Охота

— У меня выдалась потрясающая возможность похудеть настолько, насколько мне хочется! Так что пользуюсь возможностью быть щедрой и отдаю вам, голодные бедняжки мои, свою благотворительную порцию!

— И думаешь, мне в горло кусок полезет, когда я буду знать, что ты сидишь рядом и не ешь? — укоризненно спросил Кирилл, а младший брат его поддержал.

— Ничего. Давнёшься немного, но поешь. Нечего тут у меня! Распустились — есть они не хотят при девушке, которая следит за своим весом!

— Ну, ладно. Ингрид, а твоему весу не повредит ма-ахонькая бутылочка какого-то сладкого напитка?

— Это — нет. Пить очень хочется. Давай. — И я решительно забрала у него длинную бутылочку, главное — с узким горлышком. Не признаваться же напрямую, что я просто не могу есть: плохо зажившая кожа губ лопается мгновенно. Мазь, наложенная врачом, то ли впиталась, то ли я её съела, пока разговаривали. Говорить-то могу — почти цедить сквозь зубы. И даже помады нет — смягчить кожу! А обливаться кровью при моих мужчинах… Нонсенс! Ещё не хватало, чтобы меня жалели!

15

— Сколько нам придётся сидеть?

— Сирена замолчит — знак, что здание начинают брать. Как всё утихнет — выходим.

Я со вздохом поднялась, одёргивая на себе чужую куртку, которая так давила на плечи, что хотелось сбросить её немедленно. Обернулась посмотреть на Кирилла, сидящего на земле в обнимку с младшим братом, который засыпал, даже не стараясь бороться со сном. Пусть спит — время есть. Самой бы тоже не помешало: и устала, и почти не спала… Обернулась и — улыбнулась в ответ от неожиданности: Кирилл улыбался мне… И сразу стало так тепло — без всякой куртки. Ещё подумалось: сбросить, что ли? Слишком уж с каждой секундой она начинает давить на меня…

А потом пошло дежа вю… Страшное в своём проявлении и муторное до тошноты. До физической, настоящей. Мозги вдруг притупели — и не сразу поняла, что никакое это не дежа вю. А повтор бывшего недавно. Но в другой форме.

Рольф, до сих пор дремавший — прислонившись к плечу Кирилла, вдруг беспомощно поехал головой вниз, на колени брата. Я было шагнула к ним машинально — спросить, не помочь ли чем. Не шагнула. Хотела шагнуть. И не смогла. Ноги стремительно, словно прямо сейчас им делали чудовищную инъекцию какой-то дряни, наливались тяжестью… Не поняла. Взглянула на Кирилла спросить, не кажется ли ему всё это странным… Он сидел, привалясь к стене, пытаясь моргать, и явно у него это плохо получалось — с трудом разлеплял ресницы, неожиданно тяжёлый и усталый. Фонарик, оставленный на середине пола в нашем потайном местечке, он сбил нечаянным, неловким движением и словно не заметил того. Белый луч упёрся в угол, и в нашем тайнике стало совсем темно… Он так устал, что не может удержаться от сна? А я?

Куртка сползла с моих плеч. Было бы легче вообще сбросить её, но я упрямо потянула одёжку на место, на свои плечи… Держась за стены, я с трудом переставила ноги, пытаясь добраться до Кирилла и Рольфа. Шатнуло так, что вынуждена была вернуться и уцепиться за стену. И услышала, что сирена смолкла. Зато, несмотря на своё состояние, предупреждающее, что только выпитое вот-вот начнёт путь назад, почуяла, как мелко и дробно задрожал под ногами бетонный пол. Сквозь тугой, нудный шум в ушах напряжённо прислушалась. Тишина. Но уже под ладонями, которыми опиралась о стену, почувствовала ту же дрожь. Мозги ворочались невероятно лениво, но вывод всё-таки сделать смогли: кто-то бежит. И не один. Или за стеной, или прямо этим простенком.

Снова взглянула на Кирилла. Рольф уже лежал, неловко согнувшись, не опираясь на плечо брата. Кирилл безвольно свесился в другую сторону. Разглядеть их было трудно — почти в темноте. Только положение тел… Машинально взглянула на фонарик. Почему я всё ещё стою на ногах? Пила только напиток?

Держась из последних сил — коленки вздрагивали и подгибались — я продолжала вслушиваться в происходящее, поскольку серьёзно думать о том, что Кирилл сознательно отравил себя, брата и меня, как-то не получалось.

