Охота на герцогиню

— В этом вся проблема, дорогая. Мои настоящие друзья — достаточно интересные люди, чтобы я мог пригласить их на такие благопристойные домашние приемы. Я и сам едва знаю многих нынешних гостей, — задумчиво пробормотал он, и Джессика неприязненно покосилась на него и гордо вздернула подбородок.

— По-видимому, они питают к вам те же чувства, — сухо бросила она.

— О, если бы так, мисс Пэндл, — насмешливо ответил он.

— Вам кажется, все было бы иначе, будь вы нетитулованным господином?

— Титул не так важен, если им вздумается вообразить, что господин богат, почти как Крез, вам не кажется?

— Предпочитаю открещиваться от того, что кажется, — огрызнулась она, краснея под его неспешным оценивающим взглядом.

Ей стоило больших усилий продержаться все это время с высоко задранным подбородком и делать вид, что он сам не стоит тех болезненных усилий.

— Отсюда надо заключить, что вы вполне понятливая и воспитанная юная леди, которая не станет открещиваться от предложения выйти за меня замуж? — спросил он нагло, не стесняясь тети и кузины, которые стояли рядом.

— Только посмейте еще хоть раз высмеять меня, Джек Сиборн, — заявила она надтреснутым от напряжения голосом и сама удивилась своему глубокому, мучительно страстному тремоло.

— Вам понятно, что я нисколько не шучу, Джессика, — ответил он таким будничным тоном, словно они беседовали о видах на урожай или новом сорте яблок.

— К вашему счастью, мне понятно, что вы никогда не посмели бы заявить такое любой другой особе моего возраста и положения в присутствии вашей тети и кузины. Помню, мне уже было страшно неловко за вас, милорд. — Она севшим голосом с трудом выдавливала слово за словом, как только бодрящая ярость прорывалась сквозь комок слез. — Теперь я, по крайней мере, твердо знаю, что презираю вас.

— Знаете ли, Джессика, я тоже помню былое, но теперь я стал гораздо понятливее и сам удивляюсь, что был таким простофилей.

— Мы оба ошибались. Мне не стыдно за вас, ваша светлость, вы мне просто ненавистны, — заверила она, подступая ближе и продолжая поедать его глазами с менее безопасной позиции.

— Предпочту глоток вашей выдержанной ненависти, чем сердечные излияния любой из тех невест, что крутились этим летом в лондонском свете, — произнес он шутливым тоном.

Она заметила отчаянную искренность, плескавшуюся в его золотисто-зеленых глазах, прежде чем обида и ярость снова заставили ее думать, что насмешник нарочно вовлек ее в эту перепалку ради удовлетворения своего каприза, возможно, он мстит за то, что не позарилась на его титул, как собака на косточку.

Молчаливое смущение леди Мелиссы и Персефоны придавало особую остроту его язвительным шуточкам, и она не смела взглянуть в их сторону, боясь прочесть в их глазах сочувствие или жалость, она даже высвободилась из-под опеки Персефоны, желая защищаться исключительно своими силами.

— В таком случае будьте здоровы моей неподдельной ненавистью, — бросила она напоследок и повернулась, чтобы уйти, пока еще не сорвалась на гневный крик, он тогда подумает, что обидел ее до глубины души, и это, конечно, было правдой.

— Буду, — сказал он, и глаза его странно блеснули, она теперь только их и видела, потому что он не позволил ей уйти так просто, а схватил за руку и снова поставил перед собой лицом, словно именно она виновна во всем, а он — агнец божий. — Только потому, что ненависть — всего лишь оборотная сторона страсти, что гораздо сильнее ее, мисс Пэндл, — проскрежетал он сквозь зубы, и она только теперь поняла, как глубоко ранила его самолюбие, а может быть, и сердце своим отказом.

— Джек, вы ведете себя самым неприличным образом, — обрела дар речи леди Мелисса, шокированная ссорой, разгоревшейся у нее на глазах.

— Я осознаю свой проступок, — заверил Джек так, словно привел уважительную причину своего поведения.

— Мы так и знали, — заметила Персефона, словно комментируя этот спектакль, и Джессика одарила ее свирепым взглядом, впрочем, как и Джек. Они все же проявили единодушие — пусть даже в этом.

— Не лезь, куда не просят, — велел он кузине и снова принялся сверлить Джессику взглядом, и такое отчаяние мелькало в его глазах, что она поняла: сейчас ее сердце не выдержит и перевернется от любви и жгучей боли, оттого, что нет мужчины, который мог бы стать ее настоящим товарищем, если бы захотел.

Она не позволила сердцу выкинуть такой фортель.

— Ничего подобного. Персефона, как любой другой, вправе послушать, мы не секретничаем. Сейчас я иду спать, а когда мы встретимся утром, я непременно постараюсь сделать вид, что этой сцены просто не было. И вы, несомненно, будете безмерно благодарны за оказанную мной милость, поскольку успеете за ночь обдумать наш спор и поймете, что я права, а вы заблуждаетесь.

— Не надо указывать, Джессика, куда мне идти, — велел он таким нервным тоном, что она едва узнала его голос. — Я умею держать свое слово, никто из посторонних в моем доме не узнает о нашей перебранке, я даже скрою это от соседей и друзей. Однако я не буду скрывать ни от тети, ни от Персефоны того факта, что отчаянно желаю жениться на вас. Нам лучше идти по жизни в одной упряжке, неужели непонятно? Не могу представить рядом с собой ни одну из тех благородных барышень. Они сегодня щеголяли здесь так, словно их привезли на аукцион в Ньюмаркет [22] .

22

Ньюмаркет — рыночный город в графстве Суффолк. Приобрел известность благодаря скачкам, проводящимся на одноименном ипподроме — центре английского чистокровного коневодства.

— Нет, я и в самом деле не могу представить нас в одной упряжке, вряд ли поспею за вами.

Она держалась как можно хладнокровнее, высказывая эту легкомысленную дерзость, хотя ее так и подмывало выкрикнуть правильный ответ.

— И это все ваши возражения? — Он глянул так, словно открыл, что в ее жилах течет кровь семейства Борджиа [23] . — На самом деле вы намереваетесь позволить своей банальной травме, которую никто, кроме вас, и не замечает, встрять между мной и той единственной герцогиней, которая сделает из меня, беспечного дурака, настоящего мужчину. Признаете?

23

Борджиа — испанский дворянский род из Арагона. Фамильный герб — красный бык. Род подарил католическому миру двух римских пап и два десятка кардиналов. Его имя стало синонимом распущенности и вероломства.

— Разумеется. Даже если бы у меня и было хоть малейшее намерение принять легкомысленное предложение ветреника, который устал искать себе жену, едва взяв первый барьер, и теперь возомнил, что нашел во мне легкую добычу, — ответила она довольно твердо. Действительно, то была основная преграда в их отношениях, и она осознала свое ущербное будущее еще в тот день, когда ослушалась родителей и умчалась на едва объезженном жеребце в самую грозу. — Вы обещали не делать никаких публичных заявлений и дать мне время поразмыслить. Вы только что нарушили свое слово.

— Я ничего не нарушал. Здесь нет посторонних, и вы не рассчитывайте, что сумеете как-то выкрутиться и улизнуть, оставив меня виноватым в том. Откажите мне, потому что я противен вам, откажите, потому что не можете положиться на такого мужа, как я, или любите другого, а меня — никогда. Но не смейте отказываться идти со мной под венец только потому, что чуть прихрамываете, Джессика, — предостерег он.

— Что ж, тогда все ранее сказанное, — гордо изрекла она и затылком почувствовала, что крестная и Персефона затаили дыхание.