Огонь в твоей крови

— Очень смешно, Петрашова.

Когда тетя, переодетая в домашнюю тунику и леггинсы, вышла на кухню, на столе ее дожидались бутерброды с ветчиной и пахнущий кардамоном кофе с пенкой.

— Божественный аромат! Спасибо, племяшка. — Марина, поцеловав девочку в белокурый затылок, села за стол.

— А Вика вчера гуляла с Артемом Павловским, — не утерпела Катя.

— С «золотым» мальчиком, который перевелся из лицея?

— Ага. А я говорила, что папа у него городской депутат?

— Нет, только про то, что у него строительная фирма. И как Вике? Понравилось рандеву?

— Понравилось, только не рандеву, а вечеринка для избранных. Витка намекнула, что и я могу оказаться в их числе.

Марина отложила бутерброд в сторону и, сложив руки на груди, призналась:

— Я бы этого не хотела, Катюш.

— Ну почему?

— Помнишь слухи, когда он пришел к вам посреди учебного года? Мол, его выгнали из лицея за наркотики? Так вот, моя давняя клиентка, она там секретарь, намекнула, что разговоры имеют под собой почву и бизнесмен Павловский в свое время землю рыл, угрожал, сорил деньгами, лишь бы остановить сплетни о проказах сыночка.

Катя некоторое время жевала молча. Когда в чашке осталась одна гуща, она поставила ее на блюдце и перевернула. Вскоре Марина повторила ее действия.

— Теть, даже если Артем — наркоман, я-то не собираюсь становиться такой, как он. Я ведь и так почти нигде не бываю…

— Не дави на жалость, котенок, я знаю, что ты хорошая девочка, но также и в курсе, какими подлыми бывают люди. Прошу тебя, не общайся с такими ребятами, в их дружбу я не верю.

— А в чью веришь? В Наташину, например? — Раздосадованная племянница намеренно наступила на больную мозоль, точнее даже — гнилостный нарыв.

— А Наташа — очередное разочарование в моей жизни, — вздохнула Марина, и девочке стало стыдно.

— Прости…

— Да ладно, не везет мне с подругами. Рада, что хоть у тебя есть Вика.

— Теть, слушай, а ты не думала, что Наташа может оказаться нечестной не только как подруга, но и сотрудница? А если она тебя подставит и по работе? Геннадий Андреевич на ее стороне, если что, прикроет. Может, тебе надо пойти к управляющему и предложить проверить их?

Марина в удивлении подняла брови:

— Катя, с чего вдруг подобное беспокойство?

— Чутье, — вздохнула девочка.

Жаль, что нельзя рассказать о подслушанном разговоре.

— Конечно, интуиция у тебя неплохо развита с детства, но не надо впадать в паранойю.

— Слушай, теть, а почему я в детстве наелась мыла? — Племянница решила перевести тему. — Вот Витка не уследила за братом, потому что ужасная лайдачка. А ты-то чего недоглядела?

— Екатерина! Не ругайся, иначе припомнишь вкус мыла — вымою тебе рот, чтоб не говорила гадости, — возмутилась женщина.

— Да, это грубое слово, но не мат, — оправдывалась племянница, — можешь посмотреть в словаре.

— И посмотрю, — с угрозой пообещала Марина и уже спокойно добавила: — Я после ночной смены была, а ты, простыв, тогда в садик не пошла, вот и воспользовалась моей сонливостью, добралась до запасов мыла на кухне.

Петрашова почувствовала, как защемило сердце, а на глаза навернулись слезы. Тетя заботилась о ней с первых дней жизни, заменив родителей. И никогда, никогда не роптала на судьбу.

— Пора узнать, что хорошее ждет нас в будущем, — встрепенулась девочка и перевернула свою, а затем и Маринину чашку. — Ого! Тебе, тетушка, вскоре повстречается принц на белом «мерседесе».

Улыбнувшись, Марина включилась в игру.

— Ой, а тебя ждут важные новости и дальняя дорога. Наверное, я все-таки отпущу тебя летом на море с Викой и ее родителями, — весело проговорила женщина и едва не оглохла от счастливого вопля племянницы.

Жаль, что шуточное гадание не могло предупредить, что это последний день их спокойной жизни.

Большие Косяки, 7 мая

Кирилл спал на животе, растянувшись по диагонали постели. Льняная простыня сползла вниз, оголив загорелое тело до копчика и демонстрируя, что на нем нет нижнего белья.

То ли вид нагого мужчины, то ли окровавленная одежда, брошенная неопрятной кучкой у изножия кровати, заставили девушку сдавленно охнуть.

И хотя вервольф устал как собака, он тотчас проснулся. Резко перевернувшись на спину, приподнялся на локте и грубо спросил:

— Что ты здесь делаешь, Оля?

— Я… я принесла свежее белье, — заикаясь и густо покраснев, произнесла брюнетка. — Хотела перестелить постель, вытереть пыль.

Проследив за ее взглядом, Кир натянул простыню повыше.

— Ты выбрала неудачное время для уборки.

— Обычно ты поднимаешься едва ли не на рассвете, — защищаясь, возразила девушка. Бросив стопку постельного белья на стол, она сложила руки под грудью — ткань розовой футболки натянулась, обрисовывая внушительный бюст, не стесненный лифчиком. — Уже час дня, ты должен был уйти в урочище искать своего коршуна.

— Должен, да. Но я уснул только в пять утра.

— Бессонница? Бедненький, — протянула ласково девушка, к которой быстро вернулось самообладание, — разбудил бы меня, посидели бы на кухне за чашкой чая, поболтали. Там, глядишь, и сон бы пришел. Можно было бы, конечно, заняться кое-чем поинтереснее…

— Хватит, Оль, — оборвал брюнетку Кир, — ты разве не понимаешь, что должна уйти?

— А если я не хочу? — Девушка, сев на стул, закинула ногу на ногу. Обрезанные джинсовые шорты — Кирилл мог в этом поклясться — стали короче, чем были в день их первой встречи, и нескромно обтянули стройные загорелые бедра. — Может, мне охота поговорить? Например, о том, почему у тебя одежда в крови?

Ольга ткнула пальцем в сторону футболки и джинсов, валявшихся на полу.

— Это красная глина, — невозмутимо возразил вервольф.

— Да? А так похоже на засохшую кровь… Хочешь, постираю?

— Нет.

— Почему? Мне не трудно.

— Мне не нужна твоя помощь.

— А я хочу помочь тебе, Кирилл, — настаивала девица и даже потянулась за одеждой.

Постоялец вдруг не выдержал. Потеряв терпение, с грубой прямотой он потребовал:

— Пошла вон!

— Как?! Ты меня прогоняешь? — Ольга сделала вид, что расстроена и оскорблена в своих лучших чувствах.