Охота на монстра

–  А «Медуза»?
– не понял Фертихогель.

–  «Медуза» появилась позднее, лет через пять-десять после того, как Айштейн покинул институт экспериментальной физики. Марк упрямо гнул свою линию, совершенствовал модель, мечтал о проведении эксперимента. Вместе с ним из альма-матер ушли другие подававшие надежды ученые - Януш Боку и Юрген Шлиман. Небесталанные, между прочим.

–  Шлиман ведь до сих пор жив… - вставил Фертихогель.

–  Да, только лишился рассудка, - криво усмехнулся Дрешер.
– В общем, они несколько лет развивали и совершенствовали модель. Айштейну удалось пробить бюджетное финансирование, на эти средства построили «Медузу». Саму космическую станцию, а также разгонное кольцо - импульсный генератор, гигантскую систему мощнейших электромагнитов, которые и предназначались для создания «прокола».

–  И они провели эксперимент?
– Фертихогель понял, что беседа плавно докатилась до самого главного.

–  Провели, - безразлично пожал плечами Дрешер.
– Но ничего не добились, только устроили техногенную катастрофу. Слава богу, никто не пострадал, кроме этих умников…

–  А может… - майор Галактической Безопасности задохнулся от волнения, представив перспективы.
– А может, им удалось?!

–  Что удалось?
– директор института посмотрел на собеседника как на сумасшедшего.

–  Удалось создать канал!

–  Где?

–  Ну… не знаю… - смешался Фертихогель.
– Где-то там, возле «Медузы»… Где он должен был появиться?

–  А я откуда знаю?
– язвительно рассмеялся Дрешер.
– Вы бы у Марка Айштейна поинтересовались, он планировал эксперимент! Он знал, где и что должно появиться, а я ничего не вижу. И человечество не видит. Значит, ничего у них не вышло! Только большой пшик! Вот и ответ Айштейну: кто великий физик, кто посредственность…

–  Скажите, Дуглас, - майор Фертихогель поднялся на ноги, встал против собеседника, глядя тому прямо в глаза. Оставался последний вопрос, очень важный.
– Скажите, почему институт физики не настоял на продолжении расследования по катастрофе «Медузы»? Почему вы все согласились с вердиктом «Техногенная авария по вине людей»? Почему не подали апелляцию, не захотели разбираться в этой истории? Ведь там были тонкие моменты…

Дрешер смешался под пристальным взглядом офицера Безопасности.

–  Ну… - он смущенно потер переносицу указательным пальцем.
– Тут одним словом не ответишь, целая группа факторов…

–  Лучше перечислить их все!
– жестко потребовал майор ГСБ и сделал неприятное лицо, «маску инквизитора», чтобы Дрешер не забывал, из какого ведомства его собеседник.

Директор института экспериментальной физики нервно улыбнулся.

–  Во-первых, об этом уже сказано, у Марка Айштейна был очень скверный характер. Этот человек на других смотрел свысока… разговаривал нехотя, снисходительно, так, словно он умнее и талантливее всех. На том самом заседании, про которое я рассказывал, Марк высмеял именитых коллег, обозвал их ленивыми тупоголовыми слепцами. В общем, он настроил людей против себя.

Во- вторых, он -изгой. Не надо думать, будто Марк Айштейн - это физик из обоймы нашего института. Он покинул зал заседаний, демонстративно хлопнул дверью и потом много лет язвительно отзывался о своей альма-матер. Это еще больше разозлило всех.

В- третьих, он сумел пробить бюджетное финансирование! Айштейну дали деньги, но деньги -они не возникают из пустого пространства. Если кому-то их выделили, значит, у кого-то другого отняли. Отняли у ряда научных лабораторий, наших лабораторий - так что некоторые разработки пришлось свернуть. Начисто! Представляете, что в те годы коллеги думали об Айштейне, какими словами его вспоминали?

–  Догадываюсь, - хмуро кивнул Фертихогель.

