Охота на льва. Русская сова против британского льва!

И Голицын понял: тревога!

Народу на Кирочной было немного, и Байкалов сразу вычислил троицу подгулявших мастеровых, которые как встали на углу, так и ни с места. Вроде бы им там особо делать нечего – кабака или трактира поблизости нет, остановить мимоезжего «ваньку» не желают, просто торчат, время от времени вспоминая, что надлежит изображать пьяных. И тогда кто-нибудь скрипучим голосом заводит пресловутое «Шумел камыш, деревья гнулись», но одним куплетом все и кончается.

Дом, где жил Распутин, охраняли. Но кто охранял?

Очень может быть, что полиция. Есть кому спустить сверху указание позаботиться о «нашем друге», чтобы он, ведя бестолковый и несуразный образ жизни, не влип в неприятности. Может, даже его величество, устав от размолвок с ее величеством, велел установить негласное наблюдение – пестрый народ ходит к Распутину, однажды сумасшедшая баба убить пыталась.

Полицейские агенты – это еще полбеды. Поди, узнай, какое воинство навербовал в петербуржских трущобах Рейли. Да и не только в трущобах. Среди студентов тоже горячие и безмозглые головы есть. Даже не ради денег, а ради приключений пойдут в ландскнехты к обаятельному авантюристу. Те трое, что напали на Голицына возле пашутинского дома, охраняли его явно не по приказу полиции. Может статься, Рейли уже знает, куда они угодили. И тогда именно он распорядился не церемониться с подозрительными личностями. Двое «совят» против троих ландскнехтов – это ничего, это по-божески, если только Рейли не вооружил парней револьверами.

– Отойдем-ка к Литейному, – тихо сказал Андрей. Байкалов кивнул.

Странно было бы взять верный «смит-вессон», собираясь на приватный концерт Долматовского, – Голицын и не взял. Кроме приемов французского бокса, как иногда называли сават, у него в арсенале была легкая тросточка, непременная принадлежность всякого городского гуляки. Вот только гуляка был отменным фехтовальщиком.

– Они нас заметили и совещаются, – доложил Байкалов.

– Нужно дождаться наших.

Ландскнехты (или полицейские агенты, кто их разберет?) направились к Голицыну и Байкалову. По дороге один из них очень грамотно, снизу вверх, стукнул пустую бутылку о каменную тумбу у ворот. В кулаке у него осталось горлышко с острыми краями.

– Нет, это не полиция… – пробормотал Андрей. Полицейский агент, даже изображая в зюзю пьяного бродягу, не начал бы с угроз.

– И что вы тут позабыли, господа хорошие? – спросил человек с бутылочным горлышком в руке.

– Или вчерашний день ищете? – осведомился другой.

– Друзья, нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок? – вдруг дурниной заорал третий.

– Студент, – сказал Байкалову Голицын. – Ишь, Грибоедова помнит… – И резким ударом трости выбил бутылочную «розу» из выставленной вперед руки.

Рейли, нанимая ландскнехтов, вряд ли устраивал для них соревнования, чтобы оценить способности. Да и сам ли нанимал – большой вопрос. Махать кулаками парни, возможно, умели, а вот драться ногами – нет. Знали только простейшее – подножку и старый добрый удар с носка. Байкалов, аккуратно уложив велосипед, отмахивался еще не в полную руку, оплеухами, но один противник уже отскочил, вопя и держась за ухо. Голицын же наметил себе пленника – того самого «студента». По его соображению, самый грамотный мог руководить тройкой – это раз, а два – он вполне мог числиться в полицейских сводках, проходя по делу о студенческих беспорядках и даже тайных революционных кружках. Забавно было бы изловить сейчас, в Питере, бомбиста, которого обыскались в каком-нибудь Екатеринбурге.

И тут, весьма некстати, появилась пролетка Семена Семеновича с поднятым верхом.

Уж кого он там привез, можно было только гадать, потому что пролетка, въехав на тротуар, встала вплотную к двери парадного. Кто-то из нее выскочил, вроде бы – два человека. Пробиваться к парадному, чтобы разглядеть их, было поздно.

Дверь захлопнулась, извозчик хлестнул коня, пустая пролетка унеслась.

И тут Голицын услышал громкое «у-ху, у-ху!». Это неслись во всю велосипедную прыть Синицын и Олексенко.

Воинство Рейли, видать, имело свою систему сигналов. Что выкрикнул «студент», Андрей не разобрал, но ландскнехты отскочили, собираясь пуститься наутек.

«Ну что же, – подумал Голицын, – они свою задачу выполнили, дали хозяину возможность беспрепятственно пробраться в квартиру Распутина и привести гостя. Главное теперь – “студент”»…

– Этого пакуй! – приказал он Байкалову и сам кинулся в погоню.

Но легкая куртка-тужурка «студента» была расстегнута, чтоб сподручнее махать кулаками, а Байкалов сдуру ухватил его за шиворот. «Студент» вывернулся из тужурки и помчался с удивительной для обычного человека скоростью.

– Вот поганец, не иначе, в гимнастическом кружке занимается, – сказал озадаченный Байкалов.

– Тебе бы тоже не мешало, – буркнул Голицын. – Ну-ка, что там у нас?

Олексенко и Синицын, не дожидаясь приказа, понеслись в погоню, но не на предельной скорости. Андрей, забрав тужурку, подошел к уличному фонарю и обшарил карманы. В них оказались сложенная пополам брошюрка – «Манифест коммунистической партии», какие-то счета, похоже, от портного и бакалейщика, распечатанные письма.

– Я буду бегать, непременно буду, – обещал смущенный Байкалов.

– Надеюсь…

Подъехали Синицын и Олексенко.

– Дворами ушли? – уточнил Голицын.

– Так точно… мы на велосипедах через заборы не можем… а велосипед – его оставлять нельзя… имущество казенное… – вразнобой ответили «совята».

– Ничего, не унывайте, вылазка удачная, – сказал Голицын. – Мы узнали адрес, где обитает загадочный приятель Рейли и Распутина. Мы узнали номерной знак лихача, который возит Залесскую, и завтра его выловим. Он много чего расскажет… И вот – тужурка, полная секретов. Где, кстати, извозчик забрал Рейли и другого господина?

– Мы шли за ним по Кирочной, повернули по Знаменской, пересекли Невский, потом – по Лиговскому, – доложил Синицын. – До Обводного канала – прямиком, а это – чуть не две версты…

– Два километра, – поправил Олексенко.

– У нас еще версты, а не километры!

– Есть закон о километрах…

– Есть, но не закон! Там рекомендуется переходить понемногу.

– Нет, закон! Давно уже принят! И есть Метрическая конвенция!..

– Отставить болтологию! – приказал Андрей. – И за Обводным?..

– И за Обводным еще с версту…

Голицын внимательно посмотрел на смутьяна Олексенко. Тот промолчал.

Оказалось, пролетка развернулась, встала на видном месте и простояла там не менее десяти минут. Из какого-то переулка выбежали двое, вскочили в экипаж и помчались.

– А у нас тут было прелестное побоище. Насколько я понимаю, эта троица вскоре сюда вернется… – Голицын задумался. – Где бы вас, голубчики, поместить, чтобы вы незаметно вели наблюдение?

– Сейчас поищем.