Охотник
Шрифт:
Нет – не за стрельбу – это все туфта поганая, а парню, что играет героя. Телки красивые, бухло – не то что тут, паленка под коньяк, старая «девятка»! У него машины красивые, виски дорогой… но надо было в Москве для того родиться! И не в семье учительницы и плотника!
– Раздевайся! Раздевайся, я сказал! – Эрик сел в кресло, расставил в стороны колени и вприщур посмотрел на тяжело дышавшую Машу. На щеке девушки «красовалась» вспухшая царапина – от перстня бритоголового, он вскользь саданул ей по скуле, когда Маша дрыгалась, вися у него в подмышке.
– На вот, нюхни! – Эрик высыпал на столик немного
– Эрик, ты чо? – всполошился один из парней, тоже смуглый, курчавый. – У меня уже как кол стоит! Мы сколько уже без бабы?! Ты говорил – по пути не будем брать, тут светиться тоже не будем, так че теперь-то? Да мне по фигу, че там у нее, пусть даже поперек! Я найду, куда засунуть! Классная бабенка!
– А-а-а-а-а! – Маша завизжала что есть силы, дрыгнула ногой, тут же получила удар под дых и согнулась, судорожно хватая воздух ртом, покраснев, как рак. Она удержалась на ногах, еще раз попыталась пнуть лысого, который зашел сзади, но это ей ничем не помогло. Он сорвал с нее юбку, разорвав в поясе, как луковую чешую содрал трусики, оставив в одних темных чулках, потом рванул блузку, сдернув вместе с лифчиком, и когда девушка осталась практически голой, Эрик назидательно сказал:
– Вот дала бы сама, и шматье было бы целым! А теперь все, поезд ушел! Хотя зачем оно тебе, шматье-то? Надо было соглашаться, надо. Ведь денег давали! А ты?
У Маши замерло сердце – завалят! Точно завалят! Потом вывезут и по дороге бросят! Кто там разберет, что за девка валяется между Костромой и Москвой? Ай, как все плохо! Как плохо!
– Мальчики, я все поняла! – Маша улыбнулась и поймала безумный взгляд Эрика. – Я сама! Все сама! Вы же хорошие ребята, я просто не так вас поняла!
– Ага. Не так, – мрачно бросил бритоголовый и начал расстегивать пояс. – Но щас поймешь.
– Погодь, Пашок, пусть нюхнет вначале. Телки расслабляются от «снежка», слаще трахать тогда. Да и не орут так… а то у меня от бабского визга уши в трубку сворачиваются.
– А я, наоборот, люблю, когда орут! – хохотнул бритоголовый. – Мне так вкуснее! Чтобы пополам суку! Чтобы визжала! Чтобы просила пощады! Чтобы…
– Фи, Пашок, ты известный садюга, – хохотнул Эрик. – Во всем нужен смак! Чтобы красиво! Чтобы как в кино! Любишь кино? Порнушку? Вот представь – девка, на передок сумасшедшая, просит четырех парней ее как следует отодрать! И тащится от этого! Кайф? Кайф? Сыграем, детка? Нюхни, давай, не бойся – «снежок» высший сорт, улет!
– Парни, презики бы, – хмыкнул четвертый, до того молчавший. – Мож, она трипперная? И вообще – я в зад без презика ни-ни, зараза всякая, глина…
– У бармена иди возьми. И на всех принеси. Правда, кто ее знает? Эй, сучка, ты трипперная? Сразу говори, а то прибью! И нюхай, нюхай!
Маша втянула краешек дорожки – в носу сразу заледенело, потом ее прошиб пот, в ушах зазвенело, все стало ясным, понятным, и мысль только одна – выжить! Сделать все, что они хотят, и выжить! А когда-нибудь разбогатеет, найдет этих тварей и убьет! Мучительно! Страшно! И вначале вырвет им члены. Как в кино девка мстила! И тут же мысль: «Так то в кино! Убьют ведь, гниды!»
