Ограбь меня нежно
Шрифт:
Слушая это замысловатое хитросплетение залогов, продаж и покупок, я чувствовала, что у меня в голове шарики постепенно начинают заезжать за ролики, и я теряю ориентацию в пространстве.
– Как вы разобрались во всем этом? – совершенно искренне удивлялась я.
– Да мы и не разобрались. Из всех витиеватых объяснений Романа мы с отцом поняли только одно: заложив свою квартиру «Парламенту», мы получаем деньги на первый взнос и дополнительную гарантию того, что все закончится хорошо, потому что теперь выходит так, что не только мы, но и «Парламент» вложил свои деньги. Между прочим, надо отдать им должное, психологи они отличные. Когда зашла речь о конкретных суммах, нас спросили не о том, сколько нам нужно, а «сколько вам недостает». То есть и тут они сориентировались. Поняли, что сколько-то у нас все-таки есть и своих. Хотя, конечно, причины привели уважительные. Дескать, залог – операция не благотворительная, придется платить процент, а чем больше сумма,
Впрочем, все это тоже вздор и частности. В действительности вовсе не процент их интересовал. Интересовали их, как я понял гораздо позже, – когда вообще было уже слишком поздно, – интересовали их документы, которые мы подписали при залоге и на которые они постарались совсем не обратить нашего внимания, как на второстепенные и несущественные. Подробно и тщательно обсудив с нами договор залога, Роман сказал, что нужно подписать еще одну дополнительную бумажку – так, пустячок, – которая будет гарантировать им своевременные выплаты с нашей стороны. Это – договор купли-продажи. Он делается на всякий случай, чтобы, если случится какой-нибудь форс-мажор, фирма не осталась в убытке и могла возместить свои потери. Совсем запутавшийся во всех этих джунглях, отец так и воспринял эту информацию, как ему ее преподнесли. Он подписал договор, фактически подарив нашу квартиру чужому дяде. Но тогда мы не понимали этого, а риелторы не спешили объяснять. Мы заплатили взнос и стали ждать, когда достроится наша квартира, а они каждый месяц аккуратно снимали с нас проценты и жили припеваючи. Кстати, размер этих процентов и сам по себе оказался немаленьким, и на нашем семейном бюджете это очень и очень сказывалось. Но, исполненные радостного ожидания, мы легко переносили, как нам тогда казалось, «временные неудобства». Дом действительно строился достаточно быстро и пришло время выплачивать остаток суммы. Помня о предыдущих договоренностях, отец отправился в офис «Парламента», и то, что он услышал там, чуть не спровоцировало у него сердечный приступ. Размер наших ежемесячных выплат риелторам был рассчитан так же, как рассчитывают в банке, – процент плюс часть долга, и к тому времени мы уже практически погасили взятую сумму. Отец думал, что разговор пойдет о том, что они расторгнут договор залога и фирма в срочном порядке начнет искать покупателя, но услышал совсем другое. Оказалось, что наша квартира, та самая, в которой мы живем и которую хотим продать, – давно уже не наша, что подписанный и зарегистрированный в палате договор продажи давно вступил в силу и, в сущности, мы даже не имеем права там находиться. Но поскольку мы аккуратно выплачивали все взносы, фирма готова идти навстречу. Если мы выплатим, – то есть фактически второй раз, – сумму, указанную в договоре залога, все оставшиеся деньги от продажи нашей квартиры достанутся нам, и мы сможем заплатить второй взнос за четырехкомнатную. Мы ведь все равно планировали продавать ее – так какая нам разница? Будет ли она продана от нашего имени или от имени Ирины, главное – деньги мы получаем, а они, как известно, не пахнут. В общем, вернулся отец сам не свой. Лекарства все порывался запить водкой и говорил, что если он теперь бомж, то и поступать должен соответственно. Потом началась бесконечная процедура судебных разбирательств, которые все, разумеется, кончились ничем, отец, не выдержав всего этого, умер, Катя ушла…
Парень снова остановил свой рассказ и долго молча курил. А я вспоминала все те же полунамеки, которыми обменивались Софья и Марина, договариваясь о сделке, в сущности, с таким же вот «залогом» и теперь предо мной гораздо яснее вырисовывалась вся картина, и я начинала понимать Алексея, приславшего «братков», чтобы стребовать с Софьи возврат «отката», который получила она, «разрешив» продать давно уже оформленный на себя участок.
– Поначалу я очень упал духом, ничего не хотелось, – снова продолжил пленник. – А потом взяла меня злость. Ведь наверняка этот «Парламент» не со мной одним так обошелся. Скольким еще они покалечили жизнь? И скольким еще покалечат… Грабят, убивают… как еще назвать то, что сделали они с отцом? А сами – всегда в шоколаде, белые и пушистые. Так пускай хоть раз попробуют сами того блюда, которым так щедро потчуют других. Я стал следить за ними… ведь, в сущности, я тогда ничего о них не знал… ни адреса, ни даже полных имен. Рома, Марина – вот и вся информация. Но постепенно данные стали накапливаться. Сначала я следил от офиса, и это было очень неудобно и малоэффективно, ведь они на машине, а я пешком. Потом узнал, где они живут, и выяснил, что этот Роман любит погулять перед сном…
– И скорей убивать? Что, других вариантов не нашлось?
