Охота на ведьму

Пробурчав что-то о первобытных культах и нелепых брачных играх земных обитателей, Ралфи покинул мой кабинет, оставив меня, наконец, наедине с контрольной.

Но на следующий день, войдя в собственный кабинет, я как стояла, так чуть по стенке не сползла.

Потому что на моём рабочем столе… нет, не так. Правильнее сказать — мой рабочий стол занимал трухлявый, гниющий (судя по о-о-очень характерному запаху)… пень!!

ПЕНЬ!!!

На изящной берестяной шпажке кокетливо покачивалась табличка с гравировкой на террасуотском:

«Мне этого не понять, но раз уж у вас так принято. Л.Р.».

Мой последующий за чудесной находкой вопль «Ра-алфи!!!» не услышал на ани-станции разве что глухой…

А тотчас прибывший из кабинета по соседству ведьмак выглядел таким сияющим и довольным собой, что мне стало как-то даже неловко его разочаровывать.

Воодушевлённый моим растерянным видом (а скорее молчанием), псионик щелчком пальцев приспустил плотные жалюзи, погружая кабинет (и нас заодно) во тьму кромешную. Не успела я возмутиться подобным самоуправством и вообще беспределом, творимым на моей территории, как оказалось, что тьма-таки не вполне и кромешная. Потому что пень на моём рабочем столе… светился в темноте! Или, скорее, мерцал.

Точнее, мерцал не сам пень. Грибы гнилушки, покрывающие его неровной шапочкой, давали это чудное зелёное мерцание. Если честно — было в этом что-то завораживающее, но… запах!!

Запах был убийственным. Наповал убийственным.

— Могу помочь перенести в твою комнату, — с готовностью предложил ведьмак, который, несмотря на темноту, не спешил брать меня в свой «фирменный захват», великодушно позволяя насладиться зрелищем.

Вежливо поблагодарив, я заверила псионика, что я, конечно, ведьма, но не настолько. А также вежливо и в самых изысканных выражениях попросила не делать больше таких подарков, потому что «подношения из фитогениталий неуместны в рамках профессиональной этики». На что Ралфи тут же вспомнил маргаритки от Горислава и… В общем, проще всего было вздохнуть и пообещать, что маргариток тоже больше не будет.

Светящийся в темноте пень всё же перекочевал в теплицу — пикси подарок Ралфи пришёлся по душе, а табличку с гравировкой я, не знаю зачем, забросила в ящик стола.

Каспер, кстати, после того случая стал называть визитатора «пень с глазами». Когда Ралфи, понятно, не слышал. Потому что мало ли.

«Вдруг ещё «смерч» назад отберёт! — поделился своими опасениями Касперский и добавил с видом мастера Угвэя: — С этими ведьмаками надо держать ухо востро!»

В общем, методом экспериментарных исследований Ралфи выяснил, что подношения я принимаю исключительно в пироженном эквиваленте. Ну, ещё томатным соком могу брать, солёненьким таким, м-м-м… но не более того.

Но тут в «попытки подкупа» вмешался Каспер…

Глава 95

То ли котецкий не простил мне того вороха терранавтских гаджетов, от которых я, скрепя сердце, отказалась, то ли просто (каким-то чудным образом) оголодал, но… Каспер, мой рафинированный, белоснежный как алебастр британец, взялся пожирать всё, чем визитатор пытался меня угостить.

Поглощать с прожорливостью росомахи и остервенением фанатика.

И вот что было характерно, когда Касперский с отчаянием дворового кота, оголодавшего и обездоленного, отбивал-таки добычу… Нет, тут всё же надо уточнить кое-что. Для порядка.

Мой фамильяр — истинный «британский лорд». Самый аристократичный из всех котов, что я знаю. А видела я, учитывая специальность, немало усатых и хвостатых. Так вот, Каспер — не кот даже, а утончённейший интеллигент в кошачьей шкуре! В бытности котёнком с трогательной розовой мордочкой и розовыми же ушами у Каспера даже заскок на эту тему был: откликались они-с не иначе как на «ваше котейшество». Слава Триединой — перерос. Покушать его котейшество, конечно, всегда любили — шила в мешке не утаишь, но… надо было видеть, как он это делает! То есть делал. До вышеобозначенных событий. Даже обгрызая самосу, испечённую непальской ведьмочкой-дакини Нафисой, Касперский делал это с видом величайшего одолжения и во время поглощения не издавал ни звука…

Что с ним случалось с появлением Ралфи, а точнее, с периодическим появлением у Ралфи всяких вкусностей, ума не приложу!

Такого отвратительного чавканья я в жизни не слышала! И, судя по приподнятой над роговой оправой accuracy бровью, на Террасуоте не слышали тоже.

Каспер чавкал, плямкал, звучно облизывался и отрыгивал, тоже звучно (я даже не знала, что он так умеет!), кроме того, зная брезгливость и чистоплотность своего британца, я только диву давалась, как он умудрялся настолько вымазаться в креме или глазури! Прямо пирожное с глазами, а не кот!

Он рычал, визжал отвратительнейшим, совершенно не своим голосом, стоило кому-то пошевелиться в сторону незаконной (я настаиваю) добычи. Он переходил на ультразвук и даже ругался на террасуотском…

Я была полностью обескуражена. Даже не подозревала, что по Касперскому, оказывается, Оскар плачет. Хотя куда там Ди Каприо в «Выжившем»! Вот морда котецкого, когда Ралфи скромно премировал меня очередной пироженкой, — это да!

В общем, с некоторых пор ведьмак стал прятать от Каспера сладкое.

Но котецкий, в свою очередь, не сдавался и всё равно находил заначки. Может, мы в лаборатории что-то с генами напутали и нечаянно опрокинули пробирку с кодом ищейки? Я уже готова была провести анонимный опрос среди всех, кто имел тогда доступ…

В любом случае, котецкий проявлял чудеса телепатии, и Ралфи ничего не оставалось, как маскировать «взятки в пироженном эквиваленте», как я их называла, под рабочий реквизит.

Вот и в тот раз, когда я увидела псионика с тубусом, сразу заподозрила неладное. И оказалась права — образцы жеоды ведьмаку нужны были, как зайцу стоп-сигнал. Он в тубусе пирожное для меня припрятал.

Вкусное, кстати. Даже больше чем вкусное — божественное! И… коварное, как его даритель. Потому что, доев пирожное, расслабившаяся и беззащитная от выброса в кровь гормонов удовольствия, я…тут же оказалась в «фирменном захвате Ралфи».

Глава 96

Вечером я впервые пожалела, что не вняла совету девчонок и не попыталась «умаслить» ректорессу, на худой конец, расшаркаться перед ней, принося самые красочные и искренние извинения, как Индира любит… Всё казалось, что лишнее это. Ну что мы, маленькие дети, что ли? Я подставилась, Индира не одобрила, применила санкции, я приняла к сведению и больше не подставляюсь. Всё.

О чём ещё тут говорить-то?!

Но гложущее, тревожное чувство, поселившееся в сердце после того самого «инцидента» в коридоре, не отпускало.

Что было совсем нелогично, учитывая, что если я права и это Индира видела нас с Ралфи, уж точно нельзя было не заметить, что если кто и был виноват в «вольном поведении в стенах альма-матер», то уж точно не я, а его визитаторство. И в то же время не покидало ощущение, что на этот раз ректоресса разозлилась на меня куда сильнее, чем за ту детскую выходку с фотосессией…