир.

— Столяр. А что?

— А ничего, погода хорошая. Отправишься в лазарет в распоряжение доктора Мальшина. Ему столяры нужны. Заодно гробы будешь делать. — Бригадир усмехнулся: — Без работы не будешь. — И, провожая уходящего Степана взглядом, добавил: — Везёт же некоторым. — И вздохнул.

Как показалось Степану, бригадир был недоволен, что у него отбирают рабочую силу, хотя какая ему была разница — место пустовать не будет, на смену одному придёт другой, а Степан радовался: доктор не забыл старого знакомства — перевёл на другую работу, поближе к себе. За это ему спасибо. Хоть одна добрая душа нашлась.

Приведя себя в порядок, он отправился в лазарет. Нашёл Мальшина.

— Прибыл в ваше распоряжение, доктор, — отрапортовал он.

— А-а, Загодин, — отозвался Мальшин. Степану показалось, что глаза доктора обрадованно сощурились под стёклами пенсне. — Переезжаем скоро в новый лазарет, он почти закончен. Осталось рамы на окна сделать, а я узнал, что ты столяр. Так что будешь при лазарете.