Огненный скит.Том 1

При виде этой процедуры Степана передёрнуло.

— Не буду.

— Дурак, чего мучаться. Я уже пропустил. Зажми нос, не дыши и выпей.

— Меня вырвет.

— Не вырвет. Легче будет.

Степан взял стакан и не дыша выпил. Не успел он проглотить обжигающую жидкость, как Мухомор услужливо протянул ему сырое яйцо.

— Посоли и запей. Захорошеет. Теперь ты от меня ни на шаг.

— Это почему же?

— А Райка так мне наказала. Ха-ха-ха! — рассмеялся Мухомор. — Видать ты ей по вкусу пришёлся. Айда на улицу!

Тем же путем, каким шли сюда, пошли обратно в подвал. После марининой квартиры подвал показался Степану ужасным: стены сырые, повсюду мусор, сквозняки, лишь у буржуйки было жарко. Пацаны, как всегда играли в карты.

Вечером, когда стемнело, Мухомор сказал Степану, лежавшему на досках:

— Собирайся!

— Это ещё куда?

— К Райке пойдём.

— Слушай, а кто она такая Райка?

— Что ж ты у неё не спросил.

Мухомор усмехнулся, показывая неровные, прокуренные несмотря на возраст зубы.

— Да ладно, скажи.

— Бандерша она. Правда, как Ваську загребли, от дела она стала отходить.

— Кто это Васька.

— Мужик её был.

— Я не пойду. — Степан отвернулся от Мухомора.

— К такой женщине! Да за неё блатные режутся, а он не пойдёт. Она сама приглашает. Или ты бабы испугался?

— С чего это я испугался!

— Не знаю с чего. На дело ходил не боялся, а здесь хвост поджал. — Он толкнул Степана. — Давай двигай! Хватит бить пролётку!

Степан оглядел грязный подвал, чумазых малолетних гопников, режущихся в очко, вспомнил горячие райкины губы и поднялся:

— Пошли!

Ходя по ночам с гопниками на дело, Степан хорошо изучил город, старый, разбросанный, стоявший по обе стороны реки. Новых домов было мало, если и строились, то деревянные, барачного типа, быстро черневшие от дождя и ветра. Были расположены они кустами: производит продукцию фабричонка — рядом растёт посёлок, дымит сыроваренный заводик — вблизи строятся жилые дома. Вот из таких разбросанных чутельных деревянных посёлков и состоял город.

Мухомор повёл Степана на Пьяный посеёлок, прозванный так потому, что давал приют жителям, работавшим на спиртзаводе, стоявшем недалеко от старого центра. Завод производил продукцию ещё до революции, а потом, когда был отменён сухой закон, заработал опять. Рядом возвышалось несколько бараков, два кирпичных здания, оставшихся от прежних хозяев, остальную площадь занимали индивидуальные дома деревенского типа с надворными постройками, огородами и живностью.

Они подошли к широкому пятистенку с глухим забором. Мухомор просунул руку в отверстие и открыл калитку. Загремела цепь и басовито пролаяла собака.

— Идём! — скомандовал Мухомор и двинулся по утоптанной тропинке к крыльцу, рядом с которым светилось боковое окно. — Собака далеко, у сарая.

По всему было видно, что Мухомор бывал здесь не один раз.

Постучался он условным стуком, взявшись за кольцо, висевшее на двери. Открылась дверь в сенях, звякнула металлическая щеколда. На крыльцо вышла Райка. Лица не было видно, но по фигуре, по запаху духов, Степан не спутал бы её ни с кем на свете.

— Проходите, — сказала она, передёрнув плечами под наброшенным пуховым платком.

Степан неуверенно двинулся за Мухомором. В доме было тепло, которое исходило от жарко натопленной белёной печки. Под потолком висела «молния». Её круглый фитиль горел ровным пламенем, освещая углы. В горнице стоял стол под скатертью, рядом стулья с гнутыми спинками и ножками, сундук, накрытый красивым покрывалом, обшитым по краям тесьмой с пушистыми золотистого цвета кисточками. Одна дверь, задёрнутая цветастыми занавесками, вела в переднюю комнату, другая — на кухню.

Раздевшись и усевшись на стул, Степан подумал: «Чего это я волнуюсь, как перед допросом? Из лагеря бежал не дрожал, а здесь знобит, как в лихорадке?» Он прижал дрожащие руки к коленям.

Из передней вышла Райка. На ней было сиреневое шерстяное платье с глубоким вырезом, на шее висели крупные бусы жемчужно-опалового цвета, поблескивая гранёными краями под светом лампы. Волосы гладко зачёсаны назад и собраны в узел, поверх которого была воткнута резная гребёнка. Пышный бюст так и просился выйти наружу из туго облегающего платья. На правой руке было золотое кольцо с крупным камнем.

— Чай пить будем, — сказала она низким голосом, обведя глазами гостей, и подозвала Мухомора: — Принеси, Захар, самовар. Он вскипел.

Мухомор бросился выполнять приказание хозяйки дома.

— А ты чего сидишь, как на именинах? — обратилась она к Степану. — Вон на полке хлеб, возьми и порежь.

После таких грубоватых слов, оторопь слетела со Степана. Он взял нож и стал резать хлеб.

Райка принесла чашки с голубыми павлинами с золотой отделкой и ободком по краю, стопки, вилки, вазу конфет и печенья, высокий графин с самогоном, при виде которого Степан ощутил во рту привкус вчерашнего зелья.

Когда стол был уставлен закусками, Райка пригласила к нему гостей. Села рядом со Степаном.

— По случаю чего праздник? — спросил Мухомор с плохо скрытой иронией, зыркнув глазами на Райку.

— Ой, какой непонятливый, — она насмешливо посмотрела на прыщавого Мухомора. — Твоего друга ублажаю, — надменно сказала она. — Ты разве не понял?

Тот втянул голову в плечи и сжался, как напроказивший кот.

— Понял, понял, — пролепетал он, сообразив, что сказал глупость, обидев всесильную бандершу.

— Ну так молчи и налей по соточке для начала.

— Будет сделано, — уже весело сказал Мухомор, считая, что гнев бандерши иссяк, и взял графин с самогоном.

Степан хотел отказаться от выпивки, но, подумав, что этим покажет себя несамостоятельным, промолчал, глядя, как приятель наливает в стопки янтарную жидкость.

Он с отвращением выпил. Его передёрнуло. Он быстро взял ломтик солёной рыбы и сунул в рот, чтобы унять готовую подкатить к горлу тошноту. Однако через минуту неприятное ощущение прошло, хмель бросился в голову, приятная лёгкость разлилась по жилам, и вечер не стал казаться столь мрачным.