Он все яснее понимал: Марк Айштейн старательно портил отношения со всеми, кто его окружал. Почти со всеми. Два человека - Януш Боку и Юрген Шлиман - могли жить рядом. Жить и работать. Однако все прочие ненавидели Айштейна, это факт.

–  Все это и предопределило вердикт следственной комиссии, - закончил мысль Дрешер.
– В ней не оказалось последователей Айштейна, они погибли или исчезли на «Медузе». А те, что работали вместе с полицией и дознавателями, не могли избавиться от мысли: «И поделом ему, выскочке, поделом…» Направление закрылось само собой, вместе со смертью Айштейна. Это устроило всех.

Вот так все и закончилось. Полиция мечтала списать дело в архив, избавиться от «глухаря». Институту физики не нужна «Медуза» - это как пятое колесо телеге, только финансовые ресурсы отнимало. Потому дело закрыли, а мы поставили визу.

–  Все понял!
– Клаус Фертихогель подхватил со стола видеодиктофон, мельком глянул на часы.
– Я задержал вас чуть больше чем на тридцать минут, мистер Дрешер! Прошу извинить, признателен за беседу.

–  Никаких проблем, - вежливо улыбнулся Дуглас.
– Было очень приятно…

Но майор Галактической Службы Безопасности уже выскакивал из кабинета, почти не слыша собеседника. Теперь Клаусу предстоял другой визит. К Юргену Шлиману - единственному человеку, уцелевшему в результате «техногенной катастрофы».

Фертихогеля очень занимал вопрос: почему погибли или исчезли все сотрудники «Медузы», даже вспомогательный персонал, и лишь один физик - причем ближайший соратник Айштейна - выжил. Не распался на молекулы. Не испарился. Майор ГСБ чувствовал: в ответе на этот вопрос кроется разгадка произошедшего.

Андрей Славцев очнулся в каком-то незнакомом помещении, с очень темными, почти черными стенами и тусклыми светильниками, едва-едва освещавшими происходившее вокруг.

Что случилось? Бывший капитан федеральной гвардии абсолютно не помнил, что было с ним до того, как он… уснул? Отключился? Потерял сознание?

Славцев попытался приподнять голову, но тут же натолкнулся на ладонь Анатолия Лутченко.

–  Лежи-лежи!
– то ли попросил, то ли приказал врач.
– Спокойно, Андрей! Потерпи еще немного, сейчас антидот проделает свою работу до конца…

–  Где я?
– тихо спросил капитан, все же пытаясь осмотреться.
– Что случилось?

–  Ну, ты спросил, - театрально развел руки Анатолий, а за его спиной радостно загоготали другие члены экипажа «Осла».
– Ну, спросил! Сам привез нас сюда, а теперь еще интересуешься: где?! Там, куда ты притащил!

–  А… - в голове у Славцева будто что-то щелкнуло.

Он припомнил беспредельно рискованный переход от умиравшего грузовика на едва «живых» кислородных баллонах. Припомнил, как Лутченко отправил в анабиоз две трети экипажа, включая самого себя. Будто заново увидел рядом Карла-Хайнца Ризе с ножом в руках - и трясущиеся пальцы старшего механика, и его полубезумный взгляд. Вспомнил, как через «не могу», когда не оставалось ни глотка кислорода, сажал спасательный бот на какую-то неизвестную станцию.

–  Карл, - позвал Славцев.

–  Да, капитан, - старший механик выступил вперед, нервно заламывая пальцы.

–  А что, правда, ударил бы ножом?
– прикрыв глаза, поинтересовался Андрей.

Смотреть по сторонам и говорить было очень трудно - в голове сильно ломило, особенно в висках и затылке.

Старший механик закашлялся, тяжело вздохнул.

–  Ну… я… - похоже, он не знал, куда деться от стыда.
– Простите, капитан. Сам не пойму, что на меня нашло…

–  Что такое?
– тут же поинтересовался Франтишек Букач, как и все прочие заметив: Ризе вновь обращается к Славцеву на «вы».