Охота на журавлей

Только за полчаса до будильника его сморило: провалился в какой-то мутный, тяжелый, выматывающий сон, от которого больше устал, чем выспался.

А потом встал и пошел на звуки шагов, раздававшихся в квартире. Сделал вид, что ничего не произошло. Надеялся, что вчерашнее происшествие забудется? Наверное, да. Но, скорее, просто не придумал ничего другого. Казалось, что момент для раскаяния и мольбы о прощении уже упущен. Оставалось только ждать, когда оно само рассосется…

Не рассосалось. Каждый день доказывал, что становится все только хуже. Лицо Арины, такое родное, любимое, желанное, становилось все отчужденнее и холоднее. Сколько раз он протягивал руки, чтобы привычно обнять жену, согреть ее, прижать к себе, усталую, погладить по голове… Но взгляд натыкался на каменную спину, всегда неестественно прямую, когда они оказывались в одной комнате, на скорбно поджатые губы, на глаза, всегда устремленные куда-то в сторону, только не на него, - и руки опускались. Чувствовал себя дураком, понимая, что не сумел преодолеть первый серьезный в их жизни кризис. Даже когда ребенка потеряли, Мише не было так сложно. Он тогда точно знал, что делать: спасать Арину от горя, помогать, отвлекать, утешать… Да он готов был победить любого врага, угрожавшего его любимой. Только вот, оказалось, что теперь главный враг - он сам. А как себя побеждать, Михаил не знал и даже не догадывался.

Может быть, раньше собрался бы с силами и мыслями, да только проект, который теперь стал в разы важнее и дороже для него, забирал все время, высасывал все соки. Он приходил домой и падал, почти так же, как и Арина раньше. А потом лежал, не смыкая глаз, и мог думать только о том, как же он сильно облажался…

Не выдержал, в конце концов, и позвонил матери, чтобы задать все тот же простой вопрос, ответа на который когда-то не дождался.

Мать охнула в трубку: она, очевидно, готова была к любому разговору, но только не к такому, когда в лоб, нахрапом:

– Мама, почему отец от нас ушел?

– Миш, ну, какая уже разница, в конце концов-то?

– Большая.
– В этот раз он был морально готов к тому, что придется настаивать и удерживать маму, чтобы не сбила его с толку.

– Ну, столько лет прошло, ты никогда не спрашивал… А теперь, зачем ворошить прошлое?

– Раньше не важно было. А сейчас - важно.
– Понял, что перегибает палку, может обидеть Светлану Петровну своим чересчур уж жестким тоном.
– Мне очень нужно понять.

– У вас что-то с Ариной случилось, да? Я же права, Миш? Не молчи! Материнское сердце не обманешь!

– Господи! Мам! Ну, сколько можно? Ответь на мой вопрос, пожалуйста. А потом уже задавай свои.

– Миш, ты, главное, только не начинай меня обвинять…

– Мама… - он, всегда спокойный и непробиваемый, казалось, сейчас взорвется.

– Я его выгнала, Миш. Ты только не думай, ведь я только о тебе заботилась, хотела, как лучше… - Понятно, почему так долго от ответа уходила: боялась, что обвинит в том, что сын без отца вырос. Да только Михаила сейчас другое больше волновало. С претензиями к предкам потом уже разберется, времени хватит.

– Почему выгнала? Что он сделал такого?

– Того и сделал, что ушел.

– Не понимаю. Объясни…

– А что тут непонятного? Я, в сердцах, наорала на него однажды, довел до истерики, и сказала, чтобы вещи собирал и выматывался.

– И что?

– И то.
– Мать всхлипнула, кажется, старательно маскируя это кашлем.
– Он собрал штаны и рубашки и ушел. И не возвращался.

– То есть, это ты виновата?

– Вот еще! Он, конечно же!

– Мама… Ты специально меня путаешь?

– Сынок. Если женщина что-то кричит на эмоциях, ни один нормальный мужчина не должен ее слушаться. Мы кричим не для того, чтобы вы выполняли наши требования, а просто, чтобы поняли, как мы недовольны…

У Михаила, кажется, готов был взорваться мозг. Вроде бы, и нормальным русским языком разговаривают, и слова сложены в обычные предложения… Да вот, только смысл от него ускользал.

– Мамуль, - прозвучало осторожно и почти жалобно, - ты надо мной издеваешься, да?

– Нет, сынок. Вы с отцом, видимо, одной породы. В генах отложилось то, чего не было в воспитании.

– Это в каком таком смысле?
– Он, действительно, отца почти не помнил и мало что о нем знал. Так, несколько старых детских фотографий.

– В том, что вы все понимаете буквально. Коля должен был не уходить от нас с тобой, а сгрести меня в охапку, пожалеть и дать проплакаться. В конце концов, кулаком по столу постучать, чтобы не смела больше говорить всякие пакости… Я их много тогда наговорила…

– А он поверил и послушался, так, что ли?

– Да.
– Кажется, на том конце провода уже вовсю использовали носовые платочки, причем активно и не очень успешно. Хорошо хоть, не слышно было рыданий, тогда бы разговор пришлось точно окончить.

– А ты не пыталась как-то исправить? Ну, обратно его позвать, например? Намекнуть, объяснить, что вы оба неправы?

– А я дура была. Молодая и гордая. Решила, что раз ушел - значит, плохо хотел остаться. А потом уже поздно стало. Пропал Коля. Уехал куда-то из города, и никаких контактов не оставил.

Михаил уже и не рад был, что поднял эту тему. И мать было жалко, и отца, и себя, чего уж тут притворяться. Он надолго замолчал, пытаясь хоть как-то уложить в голове полученную информацию. А она вообще никак не хотела укладываться.

– Мишенька. Я вот, все-таки, сердцем чую, что у вас с Ариной разлад. Ты, в последнее время, сам не свой ходишь.

– Мам, не переживай.

– А я не переживаю. Я хочу, чтобы ты дров не наломал, как мы с отцом когда-то.
– Теперь в голосе Светланы Петровны прорезались привычные - властные и безапелляционные - нотки.
– Кто бы из вас ни был виноват, начинай мириться первым. И даже не думай, никакой гордости нет места в отношениях! Она только мешает, когда дело касается жены и мужа. Ты мужчина, ты старше, ты должен быть умнее!

– Да с чего ты взяла, мам…

– С того, что я вас обоих знаю, как облупленных. И то, что ты без Ринки зачахнешь, тоже в курсе. А мне нужен сын - живой, здоровый, вменяемый! Так что, беги за цветами и вином и начинай мириться. И пока не добьешься своего - даже не вздумай отступать. Иначе, будет еще двое несчастных на этом свете…

– Спасибо, мама.

– Не благодари. Я очень хочу еще внуков успеть понянчить.

Кто бы мог подумать, насколько права окажется женщина, которая когда-то, по своей вине, осталась без мужа. Всего- то и нужно было, что сделать пару шагов навстречу, признаться любимой о том, как плохо без нее, попросить прощения… А потом любить, жалеть, выслушивать слезные признания и опять любить. Так, чтобы обоим проспать на работу.