Огонь измены
Шрифт:
– Жёлтые дарят к измене, - презрительно выпаливаю я и отключаюсь.
Из спальни с ведром в руках и половой тряпкой появляется немного растрёпанная Тамара:
– Ну, что, разрешила? Я как раз домыла. Если пойдёте на улицу, помогу тебе детей одеть.
Заметив корзину с цветами, Тамара роняет тряпку и с завистью в глазах и в голосе восхищается:
– Какое чудо!
– Что разрешила?
– удивлённо переспрашиваю я и неожиданно вспоминаю про то, что ходила к заведующей, - ой, а я забыла спросить...
– Я бы тоже забыла, - Тамара пододвигает ещё один стул
Меня, как ледяной водой окатило. Лицо каменеет. Я с обидой обращаюсь к Тамаре, испуганно прикрывшей ладонью рот:
– Так ты всё знала? И мне ничего не рассказала?
Она двигается ближе, гладит меня по плечу и жалостливо заглядывает в мои глаза:
– Ну, прости, подружка. Это не только я, все наши знали, кажется. Нам так жаль тебя было. Ты на своего Никиту надышаться не могла: Никита то, Никита сё. Мы не хотели, чтоб из-за сплетен распалась твоя семья. Тем более она переехала отсюда, зачем ворошить прошлое?
Собираюсь что-то сказать, но от последней фразы давлюсь воздухом. Прокашлившись немного, заинтересованно уточняю:
– Кто переехал?
– Ну, мама Лены Титовой, кто. У которой муж год назад утонул. С ней же твой шарохался целый месяц. А ты сама знаешь, какая она болтушка. Всем подряд рассказывала, что Никита твой обещал с тобой развестись и на ней женится. Мы ещё думали, может, она сочиняет всё. Ну, типа мечтает. Выдаёт желаемое за действительное. Возможно, у неё крыша съехала, когда вдовой осталась. А потом вдруг в один день она забрала документы из сада и куда-то переехала. Мы решили, что всё, мир в семье восстановлен.
Каждый день всё новые открытия, что же с моей жизнью творится?
– Мамочки...
– шепчу онемевшими губами, - как так-то?
За глазами зашебуршилось что-то горячее. Все знали. И это ещё об одной измене. Сколько их было-то вообще?!
Неосознанно поглаживаю бутоны, пытаясь немного успокоиться. Пальцы попадают на что-то твёрдое. Выуживаю небольшую карточку для букета. Сдуваю с ресниц солёные капельки и всматриваюсь в ровные крупные буквы: "Ты интересная". И внизу приписка помельче: "Знаю, что мой сын почти читает".
Что ты делаешь?
Целый день опять прошёл как в тумане. Всё вокруг будто поблекло, утратило смысл. Я на автомате делала свою работу, и это было чрезвычайно трудно. Вместо интересных игр и занятий с детьми я постоянно думала о том, что мне рассказала Тамара про похождения моего мужа. Человека, который ещё несколько дней назад казался мне близким, надёжным и верным. Который признавался мне в любви, с милой улыбкой одевал мне на руку обручальное кольцо. Предлагал мне задуматься о ребёнке. Хорошо, что я не согласилась с ним тогда. Теперь я отчётливо осознаю, что жила с мужчиной, о чьём внутреннем мире ничего не знала. Поведение Никиты было наигранным и лживым. Он всегда притворялся. А я верила, как наивная дурочка.
После случившегося у меня появились новые воспоминания: его ошарашенный взгляд в момент, когда я застала их с мамой Серёжи. И щенячий, жалобный и заискивающий, когда он умолял меня о прощении. Эти "весёлые картинки", упрямо возникающие перед глазами, всё перевернули в моём сознании.
Мало того, я, наконец, поняла, что он всегда действовал по одной и той же схеме.
