Охота на единорога

— Бедные малютки уже пять лет как заточены в подземелье, — подал голос шпион.

Да! — подхватил пуштун, — то есть, мы не знаем, где их держат…

— Это нужно выяснить, — важно заметил король Асман.

— Пока что это не так существенно, господин, — заметил Филояди, — не так важно потому, что у нас нет ни сил, ни средств на то, чтобы выкрасть этих несчастных детей и объявить старшего наследником шахского престола!

— Но, может быть, этот королишка Асман сам хочет, когда мальчик вырастет… посадить его на троне?

— Мы должны опередить его, — заявил Филояди.

— Хорошо, — сказал Асман, — но каковы пути к этому? Как ты хочешь похитить наследников из-под носа короля, ведь дворцы охраняются. Кому, как не мне, это знать!

— Есть несколько способов, детей, конечно, не всегда будут держать в одном месте, их можно будет выкрасть, когда бдительность их главного тюремщика притупится. Их не могут все время держать взаперти, ведь, они потомки знатного рода! Если же нет, то остается подкуп и подкоп. Подкупим стражу. Если же не получится — проникнем в королевский замок, прорыв ход.

— Великолепно. Однако, и на то и на другое необходимы деньги, и еще неизвестно, на что больше, — сказал король.

— Да, мало осталось истинных приверженцев шаха. Но если б у нас были деньги!

Тут он, до того вращавший очами под опущенными книзу ресницами, поднял взор на Асмана, и король понял, что изображаемый им персонаж нужен пуштуну в качестве финансиста.

— Сколько нужно червонцев? — спросил он.

— Три тысячи, — сказал Филояди.

— О-о! — протянул Асман огорченно, — это слишком значительная для меня сумма. Я должен знать, что получу в случае благополучного завершения операции… В случае провала я знаю, что меня ждет.

— Мой господин, — сказал Филояди, — я не могу сейчас поручиться за благополучный исход. Но можешь не сомневаться, что если Аллах на нашей стороне, то эти тысячи вернуться к тебе десятикратно умноженные!

— Но, все-таки, три тысячи — это слишком крупная для меня сумма, — сказал Асман, конечно же, лицемеря, но пуштун был ему так не симпатичен, что он даже в этой призрачной интриге, в игрушечном заговоре, не хотел ему потакать.

— Сколько же ты можешь дать? — спросил Филояди с надеждой.

— Тысячу динариев. Я думаю, на первое время хватит, ну, а в случае удачного начала, мы найдем золото.

— Хорошо, — сказал Филояди, — у меня есть сотня золотых — я обзавелся ими не самым честным образом, да простит меня Аллах, но они пойдут на доброе дело.

— Все способы хороши, — успокоил его Асман.

Они уговорились купить на эти деньги домик и организовать видимость торговли. Шпиону было поручено заняться как раз этим и еще искать способы проникновения в Закрытый королевский город.

Филояди же решил заняться вербовкой сторонников; если же это не будет получаться здесь, то поехать на родину — в покоренное Асманом государство и там уж найти смелых людей из числа знакомых шахистов, приехать с ними сюда и закончить операцию.

Король возразил против отъезда пуштуна, сказав, что сомневается в способностях его человека — шпиона. На что пуштун ответил, что другого нет, а на родину должен ехать только он, потому что только он сможет отыскать нужных людей, только ему поверят.

Король больше не стал возражать, но сожалел, что не смог убедить несчастного заговорщика остаться в столице. Дело в том, что он, не без основания, рассчитывал, что на Филояди, как на приманку, будут попадаться самые ненадежные из его подданных.

Но быть слишком настойчивым он не мог, и группа заговорщиков порешила остановиться на этом. Вскоре был найден и куплен подходящий дом, и Филояди поселился там вместе с верным шпионом. Они решили назваться не торговцами, а толмачами — Филояди знал несколько языков: кроме персидского, пушту и дари — и эта профессия, связанная с разговорами, могла помочь для вербовки кадров заговорщиков.

Прожив в столице некоторое время, он не соблазнил никого, и вынужден был уехать. Их расставание выглядело трогательно: Филояди низко поклонился королю, а потом, робко приблизившись, поцеловал его в плечо, сказав, что уезжает, наверное, надолго. Так оно и случилось — он отсутствовал целых пять лет.

Вечером перед заходом солнца король, как обычно, принимал придворных…

Он немного запоздал на аудиенцию, зашел в Розовый дворец, навестить юных племянников-воспитанников. Ему особенно нравился старший — он был необыкновенно живым, подвижным, поэтому тяготился своей роскошной «темницей», и если бы не прислуга, зорко следившая за ним, нашел бы возможность покинуть ее. Ему исполнилось семь лет, но это был — продолжатель породы Исмаил-Шаха — крупный мальчик с красивыми, несколько грубоватыми чертами лица и невысоким, заросшим почти до бровей густыми волосами, лобиком, хотя его регулярно брили, чего он не любил, как и сам Государь — его приемный отец. Но король Калистана не позволял никому кроме себя самого вольностей с обычаями и никто в его государстве, исключая полуумных нищих, питавшихся подаянием, не отращивал на голове волос. Мужчины носили бороды и брили все остальное, женщины — только все остальное.

Асман не брил себе ничего. Но не потому, что презирал или не любил этот обычай, он не видел в нем ничего плохого, а просто-напросто — опасался человека с бритвой в руке. И ему казалось, он имеет для этого все основания, и не пытался преодолеть в себе этого опасения. Его голову брила один раз в год перед большим празднеством жена Лейла. Все же остальное время он обрастал волосами, что позволяло недругам короля, которых, как уже было сказано, с каждым днем становилось все меньше, сравнивать его с голодранцами, с теми дервишами, что «ради Аллаха» получают от правоверных пищу и кров.

Асман провел в Розовом дворце — одном из пяти в Закрытом королевском городе, почти два часа, это был самый старый из королевских дворцов. Асман жил там в раннем детстве, но не любил его; при жизни отца Асмана — великого Таймура, в Закрытом городе было три дворца и две мечети. Асман построил еще одну мечеть, но, правда — вне пределов замка. И два огромных, роскошных дворца. Один для себя, в первые годы своего правления, второй — для жены.

В Розовый дворец он заходил редко — не чаще раза в месяц, или в два. Но дети почти всегда приятно развлекали его. Близнецы в младенчестве очень похожие, почти не различимые, день ото дня менялись, девочка хорошела, мальчик все еще очень похожий на сестрицу лицом, носил уже отличную от ее одежду и имел, в результате частых игр и фехтовальных упражнений (которым его начали обучать с 3-х летнего возраста) гордую осанку. Он чуточку напоминал королю принца — но был гораздо мягче маленького властолюбца Асмана — его характер смягчала постоянная близость сестры.

Но на старшем Исмаилите — даже эта близость ничуть не сказывалась. Он жил в мраморных палатах, внутреннем садике с фонтаном, в бессчетных залах — словно в тесной клетке, пока что сам того не осознавая. Пока ему еще хватало развлечений, придумываемых слугами, шутами, строгими учителями, имевшими право с разрешения короля, высечь его, но пока еще не воспользовавшимися этим правом ни разу. Хотя Махоммат — так звали мальчика — часто давал им повод. Асман чувствовал, что старший из его приемных детей скоро осмыслит кто есть кто, и в каком отношении друг к другу они с королем находятся.