Огонь с небес

Козел безрогий…

— Все сказал? Тогда я пошел.

— Не торопись, русский. Ты думаешь, мы тут душманы какие, да? Бандиты? Нет, русский, неправильно думаешь. Нам этот женщина отдали, и ее дети тоже отдали, да. Русские отдали, все без обмана, да. Зачем ты идешь против своих, русский. Нэхарашо это. Тут жив останешься — тюрьма посадят, да…

— Не душманы, говоришь. Ты ври-ври, да не завирайся. Кто на дом напал — ты думаешь, мы это не видели? Что ты мне тут вкуриваешь — чтобы русские на дом напали…

— Не мы напали, русский. Не мы напали, вот тебе клятва памятью отца [33] . Не мы напали. Мы только оцепление, дорога перекрыл, чтобы лишнего не видел, да. Потом русский сказал, что женщина бежал, мы и погнались. А ты стрелять стал, человек убил. Нехорошо, русский, делаешь, против своих же идешь…

Аскер сплюнул на землю, что было проявлением неуважения.

— Мне твои запутки до… матери. Хочешь еще пожить — пусть сюда мой непосредственный начальник приезжает, лично. И отдает приказ. Кто он — если ты от Зенита работаешь, то знаешь, о ком речь идет. Дошло? Ему сдадимся. Тебе… да я скорее на могилу отца нагажу, чем такому, как ты, сдамся, понял?

33

Очень серьезная для тех мест клятва. В отличие от клятвы Аллахом — эта клятва обязательна и для правоверного, и для неверного.

Из темноты выступил человек. Он стоял неподалеку, в темноте, в тени терриконов, но так тихо, что не был виден. Черная форма, очки, борода.

И оружие. На груди, наискось — переделанный «никонов», малоизвестный, выпускавшийся очень небольшими сериями автомат. Да еще с ночной оптикой, похоже…

— Салам, брат…

— Я тебе не брат… — хмуро сказал Аскер, — имя как?

— Ты не выговоришь. Ахмет зови, проще будет.

— Ахмет так Ахмет.

— По-мужски говорить будем, русский.

— Если так — этот что тут делает?

Ахмет поддел полицейского ногой.

— Пшел!

Полицейский спорить не стал — побежал так, что пятки засверкали.

— Еще пожелания есть, русский? Перед смертью?

— Есть. Чтобы твою жену — на твоей же могиле…

По местным меркам — это страшное оскорбление, чреватое поножовщиной, тем более что местные всегда носят с собой ножи-пчаки. Но Ахмет только улыбнулся.

— Нехорошо говоришь, русский. Это я твою жену на твоей могиле буду, веришь? Знаешь, сколько я в Ташкенте русских баб… и в Бухара, и в Самарканд, и в Верный… везде…

— Завязывай порно смотреть. Вредно для здоровья.

— Ты дурак, русский. Не тому служишь. Белый царь далеко, Белый царь высоко — не достучишься, не докричишься. Переходи на службу к нам, богатый будешь. Людей мало, денег много, товар тоже много, да…

— Чего надо? Говори, и я пойду.

— Бабу надо. И щенков ее. Но сначала бабу. Очень надо, русский.

— Забери, если сможешь.

— Заберу, да. Но мертвый. А мне баба живой нужна. Поговорить с ней хотят. Хорошо поговорить. Щенков ее можно и мертвыми. Но и если живыми — не возражаю. Найдем, куда пристроить.

— Не возражаешь?

— Я не просто так говорю, русский. Деньга хочешь?

— Хочу.

— Сколько?! — Так из-под сапога порскает песчаная змейка, и если не шорохнешься — в следующую секунду она ужалит.

— Миллиард.

Бородач — борода у него была короткая, аккуратная, явно не «религиозная» — белозубо улыбнулся. Не переодетый, явно не переодетый — в горах, в ямах зубных врачей нет.

— Я не шутки шучу, русский. Я тебе дело говорю. Сейчас принесут…

Бородач что-то крикнул в темноту, и через полминуты двое поднесли громадную сумку из прочного негорючего материала армейского образца. Присев на корточки — для местных это привычно, часами на корточках могут сидеть, — бородач вжикнул молнией. В сумке были деньги — рейхсмарки, крупные купюры, которые были в ходу у наркомафии.

