Охота на льва. Русская сова против британского льва!

Надин!.. Значит, это была Залесская! Теперь Андрей вспомнил окончательно: он видел даму в подвале «Бродячая собака» на Михайловской площади, в любимом местечке художников и артистов. Сам Голицын оказался там из профессионального любопытства – надо же знать, где валяют дурака подозрительные господа и их отчаянные дамы.

– Ты трусиха, моя милая. И всегда была трусихой.

– Есть вещи, на которые я никогда не соглашусь! – воскликнула вдовушка и метнулась в дверь.

– В Итальянскую, Семен Семенович, – сказала странно похожая на Рейли дама извозчику, который сошел наземь, чтобы помочь ей сесть в экипаж. – И приедешь за мной часам к одиннадцати. Хорошо будет, если ты за это время найдешь других седоков – и тебе прибыток, и мне польза…

Не довершив этой загадочной фразы, она укатила.

Голицын смотрел вслед пролетке и думал, что успевает одно из двух: или переодеться для вечернего визита, или как следует пообедать.

Эту сложную задачу он решил артистически. Примчавшись домой, велел денщику Васе начать наполнять ванну и сразу положить поперек нее доску, на доске же сервировать чай с бутербродами. Потом Вася помчался звать парикмахера, жившего в том же доме этажом ниже, а Голицын разделся и полез в воду. У него было целых десять минут на блаженство.

Последний бутерброд он доедал, когда Вася в очередной раз проходился щеткой по его визитке. Оставалось сполоснуть рот, нахлобучить котелок и показать своей свежевыбритой припудренной физиономии в зеркале язык.

Из зеркала глядел вполне достойный кавалер – в штатском, но с офицерской выправкой, не красавец (тут опять вспомнился Давыдов), без рокового белого локона, однако для знающей в мужчинах толк дамы – отличный приз.

Была ли Надин (а в том, что он видел именно Надежду Залесскую, подругу Рейли, Голицын не сомневался) дамой, способной обратить внимание на такой «приз»? Или ей, вынужденной лавировать между законным мужем (о разводе что-то слышно не было), нынешним избранником и Распутиным, у которого ее Рейли якобы увел, было не до четвертого скальпа в своей боевой коллекции?

Надев на палец дорогой перстень от Фаберже (платина, круг из синей эмали, крестообразно четыре бриллианта, каждый – в треть карата), Голицын подхватил тросточку и помчался к Вишневским. У входа в большую, во весь этаж, квартиру он показал швейцару визитную карточку хозяина и сказал, что у него назначена встреча с Долматовским. Его впустили.

Гостиная у Вишневских была роскошна. Именно в такой должен был блистать Давид Долматовский. И он действительно потряс общество, начав свой маленький концерт со знаменитой «Песни за сценой».

Странная судьба была у этого шедевра. Кто помнит о скромной одноактной опере «Рафаэль» господина Аренского? Скорее всего, сразу после премьеры о ней забыли навеки. А певцы уже лет двадцать исполняют неувядающую песню – и находит же она отклик в каждой душе, еще не совсем одеревеневшей от жизненной прозы!

Долматовский не вышел вперед, как полагалось бы, а встал за маленьким белым концертным роялем. Дама-аккомпаниаторша взяла первые аккорды, и певец преобразился. Сейчас бы устыдились те, кто посмеивался над его огромной фигурой и широким губастым лицом. Давид был великолепен в сдерживаемой страсти, он умудрился наполнить всю гостиную любовным томлением, и Голицын, видя женские лица, несколько раз повторил себе: «Я не понимаю, что это за колдовство такое, но оно есть и имеет силу!..»

Грудью, взволнованной в жарких объятьях,Нежится море в сверкающем сне.Как я люблю, не в силах сказать я,Страшно и сладостно мне! —

пел Долматовский, и всем слушателям было в этот миг страшно и сладостно.