Ведь мы с ним познакомились в очень похожей ситуации. Я шла с работы и меня с ног до головы окатил водой из лужи проезжающий мимо грузовик. Я стояла в забрызганной грязью нежно-сиреневой блузке, злая и насквозь промокшая. И тут, как принц на белом коне, передо мной притормозил автомобиль. Сверкая голливудской улыбкой, Никита предложил подвезти меня. Обычно
я не соглашаюсь на такое. Но мне было безумно стыдно за свой неряшливый вид перед прохожими, мне казалось, что все вокруг беспардонно пялятся. И я нырнула в спасительное укрытие, салон машины. Мы познакомились. И, кажется, сразу понравились друг другу. Никита пригласил меня в кино. Потом попить кофе после рабочего дня. Ещё через несколько недель он просто стал встречать меня у ворот детского сада. Нам было хорошо вместе, весело и уютно. По крайней мере, мне так казалось. Но теперь я ни в чём не уверена. И никак не могу разобраться в том, как жить дальше?Мне больше не хотелось устраивать разборки. Зачем? Ведь он нагло врёт мне в лицо. И какой смысл теперь вообще выслушивать мужа? Давать шанс, прощать, пытаться забыть о его предательстве... Нет, как-то неохота. В самый первый момент прозрения я поняла, что так не пойдёт. Но и резко уйти я не готова. Пока не знаю, как вести себя.
Работая в детском саду, я привыкла ежедневно составлять план будущих занятий. И сейчас мне очень надо выстроить определённый порядок действий. Мне так обидно, я страшно разочарована. И даже зла. И хочется сделать ему в ответ что-то гадкое. Наверное, это ненормально. Приличной женщине нельзя так поступать. Следовательно, чтобы не наворотить всякого, я должна заставить себя вернуться в адекватное состояние. Но справиться со злостью, болью и разочарованием у меня не получится, если я останусь в прежних условиях, в квартире рядом с Никитой. Или на работе, куда он может явиться в любой момент и без приглашения. Мне надо уехать, остыть, перезагрузиться, обдумать всё.
В тихий час я отправилась в кабинет к заведующей и оформила сразу два выходных, которые у меня накопились за донорские дни.
Вечером после того, как всех детей забрали родители, я отнесла цветы в холл, поставила корзину на видное место у стены. Пусть приносят радость людям. Домой я не хочу нести эти розы. Во-первых, на улице очень холодно, вдруг завянут по пути. А во-вторых, я решила уехать к маме на несколько дней. Банковская карта с деньгами у меня с собой, а вещей мне не надо. Мамочка всегда радуется, когда я приезжаю. И хотя я не живу с ней уже шесть лет, она сохранила обстановку в моей комнате нетронутой, и даже мою одежду, которая осталась у неё, не стала выкидывать.
Я зачем-то достала из цветов записку, спрятала в карман куртки и вызвала такси к воротам детского сада.
И вот уже еду по тёмной заснеженной улице на вокзал. Фонари сливаются в одну поблёскивающую дорожку. Ветер покачивает тёмные голые ветки деревьев. Холодно даже смотреть через окно. И на сердце очень, очень, очень холодно.
До дома родителей совсем недалеко, полтора часа на электричке. Маму предупреждать не буду, чтобы она случайно не проболталась, кому не надо. Ведь о предательстве Никиты в двух словах не расскажешь.
Без затруднений купив билет на ближайшую электричку, сажусь в полупустой тёплый вагон. Расстёгиваю куртку и, прислонившись головой к стене, зависаю на мелькающем за окном пейзаже.
Вдруг в кармане громко звонит телефон. Достаю его и задумчиво пялюсь на экран. Со мной хочет пообщаться свекровь. Мы с ней не в очень хороших отношениях. С первой встречи она приняла меня с трудом. Первое время я пыталась наладить хорошие отношения, но не вышло. И исключительно по решению свекрови наше общение было сведено к минимуму. Странно, что ей вдруг приспичило со мной поговорить. Ну, ладно, мне стесняться и скрывать нечего.
– Слушаю, Нина Сергеевна.
И резко отстраняю от уха телефон, потому что свекровь пронзительно орёт на меня:
– Что же ты делаешь, Земфира? Мне Никита всё рассказал. Где твоя совесть? А я ему всегда говорила, что ты ему не пара. Он отмахивался, а ведь я оказалась права. Мало того что ты замарашка, по дому ничего не делаешь, кормишь мужа полуфабрикатами, не ухаживаешь за собой, деньги у него выпрашиваешь, внуков мне отказываешься рожать, так ещё и это?