Охота на монстра

Все- таки хорошо, что власти запретили на Земле промышленную деятельность, оставили только зоны отдыха и научные лаборатории, не нарушающие экологию. Человечеству удалось спасти родную планету, «законсервировать» ее такой, какой Землю видели предки на протяжении многих веков…

Клаус позволил себе десятиминутную разрядку, потом все-таки собрался, остановил мобиль-такси, назвал адрес. Время аудиенции у директора института физики было согласовано заранее. Рабочий день Дугласа Дрешера расписан по минутам, а потому опаздывать не стоило…

–  Прошу вас!
– сказал Дрешер, чуть полноватый мужчина в возрасте под пятьдесят, с седыми волосами и пышными усами.

– Буду признателен, майор, если наша беседа не затянется более чем на полчаса.

–  Благодарю, - Клаус едва заметно поклонился.
– Для начала я хотел бы узнать, чем занималась экспериментальная лаборатория «Медуза», погибшая в результате катастрофы семь лет назад.

–  «Медуза»… - директор института физики откинулся на спинку кресла, по-другому посмотрел на гостя.
– Хм… Вот вы зачем прилетели… Да-а… А я-то подумал, у Галактической Безопасности появились какие-то претензии к моему заведению…

–  Никаких претензий, - заверил майор Фертихогель.
– Меня интересует лаборатория «Медуза».

–  Странно, - физик скривил губы, усмехнулся.
– Семь лет прошло… Отчего интерес возник теперь ?

Он голосом выделил последнее слово.

–  Мистер Дрешер, - Клаус тонко улыбнулся.
– Вы просили уложиться в полчаса, потому что у вас много дел. А теперь получается, что вопросы задаю не я, а вы.

–  Хм, да… - директор института почесал затылок.
– И в самом деле…

–  Вы что-то скрываете?
– надавил Фертихогель.

–  Я?!
– Дрешер удивился абсолютно искренне, Клаус это точно понял: физик не смог бы так здорово сыграть.
– Мне нечего скрывать, майор! Пожалуйста! Давайте, я расскажу все, что захотите. Просто для меня, как для человека, уважающего точные формулировки, осталось загадкой: почему Галактическую Безопасность интересует «Медуза»? Впрочем, ладно, больше не будем отвлекаться.

–  Только, пожалуйста, - поспешно вставил Клаус.
– Я в физике не очень разбираюсь. Вы мне объясните так, как если бы рассказывали ребенку-школьнику. Ну… ну, чтобы понял даже полный дурак.

–  Тогда следует начать с общего, - профессор Дрешер чуть помедлил, шумно вздохнул, размышляя.
– Значит, так. Существует общая теория относительности Эйнштейна. О ней, я думаю, вы знаете из школьного курса физики. Так вот, согласно этой теории, наше пространство четырехмерно, если к трем физическим координатам X, Y и Z прибавить четвертую - время. Все процессы в теории относительности рассматриваются исходя из постулата о четырехмерности нашего гм… бытия.

Кроме того, существует квантовая механика. В ее подробности вдаваться не будем, отметим лишь, что эта система детально и точно описывает поведение элементарных частиц.

Проблема современной физики заключается в том, что общая теория относительности Эйнштейна и квантовая механика - две очень полные модели, принятые на вооружение - не согласуются друг с другом. Вернее, не полностью согласуются. Ну, скажем, пространство по Эйнштейну - это что-то вроде «активной ткани» с определенными характеристиками, а в квантовой механике - всего лишь пассивное и неподвижное нечто, некая арена для взаимодействующих меж собой фундаментальных частиц. Гм, пока не очень сложно?

–  Продолжайте, - попросил майор Галактической Безопасности.

– Я слушаю и стараюсь понимать, о чем идет речь.

–  В середине двадцатого века немецкий ученый Буркхард Хайм сделал попытку переписать уравнения общей теории относительности так, чтобы они соответствовали основам квантовой механики. То есть, проще говоря, задумал создать единую модель, универсальную и непротиворечивую. Для этого потребовалось сделать допущение о том, что гравитация - видимое проявление искажений в ткани пространства-времени, а все фундаментальные взаимодействия - проявление целого набора пространственных изменений…

–  Э-э-э… - только и проронил Фертихогель, который ничего не понял, просто не смог «вобрать» в мозг такую словесную конструкцию.

–  Хайм ввел в свою модель четыре дополнительных измерения, однако в дальнейшем отказался от двух. Его математическое построение получило название «Квантовая теория Хайма». Согласно этой теории, в шестимерном пространстве гравитация и электромагнетизм объединяются, причем, при определенных условиях, гравитационная энергия способна трансформироваться в электромагнитную. И наоборот.

Майор Фертихогель решил, что самое разумное - промолчать.

–  В дальнейшем, уже в начале двадцать первого века, эта теория была развита и расширена Вальтером Дрешером и Йохимом Хойезером. Именно тогда в модель вернули два измерения, ранее отвергнутые Хаймом, и составили мощное математическое описание восьмимерной Вселенной - пространство Хайма - Дрешера.

–  Дрешера?
– полюбопытствовал майор Фертихогель.
– Это…

–  Мой родственник, - с гордостью сказал Дуглас Дрешер.
– Так что получается, в настоящее время мы не только работаем над восьмимерной моделью Вселенной. Лично я продолжаю дело предков.

–  Зачем?
– не выдержав, спросил Клаус.
– Зачем, Дуглас? Ну, составите вы эту восьмимерную модель, пусть даже идеальную. А польза-то от нее какая?!

–  Ха!
– Дрешер посмотрел на офицера Галактической Безопасности свысока, будто на неопытного студента-первокурсника.
– А долететь от Земли до Луны за две-три минуты - это польза?! Добраться до соседней звезды за пару часов?! Получить реальность с другими показателями физических констант?!

–  Да, очень здорово… - согласился Фертихогель, вспомнив утомительный перелет в Солнечную систему и мгновенно оценив перспективы.
– Значит, институт экспериментальной физики работает над построением полной и точной восьмимерной модели пространства-времени?

–  Не весь институт, - уточнил Дрешер, - но это одно из наших приоритетных направлений.

–  И «Медуза» была экспериментальной площадкой?
– офицер ГСБ попытался свернуть на нужную колею, подойти к интересовавшей его проблеме.

–  Айштейн?!
– скривился Дрешер.
– Нет! Этот выскочка…

Впрочем, директор института тут же взял себя в руки, заговорил более спокойно:

–  Нет. Понимаете, восьмимерная модель Вселенной дает очень интересные возможности для развития - всякие побочные ответвления, за которые не следует хвататься до тех пор, пока не создана главная конструкция. Однако Марк Айштейн… как это говорили древние… Марк Айштейн любил бежать впереди паровоза!