Охота на викинга
Шрифт:
После ухода толстого хозяина он предложил Рите сходить в парную и, получив отказ, пригласил на выход, чтобы отвезти домой. Назад ехали молча. Рита задремала. Мишка разбудил ее уже у подъезда. Светало.
Дома ждал скандал. Мать не спала и устроила такой разгон, какого не помнили эти стены. Рита не реагировала. Она устала. Хотелось спать. Потому просто слушала вопли матери, пока та не выдохлась. Когда мать перестала брызгать слюной, сказала только:
— Все? Тогда спокойной ночи.
— Дрянь! — гневно рявкнула мать и впервые в жизни ударила Риту по лицу.
Пощечина вышла звонкой и болезненной. Рита
В глазах матери метнулся страх. Рита вдруг поняла, что она сама не ожидала этой оплеухи и уже раскаивалась за нее. Боялась последствий, готовясь к реакции дочери.
Теперь можно было расплакаться от обиды, можно было спокойно выйти, но этот страх в глазах матери показался настолько нелепым, что Рита только рассмеялась. Она смеялась над жалкой истеричкой, потерявшей мужа из-за своего дрянного характера, а теперь теряющей и дочь. Смеялась над этим болотом и над исковерканными жизнями провинциальных теток, которые принимали исковерканность эту за норму и неосознанно пытались изломать новые жизни так, как прежде изломали их собственные. Не со зла, по традиции. Она смеялась, потому что точно знала, что вырвалась из болота.
Телефон зазвонил вечером в воскресенье. Белобрысый толстяк был трезв и сосредоточен.
— Приезжай. Это срочно. Оденься поприличнее.
— Хорошо, с замиранием ответила Рита.
— Нет, не хорошо, — отозвался Денискин папа, — а поприличнее. Выходи через десять минут. Мишка будет ждать тебя у подъезда. По дороге заедете в магазин, купите все что надо, чтобы ты выглядела как леди. Я оплачу.
— П-простите…
— Что еще?
— Мне завтра утром в детский сад на работу, — смущенно промямлила Рита.
— Забудь. С детским садом без тебя разберутся. Считай, что ты уволилась по собственному желанию и тебе как особо ценному сотруднику премию выплатили под уход.
Рита нервно хихикнула.
— Я серьезно, — без тени улыбки в голосе сообщил белобрысый. — Все, вперед.
И трубка запищала короткими гудками.
Рита поспешно натянула джинсы, кофту и без объяснений выскочила из дому. Мишка ждал у подъезда, хотя десяти минут еще не прошло. От его веселости и легкости общения, которые так поразили Риту в тот первый вечер, не осталось и следа.
Одноклассника как подменили. Все вышло скупо на эмоции и по-деловому. Подсобка единственного в Тогучине бутика, охапка дорогущих шмоток с громкими лейблами, потом салон красоты. Дальше — шоссе, петляющая через лес дорожка, знакомый особняк.
Денискин папа ждал у бассейна в компании еще одного человека. Подтянутого черноволосого мужчины.
Если белобрысый смотрелся мелким барином, то его гость даже с голой задницей выглядел благородно. Это чувствовалось во всем: в манерах, во взгляде, в жестах. И достоинство это — не наносное, оно в крови.
Черноволосый окинул Риту взглядом с головы до пят.
— Что, красавица, массаж делать умеешь?
Рита перевела взгляд на Денискиного папу, тот едва заметно кивнул. И Рита сказала «да».
— Хорошо. Тогда пошли.
В комнате, в которую они зашли, было интимное освещение и огромная кровать с кованой
спинкой. Черноволосый, оставшись в неглиже, опустился на матрас. Словно тюлень перекатился на живот и сказал, как само собой разумеющееся: «Спину помни».
Не помня себя, Рита на
ватных ногах приблизилась к кровати, присела на край и принялась массировать плечи черноволосого, насколько позволяли представления о массаже.— На психолога училась? — спросил черноволосый, не поворачивая головы.
— Да.
— Знаешь, что такое НЛП?
— Нейролингвистическое программирование. Нам рассказывали.
— Скромничаешь. В моде разбираешься?
— Как все, — пробормотала Рита.
Происходящее было совершенно непонятно, а вместе с тем неясно, как себя вести.
— Все, — проворчал черноволосый. — Сегодня шмотки сама выбирала или тебя эти одели?
— Сама.
Черноволосый перевернулся, резко сел на кровати и посмотрел Рите прямо в глаза.
— А если не врать?
— Сама, — твердо повторила Рита.
— Молодец, со вкусом все в порядке, — похвалил черноволосый. — И больше не ври. Лучше признаться, что ты чего-то не умеешь, чем соврать. Вранье все равно всплывет. А когда оно всплывает, возникает раздражение. Поняла?
Рита кивнула.
— Вот и хорошо. Потому что массаж ты делать не умеешь.
Рита потупилась. Черноволосый поднялся и пошел на выход, в дверях остановился, поманил девушку за собой.
При всем при том раздражения на его лице не было. К белобрысому он вернулся весьма довольный.
— Значит, говоришь, не дура и беседу поддержать может, — сказал благодушно. — Что ж ты, балбес, такой бриллиант в гейши записал? Это же то, что нам нужно.
Белобрысый виновато развел руками.
— А что вам нужно? — пьянея от собственной смелости, спросила Рита.
— Нам нужна красавица, которая будет представлять наш город и область в мире моды. Давно пора продвигать наших в модельный бизнес. В науке новосибирцы есть, в спорте есть. В шоу-бизнесе опять же. Лазарева там, Пушной… Эта, как ее, рок-бард… Янка Дягилева. — И вдруг посмотрел Рите в глаза: — Ты как, в Москву поедешь?
От надвигающейся перспективы пересохло во рту, закружилась голова.
— А что надо делать? — быстро спросила Рита.
— Дать принципиальное согласие. Сесть на поезд, доехать до Москвы. Там встретят и все расскажут. Я договорюсь. Ну и имя какое-то позвучнее придумать надо. Рита — это не для подиума. Мадмуазель Марго?
— Арита, — поспешно предложила Рита.
— Загадочно, — усмехнулся черноволосый. — И что сие означает?
— Мультик такой был, — потупилась Рита. — Японский. «Принцесса Аритэ». Мы с сестрой в детстве смотрели. Там король свою дочь в башне запер до замужества, а она убегала и ходила в народ. Моя сестра Вика после этого мультика стала меня Аритой называть.
Черноволосый с белобрысым переглянулись и засмеялись.
— Нехай будет Арита, — согласно кивнул папа Дениски.
— Так что, поедешь? — спросил черноволосый.
Инструктаж был простым и недолгим. Домой Рита вернулась с билетом, деньгами и новыми вещами. Мать с ней не разговаривала. Рита посчитала, что оно и к лучшему. Вике сказала, что уезжает в Москву, как устроится, даст о себе знать. Попросила не говорить пока бабушке, рассказать потом, когда она уедет.
Это отдавало трусостью. Но бабушка не смогла бы сохранить такое знание при себе, попыталась бы удержать внучку, для этого тут же рассказала бы все матери, а от ее истерик Рита устала.