Огненный столб

— Без сомнения… Но, может быть, стоит? Он будет мертв, а с ним и его Бог. Два Царства станут свободными.

— Но мы не станем убивать. И Бог, которому мы служим, тоже не станет.

— Значит, вы будете ждать, пока он уберется сам? как ваши молодые люди на улицах?

— Мои молодые люди хотят кое-что передать царю. Когда стемнеет, они исчезнут и скроются. Твои шпионы не найдут ничего, кроме следов крови на мостовой.

— Они и искать не станут, — заметил Хоремхеб.

Лицо жреца лишь смутно белело в сумерках, но Нофрет показалось, что он удивленно поднял бровь.

— А что ты хочешь взамен?

— Того, что хотел всегда. Чтобы ты подождал, а когда придет время, поддержал меня. Я отделаюсь от царя в твоих интересах.

— Если ты убьешь его, на тебя падет проклятие. Тогда мы не будем — не сможем — мириться с твоим присутствием.

— Я не буду его убивать. Но открою путь, по которому вы сможете вернуться.

— А сколько времени ждать? — спросил жрец, и Нофрет впервые уловила в его голосе хоть какое-то волнение.

— Столько, сколько понадобится. Отзови своих псов и держи их в конуре. Я сделаю так, чтобы царь покинул Фивы, и прослежу, чтобы он не вернулся обратно. Чем дольше он будет отсутствовать, тем проще вам будет показать людям, насколько еще силен Амон.

Жрец поклонился, достаточно медленно и низко, чтобы Нофрет смогла разглядеть его движение.

— Мы снова наберемся терпения. Будем ждать. Только задержи царя в его городе, и мы удержим нашу молодежь в нашем. И дай нам свободу действий здесь — чтобы мы могли поступать, как велит нам Бог.

— Если вы не станете вступать в схватки с городской стражей, — ответил Хоремхеб, — делайте, что хотите. А когда царь уедет, я приду за своей платой.

— Она будет ждать тебя, — сказал жрец Амона.

19

В теле Нофрет осталось воспоминание о том пути, по которому Хоремхеб пришел сюда. Воспользовавшись этим воспоминанием, она вернулась к воротам, где столкнулась с ним, и обнаружила, что ворота ведут во двор, двор кончается стеной, а в стене есть дверь, похожая на ту, через которую она вошла.

К этому времени девушка уже едва видела у себя перед носом. В последних отблесках света земля казалась еще темнее, чем на самом деле. Ощупью она нашла ручку, потянула, на мгновение испугавшись, что снаружи заперто, но неожиданно дверь открылась, и Нофрет чуть не упала.

Улица была совсем незнакома, пуста и темна. Нофрет повернула наугад, не зная, куда идти, положившись на судьбу, случай, или на то, что какой-нибудь бог присмотрит за ней. Она потрогала пальцем один из своих амулетов — прохладный, гладкий, неживой.

Девушка колебалась недолго. Нет. Она не станет возвращаться, пойдет дальше.

Узкая улица вывела ее на более широкую. Нофрет запретила себе бояться. Ясно, что уже ночь, а она находится на другой стороне реки от своей госпожи. Перевезти ее некому.

Если только…

У Хоремхеба должна быть лодка. Он жил в царском дворце, на западном берегу.

Нофрет не могла назваться ему и потребовать, чтобы он помог ей вернуться к хозяйке. Спрятаться на маленькой лодке среди гребцов и слуг тоже было бы негде. Ни на то, ни на другое у нее не хватит дерзости.

Но она была не так глупа, чтобы рассчитывать в безопасности проспать ночь на улицах Фив или пытаться пересечь реку вплавь. Прибрежные тростники кишели крокодилами, питавшимися городскими отбросами, которые сваливали в реку, заблудившимися кошками или гусями. Или, если очень повезет, каким-нибудь глупым рабом, который слишком долго гулял и не успел вернуться домой вовремя.

Ночь опустилась на город, и выглядел он странно. Редкие факелы горели у дверей или их несли с собой компании молодежи, бредущие от кабака к кабаку или к кому-нибудь в гости. В темноте таились воры, убийцы и другое, похуже — ночные бродяги, вампиры, души умерших, ищущие тепла и жизни.

Нофрет крепко держалась за свои амулеты, прокладывая путь среди теней. Сияли звезды и круглая, почти полная луна. Египтяне называли ее слепым глазом Гора. Этот глаз равнодушно бросал вниз холодный белый свет, делавший тьму еще темнее. Он не видел Нофрет, а если и видел, ему было безразлично.

Пусть воры и грабители ее тоже не тронут. Нофрет постаралась стать невидимой, незаметной, как кошка, пробирающаяся от двери до двери. Руки ее были холодны, тело покрылось гусиной кожей от ночного воздуха.

Чтобы отогнать страх, она снова и снова перебирала в памяти слышанное в храме Амона. Начальник царской стражи хотел стать чем-то большим, чем был, и не гнушался даже предательством. Это ясно. Но действительно ли жрецы Амона не решатся убить царя из священного страха перед ним? Хоремхеб пойдет на все, чтобы получить желаемое. Даже станет организатором — не обязательно орудием — убийства царя.

Тот, кто принесет царю такую новость, будет щедро награжден — а, может быть, ее высекут и искупают в соленой воде за то, что она осквернила уши царя ложью. Царь доверял командующему своими войсками и, насколько вообще был способен любить кого-нибудь, любил военачальника Хоремхеба. Этот неловкий, слабый человек с запинающимся языком, возможно, даже завидовал высокому сильному воину, который никогда не терялся и не путался в словах.

Нофрет была для царя ничем. Может быть, он ее даже не помнит, хотя с тех пор, как она стала служанкой третьей царевны, не раз разговаривал с нею.

Но все это неважно, если она станет жертвой грабителей на темных полуночных улицах Фив. Нофрет ускорила шаг почти до бега, стремясь туда, где, судя по всему, была река, где густой запах речной сырости перебивал человеческие запахи города. А вдруг она ошибается? Тогда придется блуждать во мраке до рассвета, если ее не поймает ночной бродяга-вампир и ее обескровленное тело не останется лежать в сточной канаве.

Нофрет уже почти бежала. Дыхание прерывалось. Она успокоила его усилием воли, но биение сердца усмирить не могла.

Девушка наткнулась на стену, шарахнулась, пробралась в щель между домами. А вот и река — широкое безмолвное пространство, шелестящее и переливающееся в лунном свете. Пустые лодки качались у причалов и вдоль берега. На другой стороне мерцал огонек.

На этом берегу, немного ниже, тоже был виден свет. Факел мигал и коптил, качаясь вместе с лодкой, стремившейся сорваться с привязи. Внизу громоздились тени: гребцы спали у весел. Она слышала громкий храп и ругательство, когда храпуна пинком заставили замолчать.