– Глупо, конечно. Только подставился. Даже в газетах написали… идиоты. Но я тогда был… ну, в общем, не совсем в адеквате. Все это было еще очень свежо в памяти, обида, эмоции… В общем, узнал я, что этот Рома по ночам любить прогуливаться в парке, ну и… решил, что место подходящее. Деревья, теньки… Все думал, чем его… револьверов-то у меня не
было. А потом решил не заморачиваться, взять нож, да и…Я смотрела на своего собеседника во все глаза. То, что он говорил сейчас, так не вязалось со всем предыдущим рассказом, что передо мной как будто сидел другой человек. Тот, предыдущий, – любящий сын своего папочки, заботливый и деликатный, а этот – хладнокровный убийца, решивший в исполнении своего намерения поступить попроще, не заморачиваться. Не стоит того человеческая жизнь.
Парень, видимо, уловил мое выражение и произнес, отвечая больше на мысли, чем на сказанные слова:
– Да ты не думай… я не сразу решился. Да и когда решился-то… все еще… сомневался. И день уже назначил и все… а как-то… рука все не поднималась… Кстати, о руках. Не хочешь развязать меня? Вертолет здесь у меня в кустах не спрятан, а бегом я от тебя точно не убегу. Ты вон какая… шустрая.
– Баш на баш. Скажешь, как тебя зовут, – развяжу.
– Андрей, – утомленно вздохнув и как бы делая одолжение, произнес мой собеседник.
Я развязала веревку, и он, потирая онемевшие руки, взял новую сигарету и закурил.
– Так что, не думай, что это все просто для меня было. Уж и срок мой, назначенный, подходил, а все как-то…
– Привычки, видимо, не было, – помогла я.
– Наверное. Потом подумал: нужно водки купить, выпью – легче будет в полузабытьи-то… А выпил – развезло, наоборот, всех любить стал. Но правду говорят: от любви до ненависти – один шаг. Там уж, развезло не развезло, а раз день назначил – пошел. Иду, смотрю – парочка на лавке сидит. Обнимаются. И как-то вспомнилось мне все сразу: и Катя, и отец… и такая ярость напала, – не то что ножом, зубами готов был ему глотку порвать… Глупо… Пришлось ждать, но тут уж настроение мое не менялось. Увидел его, сзади подошел и… он и не пикнул даже. А сделал – ничего не почувствовал. Ни облегчения, ни вины. Пришел домой, спать лег. Я уж и тогда здесь жил… это… знакомого моего дача.
– А когда проснулся? Тоже не чувствовал ничего?
– Ты знаешь – нет. Как будто во сне все было. Может, от водки… Ну, сначала опасался, конечно. Думал, найдут. А потом смотрю – время идет, а конвой все не едет…
– Ну теперь-то рад?
Андрей мрачно взглянул на меня и ничего не ответил.
– В общем, посмотрел, посмотрел я да и подумал… – продолжал он после небольшой паузы, – она, Марина-то эта, и без Романа своего хорошо справлялась. Не успела глаза ему закрыть, как тем же самым занялась. Так же грабила, так же обманывала… Ну и подумал я, что… ну, в общем, гнилое дерево нужно вырывать с корнем. У меня – ничего не осталось. Так пусть же и у них…
Андрей снова замолчал, видимо, успокаиваясь и не желая наговорить лишнего.
– У меня знакомый был, – сделав несколько глубоких затяжек, продолжил он. – Из «прошлой жизни». У него – салон сотовой связи. Работает с одним из операторов. Номер телефона этой Марины я знал… Ну и попросил его… Ведь сотовый телефон, это, считай, готовый «жучок». Все можно о человеке узнать, и с кем говорит, и где сейчас находится…
«Даже прослушивать не обязательно», – мысленно закончила я фразу, начиная понимать, как именно умудрялся Андрей отслеживать все передвижения Марины, и вспоминая свои безрезультатные попытки обнаружить «жучка». Все было перед глазами, за исключением одной маленькой детали, – того, что наш «таинственный незнакомец» имеет доступ к базам сотовых операторов.
Несомненно, такая возможность позволяла Андрею оперативно получать информацию и о сделках, и о клиентах, с которыми Марина разговаривала по своему сотовому, ну и, соответственно, в самый «подходящий» момент – вмешиваться.
Кроме того, получал вполне удовлетворительное объяснение тот факт, что все способы, которыми, помимо сорванных сделок, пытался он «достать» Марину, носили явный отпечаток непрофессионализма и даже какой-то «детскости». По своей «прошлой жизни», как теперь выяснилось, Андрей был неизмеримо далек от подобных вещей и, не имея опыта и профессионального навыка, делал, как говорится, что мог.
– …и, узнавая из разговора, в чем заключалась суть сделки, старался сбить с толку продавца или покупателя, ну и…
– Сделки – ладно, – перебила я. – Но когда ты подкладывал бомбу, когда бросал дымовые шашки, неужели ты не понимал, что все это опасно не для одной Марины? Тебя ведь теперь могут посадить за попытку убийства «двух и более лиц».
– Ну да. Меня – посадить, – сразу помрачнел Андрей и, поднявшись со стула, направился к столику, где стоял чайник. – А ее – охранять как зеницу ока. Сокровище…
– Мне заказали работу, я ее делаю, – отрезала я. – Закажешь ты – буду охранять тебя. Это как у врачей – партийная принадлежность пациента не играет роли. Поэтому…
Но договорить я не успела. Сзади что-то зашуршало, и через секунду моя голова оказалась в пластиковом пакете, который моментально сомкнулся на горле.
Пластик, по-видимому, был очень прочный, поскольку, все попытки разодрать его ногтями ни к чему не привели.
Продолжая перетягивать края, Андрей все туже сжимал удавку, и я почувствовала, что начинаю терять сознание.