Ее бросили на колени. Бритоголовый вошел грубо, больно,
казалось, он достал до самого сердца, которое билось, как сумасшедшее, проталкивая кровь по сосудам, омывая одурманенный мозг.Эрик пристроился спереди – неприятный, пахнущий козлом, мерзкий.
Но все это было ничего. Самое страшное началось потом…
Ее насиловали часа четыре – нюхали кокаин и снова насиловали, снова нюхали и снова насиловали. У нее болело все – внутренности, кожа, которую щипали, царапали, горло, в котором побывали все эти твари, залившие ее своей липкой, вонючей слизью.
Бандиты нюхали, пили, нюхали и пили, а когда у них от перепоя пропала эрекция, они обвинили в этом Машу и начали бить ее, издеваться, заставляя ползать и вылизывать им зады. Потом бритоголовый с пьяным, сумасшедшим смехом засунул ей во влагалище бутылку из-под коньяка. От невыносимой боли измученная Маша потеряла сознание, и что с ней творили потом – она уже не запомнила.
Когда очнулась, обнаружила себя на полу, лежащей на спине, с бесстыдно раздвинутыми в стороны ногами. Бандиты спали – огромное количество алкоголя вместе с наркотиком сделало свое дело, и они вырубились, будто выпили крепкого снотворного.
Маша ощупала себя, уцепилась за донышко бутылки, засунутой внутрь почти до основания, с чмоканьем вырвала ее и осторожно отставила в сторону, морщась от невыносимой боли и оглядываясь по сторонам.
Первая мысль – найти нож и зарезать тварей! Потом решила – нужно уходить! Очнутся – убьют. Был бы один… Куда ей против них? Даже здоровая не сладит, а так… с разодранной задницей, с разбитой мордой – ее хватит только на то, чтобы уползти! И даже это – проблема.
Поднялась, пошатываясь и едва не теряя сознание, нашла свою сумочку, порванную блузку, юбку, туфли, которые слетели с ног во время борьбы, медленно пошла к двери. Уже когда выходила, заметила за диваном стоящий на полу дипломат – металлический, блестящий, с двумя цифровыми замками.
Мгновенная мысль – забрать! Подумала и решила – а что? Свалит отсюда, бандюганы не знают, кто она такая, уйдет – и с концами! Хоть так им насрать, тварям!
Взялась за ручку дипломата – узкий, вроде небольшой, а тяжелый! Но ярость и ненависть придавали сил, и Маша, схватив добычу, вышла в коридор сауны и побрела к выходу мимо дверей бара.
За дверью слышались голоса, и она вначале испугалась, но потом поняла – телевизор! Какой-то фильм – стрельба, чего-то бормочут, кричат.
Она любила иногда посмотреть чушь по ящику – почему бы и нет? Отвлекает, забавно. Видимо, бармен тоже любил крутые боевички.
Дверь прикрыта плотно, так что он не видит.
Маша знала турбазу, знала, как она расположена, где выходы, где дырки в сетке – раз пришлось ей свалить от настойчивого ухажера-кавказца, бежала, аж пятки сверкали! Хорошо, местный парень показал дыру в сетке, через которую можно было легко свалить. Либо наоборот – попасть на территорию. Но скорее – свалить. Менты друзья, да, но лучше всегда иметь пути отхода. Сразу в лес и по тропе! Ищи-свищи!
Откуда Маша взяла силы – неизвестно, только ее выносливости могли позавидовать даже альпинисты, восходящие на Эверест. Она шла, сцепив зубы, чудом уцелевшие после ударов. Эрик запретил бить по лицу, сказал, что бомжиху с разбитой мордой драть не будет, а то бы… впрочем – когда вошли в раж, уже особо не церемонились. Тело дергалось от приступов жгучей боли, внутри все болело так, будто ей воткнули кол.