Охотник на вирусов

— Программным путем преобразовывал двоичные компьютеры в нейронные. Это оптимальный путь. Дело в том, что один-единственный нейрон способен иногда распознавать целое слово. И, кроме того…

Пеночкин снимает очки, начинает жестикулировать, и я чувствую себя, словно рыцарь, противник которого зазевался и неосторожно опустил щит. Грудь его беззащитна, через минуту я нанесу неотразимый удар, но Петя все еще не понимает этого.

— Таким образом, последние проблемы были решены как раз полгода назад.

— Да. И я сразу же приступил к экспериментам. Допив кофе, Пеночкин удовлетворенно крякает, надевает очки и подмигивает. Мне становится скучно. Ну, а что еще от него можно было ожидать? Неудачник — он и есть неудачник. Хорошим идеям следует держаться от таких субъектов подальше.

— И ты хочешь сказать, что тебе удалось создать модель человека? С помощью этих набитых БИСами, ОБИСами и прочим полупроводниковым дерьмом железных ящиков? Модель, обладающую пятью органами чувств, умеющую смеяться и плакать, ненавидеть и любить? И размножаться? Да к тому же заключающую в себе некую неуловимую субстанцию по имени «душа»?

Вот так вот. Нужно, нужно было поставить нахала на место.

— Нет, конечно, — спокойно возражает Пеночкин. — Моя цель была гораздо скромнее: моделирование искусственного интеллекта, обладающего сознанием. Ну, и некоторыми неотъемлемыми качествами разумного существа.

— Способностью к самоубийству?

— Я на второе место поставил возможность предсказывать будущее.

— Электронный оракул? В помощь гадалкам? А на первое?

— Речь. Борис Федорович Поршнев еще сорок с лишним лет показал, что есть основной признак, отличающий человека от животных.

— А как насчет эмоций? Тебе удалось их смоделировать?

Я ставлю пустую чашечку на стол. Петя тут же сгребает кофейные аксессуары и прячет их в тумбочку соседнего стола.

— Не знаю. Не думаю, — говорит он наконец. — Ну, конечно, же нет!

— Тогда это чудо-юдо, которое ты сотворил, — не человек. Это нелюдь, Голем, Франкенштейн! И даже хуже. Последний-то был хоть из плоти и крови, а твой…

— Но я не собирался создавать гомункулуса. Разве я говорил так? Искусственное сознание — вот моя скромная цель.

Петя вновь усаживается напротив меня. Я пристально смотрю в его наивные голубые глаза и молчу. Молчу так долго, что он, поежившись, начинает отчаянно подмигивать мне чуть ли не раз в секунду. С частотой один герц.

Сейчас я задам вопрос, на который он не сможет ответить, а потом… У нас осталось ровно пятнадцать минут.

— Зачем? — тихо спрашиваю я. — Зачем ты это сделал?

Пеночкин недоуменно пожимает плечами и, поглядывая на меня, как на первоклассника, не понимающего, для чего учить таблицу умножения, если есть такие удобные и умные калькуляторы, говорит:

— Чтобы познать человека. Чтобы сделать первый шаг к выполнению древнего завета: «Познай самого себя»!

Нервно подмигнув, Петя ждет возражений, но я молчу. Списав затянувшуюся паузу на мою туповатость, Пеночкин вскакивает со стула и, выписывая вокруг меня замысловатую орбиту, начинает с жаром объяснять:

— Понимаешь, этот вопрос относится к числу проклятых. Их, в общем-то, не так и много. А скорее всего только один. «В чем смысл жизни человека» и «Что есть человек» — это почти одно и то же, верно? Зная ответ на один из этих вопросов, вполне можно вычислить ответ и на другой. Да и на все остальные тоже. Но главная закавыка в чем? Нам не с кем сравнивать. В этом вся и сложность, вся и трагедия бытия человеческого. Любая наука начинается с классификации и сравнения, но человек — единствен и неповторим. Нет на Земле другого подобного феномена!

Остановившись, чтобы перевести дух, Петя выжидающе смотрит на меня, но я молчу. Я не собираюсь предлагать ему сравнивать между собой людей разных времен и культур. А тем более замешивать сюда высших животных. В логике ему не откажешь. Человек — единственное разумное существо на Земле. В этом и ответ на мой дурацкий вопрос «зачем»?

— И это все? Эта эфемерная проблема — единственное, из-за чего ты пошел на должностное преступление? — спрашиваю я, становясь напротив Пеночкина.

— Единственная. Она и у человечества — единственная.

Мне надоедает смотреть в нахальные голубые глаза и, заложив руки за спину, я прогуливаюсь между заваленными распечатками столами и беспорядочно расставленными стульями.

— И что же будет, когда человечество получит ответ на этот проклятый вопрос?

— Пессимист сказал бы — конец света. Оптимист — пробуждение истинного человека, богочеловека. Понимаешь, да? Человек, познавший самого себя, — это уже иное существо, чем-то неуловимо отличающееся от себя прежнего. А может быть, и вполне уловимо. Новый человек…

— Или нелюдь. В человеке столько всего заложено… Не вылупится ли из него дьяволочеловек? Не боишься?

— Боюсь. Но рано или поздно это должно произойти. Ибо сказано: кончится время и настанут сроки.

Да. У нас осталось только семь минут.

— Ты уверен, что твоя гипотеза о сознании как продукте взаимодействия двух полушарий головного мозга верна? И что твоя дорогостоящая кибернетическая игрушка — действительно разумное существо?

— Абсолютно.

Его самоуверенность начинает бесить меня.

— И ты можешь это чем-нибудь доказать?

— Одно из доказательств ты получил позавчера ночью.

Некрасивые губы Пеночкина изгибаются в едва заметной улыбке. Пауза вновь неприлично затягивается.

— Ты не догадываешься, кому пытался назначить свидание?

— Еще вчера сообразил. Но это не аргумент. Первые диалоги с компьютерами состоялись еще тридцать с лишним лет назад. И уже тогда наблюдатель был не в состоянии определить, с кем он говорит — с человеком или машиной.

— С тех пор методики весьма усложнились. По тестам Иванова-Смита интеллект Элли соответствует способностям восьмилетнего ребенка.

— Значит, методики по-прежнему несовершенны. А владение речью и способность к предсказаниям еще не делают набитый БИСами ящик разумным существом.

— Элли способна к творчеству. Не каждый человек раскрывает эту свою способность. Жизнь часто ввергает его в трясину машиноподобного существования. Но каждое разумное существо должно быть творцом.

— При уровне развития восьмилетнего ребенка?

— Я мог бы почитать стихи, которые она написала. И показать рисунки, нарисованные ею на дисплее.