— Смотри. Пять миллионов марок. Куда деть, найдешь. Три оставляю себе, мне надо родственникам тех, кто убит, платить. Два забирай. Забирай и отдай нам бабу. Со щенками можешь делать, что хочешь. Я не шучу. Своим скажешь, что баба сбежала или что другого выхода не было. Согласишься — еще поработаем.

Аскер плюнул — прямо в мешок.

— Я думал, ты аскер [34] , а ты — дешевка вонючая…

Бородач легко поднялся.

— Напрасно так говоришь, русский. Впрочем, дело твое. Чтобы ты знал — мы с тобой в этом деле, как два барана — на одной слеге висим [35] . У меня младший брат в Сибири сидит, на пожизненном. Мать с горя умирает. Мне сказали: хочешь, сюда переведем, пусть мать навещает. И перевели. Потом сказали — дашь нам бабу — мы тебе брата, без обмана. Твои люди сказали, русский. Русские. Деньги я взял, чтобы своим аскерам заплатить, себе ни рубля не возьму.

34

Аскер — храбрый, опытный воин.

35

Обычный способ переноски живых баранов и туш баранов на продажу. Слега, на нее вешаются два барана со связанными ногами. Двое мужчин несут — как раз подходящий вес. Бараны висят как бы рядом, касаясь друг друга боками. Отсюда и пошло это выражение.

Аскер стоял все с той же презрительной улыбкой — но в душе бушевала настоящая буря. Что, ко всем чертям, происходит? Кто эти бандиты? Он врет? А откуда тогда беспилотник? Почему нет никакой связи?!

— Не веришь? Дело твое, русский, я бы тоже не поверил. Но знай — мне терять нечего. Нас здесь впятеро больше, чем вас. Если не вдесятеро. Оружие — сам видишь. Это тоже все ваши дали. На помощь тебе никто не придет, и не жди утра — здесь запретная зона. Никого не бывает. И не будет. Я жду твоего ответа десять минут. Через десять минут мы начнем штурм. Кто в живых останется, клянусь Аллахом, с того я лично сниму кожу заживо. Но сначала детей. Не жалеешь себя, не жалеешь своих, русский, детей хоть пожалей. Отдай бабу — и мы уйдем, клянусь Аллахом.

Аскер вдруг подумал, что мог бы и согласиться. Взять деньги, отдать женщину и уйти. И даже потом сказать, не тая взгляда, что сделал это для того, чтобы спасти детей, потому что иного выхода не было. Дальше будет расследование, и его наверняка оправдают. Потому что в этом деле г…а столько, что не на один смертный приговор хватит. Что тут — до решения какого-то там штабс-капитана, оказавшегося в безвыходной ситуации. Тут откровенно изменой попахивает.

Но тогда он перестанет быть русским. И они все перестанут быть русскими. Потому что все — не может быть больше одного, точно так же как и один — не может быть больше всех. Если забыть про это простое и жестокое правило, то можно, например, не спасать попавших в беду сослуживцев, рискуя взводами и ротами ради одного человека. А потом… можно будет не спасать попавших в беду гражданских, которые сами виноваты, что сунулись в зону боевых действий. И вот когда такое будет — не будет армии. Потом — не станет и страны.

И потому Аскер отрицательно покачал головой. С улыбкой.

— Хорошо подумал, русский?

Аскер улыбнулся еще шире.

— Что тебе надо, русский?! — раздраженно крикнул бородач. — Я тебе сказал, как есть все, клянусь Аллахом, не соврал. Что тебе эта баба, ты ее… что ли? Она мать твоих детей? Отдай ее, и все кончится…

Аскер снова с улыбкой покачал головой.

— Убогий ты.

Бородач сделал шаг — но остановился.

— Как знаешь, русский. Пусть будет, как Аллах пожелает. Какой смертью умрешь, знаешь. Десять минут у тебя есть. Аллаху Акбар.

— Что там?

Картинка с беспилотника казалась нереально четкой. Черные, едва различимые углы терриконов, белые фигурки — у машин, у стен…

— Расходятся, господин капитан. Он не согласился.

Капитан презрительно хмыкнул.

— Конечно, не согласился…

— Каков будет приказ?

— Ничего не предпринимать. Продолжать глушение…

— Господин капитан! — отозвался оператор от соседнего пульта управления, — наблюдаю движение, скрытное. Цель пытается скрыться…