Огненный Зверь

"Жительница окраины города Акимова Нина Ивановна восьмидесяти пяти лет была убита в собственном доме в ночь с четверга на пятницу. Пожилую женщину нашел почтальон, убитая лежала в комнате в луже собственной крови. Дверь была выбита, мебель перевернута, часть комнаты обгорела..."

Я больше не могла читать, буквы поплыли перед глазами, которым я просто отказывалась верить.

Да быть такого не может!

Даже если допустить, что мне все это не приснилось, а было на самом деле, и старушку убили прямо на моих глазах, но как быть с тем фактом, что потом я загорелась от ее прикосновения?

Я задрала рукав и еще раз внимательно оглядела свою руку - ни следа. Однако свою боль и агонию я помнила отчетливо, а свою дорогу домой не помнила вообще. И, тем не менее, я проснулась в своей постели. Чертовщина да и только.

Мне стало совсем не по себе.

Если все же взять за данность, что Нину Ивановну вчера убили в то время, как я находилась в паре метров от нее, возможно объяснение всего остального, что я запомнила - шок? Я так испугалась того, что увидела, что у меня начались галлюцинации? И в так называемом состоянии аффекта отправилась домой, поэтому-то ничего не помню о своем возвращении?

Не сходилось одно, я отчетливо помнила момент, как выбралась из-под кровати, конечно, я была испугана, но я все понимала и соображала, я собиралась вызвать полицию, я искала телефон.

А потом я загорелась.

Абсурд!

Я ровным счетом ничего не понимала. У меня никогда в жизни не было галлюцинаций, то, что я горела во сне, было самым наилучшим объяснением, но, выходит, что я не спала, старушку действительно убили на моих глазах. Может быть, в том чае, что она мне дала, было что-то подмешано? Галлюциногенный чай - интересная теория. Однако Нина Ивановна собиралась меня выпроводить подобру-поздорову, ей не было смысла меня опаивать. Господи, да ни в чем не было смысла!

Ко всему прочему, выходит, что я была свидетельницей преступления, но постыдно сбежала, даже не вызвав полицию. Теперь еще не хватало, чтобы меня записали в список подозреваемых. А ведь запишут, как пить дать, я ведь последняя, кто видел убитую живой.

Захотелось биться головой об стол. Глюки, провалы в памяти - дожилась, называется.

Но мне не дали и дальше заниматься случившейся со мной головоломкой, дверь с грохотом распахнулась, как если бы ее открыли с пинка, и на пороге появился Лосев собственной персоной, выражение лица у него было, будто сегодня ему объявили, что он кронпринц.

– Люська!
– крикнул он мне.
– Я просил выселить бабку, а не грохнуть ее, но это тоже пойдет!
– и захохотал.

Я растерялась.

– Что?
– это все, что я смогла выдавить из себя.

– А то, что нет бабки, нет проблем!
– и он захохотал с новой силой.

Я начала медленно подниматься из-за стола. Во мне закипала ярость.

– И вы всерьез полагаете, что это я ее?
– мой голос походил на шипение.

– Да мне плевать, кто ее, - он снова заржал, и моя ярость была слегка разбавлена омерзением, - кто ее, зачем! Главное то, что представители всех остальных компаний уже успели сообщить, что с треском провалились, а ты поехала к ней последней! Итог: мы единственные, кто не успел поднять лапки и сказать: "Мы сдаемся!" Мы выиграли тендер! Люся! Выиграли!

Это было так отвратительно - настолько откровенно радоваться чужой смерти. Мы все эгоисты, но нельзя же быть настолько бессердечным.

– Сейчас от смеха перекосит, так и останетесь: пасть набекрень, - зло выпалила я и тут же прикусила язык. Это я? Это я только что сказала ТАКОЕ своему начальнику?

Лосев действительно подавился смехом и закашлялся.

– Воды, - простонал он сквозь кашель, - воды...

И мое чувство паники от того, что я только что ляпнула, тут же было перекрыто новой волной омерзения.

– И так не подохнешь, - словно издалека услышала я собственный голос. "Заткнись!" - мысленно заорала я на себя, но ничего не смогла сделать, мои губы двигались, словно помимо моей воли. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно.

– Да ты!
– Лосев сам так изумился, что даже перестал кашлять.
– Люся! Ты что себе позволяешь?! Да ты знаешь, что я с тобой после этого сделаю?!

Мне захотелось броситься к нему и умолять простить мне мою глупость, ведь долгожданное повышение вот оно, на блюде, а я только что спустила собственное будущее в канализацию.

Но мой порыв извиниться был тут же остановлен какой-то неведомой силой внутри меня. Меня снова охватила злоба. Мои губы изогнула ухмылка.

Я сложила руки на груди и вздернула подбородок.

– И что же вы мне можете сделать?
– высокомерно поинтересовалась я.

Было очень странное ощущение. Это были мои мысли, мои чувства, мои слова, но раньше я ни за что бы их не озвучила, никогда бы не решилась, а сейчас на меня словно надели какой-то детектор лжи, даже нет, настоящий блокиратор лжи. И где-то в глубине души, где-то очень далеко, мне это чертовски нравилось.

– Ты уволена!
– от злости голос Лосева стал выше и тоньше.

Я брезгливо смерила его взглядом с ног до головы:

– Ну. И что дальше-то?

– По статье!
– он снова напомнил мне быка, его ноздри раздувались, лицо покраснело, казалось, еще чуть-чуть и из ушей повалит пар.

– Окей, - я спокойно повернулась к своему столу, достала из-под него коробку и демонстративно медленно начала складывать свои вещи, всем свои видом показывая, что настолько увлечена этим процессом, что больше меня совершенно ничего не волнует.
– Вы только, когда будете увольнять меня, как говорите, "по статье", - бросила я, как бы невзначай, - не забудьте, что я единственная, кто в деталях знает обо всех ваших махинациях с законом. Думаю, налоговой это будет интересно. Хотя...
– я сделал вид, что задумалась.
– Пожалуй, к черту налоговую, лучше сразу в прокуратору.

У Лосева было такое лицо, будто у него сейчас случится припадок. Где-то в глубине души я испытывала от этого наслаждение, еще глубже - панику: что же я такое вытворяю и почему не могу остановиться?

– Убирайся!
– завопил он.

– По собственному желанию?
– промурлыкала я.

Лосев сжал кулаки, но с очевидной мукой сдержался, видимо, ему очень хотелось меня ударить.

– Да, - выдавил он.

– И я не была в отпуске, вы помните?

– Ну знаешь!..
– он приблизился ко мне на опасно близкое расстояние.

Я равнодушно встретила его бешеный взгляд. Поразительно, как действует спокойствие на другого человека, находящегося в ярости. Цвет лица моего - я теперь четко это осознавала - бывшего начальника стал совершенно багряным. Его не боялись, над ним имели власть.

– Уходи подобру-поздорову, - почти взмолился он.

– Слушаю и повинуюсь, Олег Семенович, - пропела я, подхватила коробку со своим немногочисленными пожитками и выпорхнула за дверь.

Мне хотелось смеяться. Даже не смеяться, хохотать во весь голос. Эта свобода окрыляла. И это была вовсе не свобода от надоевшей работы и несправедливого начальника, это была свобода от своих комплексов. Страх непонимания совершенно пропал, мне стало безразлично, что подвигло меня такое необычное для себя поведение. Сегодня я была настолько счастлива, что мне не хотелось думать ни о причинах, ни о последствиях.