Всем, кроме Голицына. Он эротической магии не поддавался. У него было более важное занятие – следить за Надин Залесской.

Сперва, пока гости собирались, она была центром дамского кружка и кокетничала с кавалерами, норовившими вмешаться в беседу. Но когда Долматовский запел, женщина преобразилась. Казалось, все ее тело откликается на музыку и голос.

Потом Давид исполнил роскошную эпиталаму из оперы «Нерон», словно созданную для его великолепного баритона. Потом объявили арию Роберта из «Иоланты» – тоже любимый всеми концертный номер. Программа Долматовского была самая обыкновенная, салонная, но преподносилась с блеском.

В перерыве Голицын подошел к приятелю.

– Так и знал, что придешь! – обрадовался Давид. – Погляди, какой цветник! Сплошные красотки!

– Залесскую я бы красоткой не назвал. Даже странно, что из-за нее столько суеты.

– Ты про «нашего друга»? – Давид перешел на шепот. – Вокруг него столько светских дур вертится.

– Но она-то не дура.

– Ох, не дура!.. Так я спорить могу, Андрюша, что с «нашим другом» у нее ничего и не было. Так, один шум, чтобы цену себе набить.

– То есть как?!

Голицын отвел Долматовского в сторонку, в дальний угол малой гостиной, а там через узкую дверь для прислуги вытащил в коридор, опоясывавший парадные комнаты квартиры.

– А так. Ты вот посмотри на меня.

– Ну, смотрю…

– Как полагаешь, какому количеству прекрасных дам я подарил блаженство?

– Ох, Давид… Сотни две?

– Куда мне столько? – хитро подмигнул певец. – Жена и еще, наверно, десяток прелестниц. И это – всё! А спроси у публики – тебе тотчас скажут, что их с полтысячи, и даже назовут все имена. Причем это не домыслы! Дамы сами похваляются, что рухнули в мои объятия. Я тебе прямо говорю: так они себе цену набивают. С самим Долматовским предавалась бурной страсти, это же, это же… ну, как звезда во лбу! Сама – чучело огородное, но божится и клянется, что сию минуту из постели Долматовского, чтобы кавалеры думали: мол, а в ней что-то есть, коли сам Долматовский! Вот то же самое и с Залесской – ты уж мне поверь. Она крутится вокруг «нашего друга» и сама же распускает слухи, будто познала с ним те самые восторги…

– Давид, ты даже не представляешь, какую умную вещь сейчас сказал! – Андрей от души хлопнул друга по могучему плечу.

– А ты думал, я только ля первой октавы взять и полчаса тянуть могу? – приосанился тот.

Любопытная картина сразу нарисовалась в голове у Голицына: Залесская, приятельница «нашего друга», как, подражая императрице, называли в свете Распутина, служит посредницей между ним и Сиднеем Рейли. Не Рейли отбил ее, после чего бывшие любовники смотрят друг на друга волком, а совсем даже наоборот! Рейли вполне мог подослать ее к «нашему другу», чтобы она влилась в стройные ряды поклонниц. Или же «наш друг», будь он неладен, таким способом ищет тропку в английское посольство?.. Возможно, она ведет какую-то свою игру, и хотелось бы понять, Распутину ли Рейли зачем-то понадобился, или авантюрист в чине помощника генерального консула Великобритании через даму, сохранившую непонятные отношения с Распутиным, подбирается чуть ли не к российской императрице.

А императрица, при всем уважении к ее величеству, никак не может простить Петру Аркадьевичу Столыпину его серьезных проектов и точных решений. Ибо задевают интересы «нашего друга» и всевозможных прихлебателей российского царского двора.

Вот ведь какая сплелась интрига! И то, что Залесская оказалась в доме вдовы Пашутиной аккурат во время, когда Рейли затеял там загадочное рандеву с человеком, который явно будет его преемником, тоже кое-что значит!..

– Ты ведь тут не впервые? – спросил Голицын Долматовского.