Огонь

Линнея смотрит на Якоба. Несмотря на загар, его лицо кажется бледным. Вокруг глаз красные круги. Пальцы рассеянно теребят нитку, болтающуюся на отвороте шорт.

…Я должен был понять, что не смогу работать… какой я, к черту, психолог… она умерла… совсем умерла…

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает Линнея.

— Хорошо, только немного устал.

Якоб не ожидал вопроса Линнеи, и ей даже не приходится напрягаться, чтобы услышать его следующую мысль.

…Черт, она видит меня насквозь… как в тех кошмарах, когда мне снится, будто пациенты знают, что я думаю…

— Почему тебя интересует мое самочувствие? — спрашивает Якоб, и в его голосе против воли слышатся агрессивные нотки.

— А разве нельзя спросить, как вы себя чувствуете?

Якоб откашливается и пытается вернуться к привычной роли консультанта-психолога.

— Можно, конечно… — Он старается не встречаться с девушкой взглядом. — Просто мне показалось, ты чем-то озабочена. Хочешь мне что-то рассказать?

Но Линнея уже не слышит собственных мыслей.

Ее голова занята мыслями Якоба.

Умерла его коллега, та самая, с которой он изменял жене год назад. И сейчас он думает про то, что должен был ей сказать — и не сказал, должен был сделать — и не сделал, про те часы, которые они проводили вместе и про которые Линнея совсем не хочет ничего знать.

В жизни всех людей есть второе дно. Линнея не задумывалась об этом, пока не научилась читать мысли. С тех пор как она больше узнала о жизни других людей, собственные беды уже не кажутся ей исключительными. Но сейчас она не в силах слушать мысли Якоба.

Она произносит общие слова о страхе перед будущим и несет всякую чушь. Якоб слушает ее вполуха. Только в конце разговора ей удается отключиться от его мыслей.

* * *

Последний урок пятницы, в классе жарко, и Мину с трудом удается сконцентрироваться на том, что говорит Ильва. Ребята смотрят на учительницу пустыми глазами, а она тщетно пытается увлечь их премудростями геометрии. В воздухе висят тяжелые запахи пота и влажной одежды, да еще от Ханны А., сидящей прямо перед Миной, несет резким запахом духов.

Ханна А. откидывается на спинку стула. Мину задерживает дыхание и отодвигается назад.

Ей вспоминается инцидент, происшедший в среду на уроке химии, и то, как кричала Ханна. Виктор с того дня в школе не появлялся. Мину снова подумала про улыбку, которая играла у него на губах во время общей суматохи. Чему он улыбался?

Ильва нарисовала на доске треугольник и повернулась к классу.

— Пожалуйста, потише! — приказала она.

Ее очки вспотели у переносицы.

— Давайте закончим урок на улице! — предлагает Кевин. Раздаются одобрительные возгласы. — Серьезно, давайте! Я угощу вас мороженым. Куплю большой и вкусный стаканчик!

Тут и там слышатся смешки, Ильва вспыхивает. Упирается руками в бока и устремляет испепеляющий взгляд на Кевина. Мину кажется, что Ильва дома перед зеркалом тренируется вселять страх в учеников. Но на Кевина это не действует, и он снова повторяет:

— Правда, пошли на улицу. Здесь так жарко, что думать невозможно!

Ильва переминается с ноги на ногу.

— Завтра суббота, выходной…

— Хватит! — У Ильвы лопается терпение. — Выйди вон из класса!

Она указывает пальцем на дверь. Под мышкой у нее темнеет огромное пятно, по форме похожее на Гренландию.

— Он ничего плохого не сделал! — вступается за Кевина Ханна А.

— Просто предложил вам мороженое, — ухмыляется Кевин.

— Вон! — утробно проревела Ильва. Пятно под мышкой увеличилось.

Кевин встал и пошел к выходу. У двери он обернулся и помахал классу завязанной рукой. Ильва протопала к Кевину, почти вытолкала его в коридор и захлопнула дверь.

— Вот истеричка! — тихо проговорил кто-то.

Ильва обвела бешеным взглядом класс, но не смогла вычислить виновника.

— Остальные задачи решите сами, — процедила она и села за учительский стол.

Мину опустила глаза в тетрадь. Ей было очень стыдно за поведение Ильвы, а ведь впереди еще целый год… Слабый учитель не может навести в классе порядок. А слабый и неуравновешенный учитель сам создает в классе хаос.

Проходит, кажется, целая вечность, прежде чем наконец звенит звонок.

Мину выходит из класса последней. Ильва сидит за кафедрой и желает хороших выходных тем ученикам, которые случайно смотрят в ее сторону. Вид у нее жалкий, и Мину старается кивнуть ей как можно приветливее. Ильва улыбается так благодарно, что у Мину щемит сердце.

Вместе со всеми она спускается вниз и подходит к шкафчику, чтобы взять учебники, которые ей понадобятся дома. Кипа получается внушительной. Второй курс гимназии действительно гораздо труднее, чем первый. Скоро придется возить книги в тачке.

У выхода Мину видит Густава. Он стоит возле доски объявлений с ярким листком в руке.

— Привет! А я как раз собирался тебе звонить. Давай сходим куда-нибудь в выходные?

Только Мину хотела согласиться, как вспомнила про завтрашнюю встречу в парке. Директриса говорила, что их ждут какие-то «изменения». А вдруг придется все выходные упражняться в магии? Может, второй год обучения магии тоже труднее, чем первый? Кроме того, Мину хотела на досуге подумать про то, что случилось с Николаусом.

— Не могу, — говорит она.

— А что ты будешь делать?

Сама Мину никогда бы не задала собеседнику такой вопрос. Вдруг он не занят, а просто не хочет с ней встречаться? Но, похоже, Густаву такое даже в голову не приходит. Все-таки он удивительно… уверенный в себе человек.

— Я обещала маме, что буду дома.

— Жалко… Я хотел тебя вот сюда пригласить. — Густав протянул ей рекламу. Такую же рекламу Мину видела на коврике в прихожей Николауса. Яркий фон, группа обнявшихся людей, закат солнца и радостная надпись: «Позитивный Энгельсфорс» ждет тебя завтра. Мину читает адрес. Это в центре города, там, где раньше была библиотека. Для гостей будет угощение и музыка. И воздушные шарики для детей.

— Откуда ты это взял? — спрашивает Мину.

— Один знакомый дал, Рикард. Мы не виделись с прошлой весны. А я думал, он только футболом интересуется.

— Что это вообще? Похоже на… секту.

— Не думаю. Рикард говорит, это классно.

— Что именно классно? Что они делают?

— Я как раз хотел пойти и узнать. Может, пойдем вместе?

— Лучше я буду держаться от них подальше. А то кто тебя потом выкрадет и разгипнотизирует?

Она думала, Густав засмеется, но он остался серьезен.