Фонарик, точнее — его узкий луч, завораживал. Я смотрела бездумно на клубящиеся вокруг этой белой нити странные дымки, которые то лениво колыхались, то вдруг резко превращались в настоящие, быстро бегущие сильные волны. Пыль? Туман? Здесь? На шестом этаже административного здания? Если это дым от пожара, то почему дымом здесь не пахнет? Или мы уже угорели, и потому я ничего не чувствую?.. Боже, как не хочется думать…

Внезапно в наше потайное место будто ворвались жёсткие привидения: они плясали по всем стенам и потолкам, судорожно и страшно кривляясь, и я с ужасом смотрела на эту вакханалию света и теней, пока до меня не дошло, что сейчас в нашем тайничке будут те, кто несёт впереди себя сильные фонари. Несёт быстро, возможно — бегом. Наверное, те, от чьих шагов сотрясался пол и дрожали стены.

Ослепительно-белый луч мощного фонаря, вырвавшись из-за поворота, будто кулаком ударил в лицо. Мгновенно ушёл с меня на пол и вперёд, по ходу, — и неожиданно вернулся, как будто его владелец только-только увидел в темноте выхваченную фигуру. Ослеплённая, ничего не понимающая, я смотрела в центр убивающего глаза света и не могла даже моргнуть. А лучей прибавлялось. Где-то как-то смутно я понимала, что перед нами оказались несколько человек, которые разглядывают меня и Кирилла с братом.

Но какие же странные это люди!.. Опустив фонари, они показали и себя. Все как на подбор высокие, в странных, громоздких костюмах — и в масках, которые довольно ярко отсвечивали прозрачным пластиком. Всего лишь разглядывая, но не пытаясь понять, я видела, что у двоих в руках какие-то небольшие цилиндры, от которых тянутся толстые шнуры — с чем-то на конце, похожим на короткие клювы. И как раз из этих клювов и вырывалось белая струя, которую я сначала и приняла за туман.

Показалось, неизвестных — громадная толпа. Начала различать, что не очень много. Но долго вглядываться не смогла. Фигуры в спецкостюмах невнятно переговорили. Одна, отведя свой фонарь, широко шагнула ко мне, застывшей у стены, подняла мне подбородок. Я слабо, но упрямо пыталась отвести подбородок от жёстких пальцев. Фигура отдала фонарь кому-то, бывшему сзади, запахнула на мне куртку и уронила на собственные руки. Я хотела протестующе замычать — послышался такой слабый стон, что самой же напомнил хныканье. Замолчала.

Подошёл кто-то другой. Положил мне на нос и глаза блестящую штуковину, закрепил ремешки на затылке. Одновременно чем-то залепил уши.

— Дыши! — услышала я.

А тот, на чьих руках я была, встряхнул меня, словно обращая моё внимание на эти слова. Но встряхнул не так, как надо. От слабости свесившись головой через его руку, я увидела то, из-за чего отчаянно хотелось кричать. Но крика не получилось. Горло словно парализовало. А первый же глоток чего-то холодного, освежающего мозги, заставил лишь беспомощно биться в крепких руках.

Одна из фигур стояла над Кириллом и Рольфом, направив на них легко узнаваемый предмет. Оружие. Мой «носитель» оглянулся посмотреть, куда я гляжу и что заставляет меня дёргаться. Я услышала краткое:

— Оставь! Уходим!

И первым рванул вперёд, предоставив мне лишь одно «удовольствие» — смотреть на низкий потолок, по которому мечутся белые всполохи включённых фонарей.

Фантасмагория… мечущийся белый свет, бег — особенно ощутимый, потому что бежала не сама, но сделать, чтобы освободиться, ничего не могла. Единственное — будто со стороны ощущала происходящее. Видела бегучий потолок, дёргающийся и изломанный. Краем глаза — стены, которые вырастали, потому что смотрела назад, откуда бежали. А бежали, чувствовалось, куда-то вниз. По ощущениям плывущего сознания, бег был долгий. А сознание плыло здорово. Всё казалось — вот-вот вырвусь из бесящей меня слабости, но того воздуха, который подавался мне в противогазную (вспомнила всё-таки!) маску, не хватало, чтобы я полностью пришла в себя. Ещё мельком подумалось, что это сделано специально: я не должна мешать этому ненормальному бегу — спасающихся?