Охотники на мамонтов

— Правда? Нет, я не знала. Хотя, конечно, у меня столько знакомых, что я едва успела поздороваться со всеми, и никто не упоминал об этом. Что ж, если Мут уже благословила ее ребенком, то теперь ее Брачный Выкуп будет значительно выше. А кто сообщил тебе эту новость?

— Майги, одна из наставниц с красными пятками. Она сказала, что этот мальчик был зачат от духа Ранека.

— О, его дух так и витает над нами! Среди Мамутои уже есть парочка детей, очень похожих на него. Дух других мужчин проявляется не так явно, как его. Детей его духа всегда выдает темный цвет кожи, — сказала Диги.

— Майги говорила, что у этого малыша светлая кожа и рыжие волосы, но лицом он вылитый Ранек.

— Надо же, как интересно! Думаю, надо будет навестить сегодня Треси, — с улыбкой сказала Диги. — Ведь наши матери — вожди стоянок, и мне следует пойти к ней, тем более что Волчья стоянка в этом году принимает гостей. Если хочешь, мы можем сходить к ней вместе.

— Даже не знаю… А впрочем, хорошо, давай сходим, — согласилась Эйла.

Они подошли к сводчатому входному проему земляного дома, из которого по-прежнему доносились странные звуки.

— Я собиралась зайти сюда, в наш Дом Музыки. Думаю, тебе там понравится, — сказала Диги, подергав за край кожаного занавеса. Они остановились, ожидая, когда кто-нибудь из музыкантов подойдет ко входу, чтобы развязать этот занавес, и у Эйлы появилась возможность окинуть взглядом окружающую территорию.

К юго-востоку от входа высилась стена из семи мамонтовых черепов и других больших костей, заполненных плотно утрамбованной глиной. Эйла подумала, что это сооружение, по всей вероятности, служит для защиты от сильного ветра, который может налететь со стороны реки, поскольку с других сторон каньон, где расположились стоянки, был надежно защищен крутыми склонами.

Оглянувшись на северо-восток, она насчитала четыре больших очажных круга и две сразу заметные рабочие площадки. На одной из них, очевидно, работали резчики, изготавливая орудия и другие изделия из кости и бивня мамонта, а на другой, похоже, занимались в основном обработкой кремня, добытого из близлежащего месторождения. Эйла увидела там Джондалара, Уимеза и еще несколько мужчин и женщин, которые, судя по всему, тоже занимались изготовлением каменных орудий. Она могла бы догадаться, что обнаружит его именно в этой мастерской.

Входной занавес приоткрылся, и Диги кивнула Эйле, приглашая войти внутрь, однако вышедшая из дома женщина остановила их.

— Диги, разве ты не знаешь, что мы не пускаем сюда посторонних? — сказала она. — Ведь у нас репетиция.

— Но, Кули, она же дочь Мамонтового очага, — удивленно сказала Диги.

— А где ее татуировки? Как она может быть Мамутом без татуировки?

— Это Эйла, дочь старого Мамута. Он признал ее дочерью Мамонтового очага.

— Да? Подождите немного, я все выясню.

Диги с нетерпением ждала возвращения Кули, досадуя на неожиданную задержку, но Эйла спокойно разглядывала земляное жилище, которое выглядело немного покосившимся и осевшим.

— Почему же ты сразу не сказала мне, что она имеет власть над животными, — вновь появляясь у входа, сказала Кули, — заходите.

— Тебе следовало знать, что я никогда не приведу сюда посторонних, — заметила Диги.

Внутреннее помещение оказалось довольно светлым, дымовое отверстие было немного больше обычного и хорошо пропускало свет, однако это стало понятным, только когда глаза вошедших привыкли к этому освещению после яркого солнечного света. Сначала Эйла подумала, что Диги разговаривает с девочкой-подростком. Но, приглядевшись, поняла, что Кули несколько старше, — вероятно, она была ровесницей ее высокой и крепкой подруги. Такое ошибочное впечатление создавалось из-за значительной разницы между этими двумя женщинами. Маленькая и очень стройная, Кули казалась таким хрупким созданием рядом с Диги, что ее немудрено было принять за ребенка, однако ее плавные и гибкие движения свидетельствовали об уверенности и опытности женской зрелости.

Снаружи это жилище выглядело большим, но внутреннее помещение оказалось меньше, чем Эйла себе представляла. Высота сводчатого потолка была ниже, чем обычно, и половину удобного для жилья пространства загромождали четыре мамонтовых черепа, установленные лобной частью вниз и частично вкопанные в землю. В отверстия от бивней были вставлены жерди, которые поддерживали этот слегка покосившийся и осевший свод. Оглянувшись вокруг, Эйла внезапно поняла, что этот дом далеко не новый. Деревянные опоры и соломенные перекрытия посерели от времени. Необычность этого жилья подчеркивалась отсутствием хозяйственной утвари и кухонных очагов. Эйла заметила лишь один маленький очажный круг. Пол был чисто выметен, и на земле виднелись темные зольные пятна, оставшиеся от прежних больших очагов.

Между опорными столбами были натянуты веревки, и на них были закреплены кожаные завесы, которые давали возможность формирования отдельных помещений. На этих веревках и крючках опор Эйла также увидела множество на редкость необычных вещей и украшений. Красочные наряды, странные, причудливо украшенные головные уборы, бусы из бивня мамонта и морских ракушек, подвески из кости и янтаря и некоторые другие вещи, назначение которых казалось совершенно непонятным.

В помещении было не слишком многолюдно. Небольшая группа сидела возле костерка, потягивая чай, еще двое, расположившись в полосе света, проникавшего через дымоход, шили какую-то одежду. Слева от входа пол был покрыт циновками, на которых также сидели или стояли на коленях несколько человек возле больших мамонтовых костей, разрисованных красными линиями и зигзагами. Эйла узнала ножные и тазовые кости, лопатку, две нижние челюсти и череп. Все обитатели дома тепло приветствовали вошедших молодых женщин, но Эйла поняла, что они прервали какое-то занятие. Люди вопросительно поглядывали на них, словно хотели выяснить, зачем они пришли.

— Вы можете спокойно репетировать дальше, — сказала Диги. — Я собиралась просто познакомить вас с Эйлой, но нам не хочется мешать вам. Мы с удовольствием подождем, пока вы закончите репетицию.

Музыканты взялись за свои инструменты, а Диги и Эйла присели рядом с ними на циновки. Женщина, стоявшая на коленях перед массивной бедренной костью, начала выбивать четкий и размеренный ритм молоточком, вырезанным из оленьего рога, однако извлекаемые ею звуки заметно отличались друг от друга. Возможно, высота и качество звуков изменялись в зависимости от того, в каком месте этого костяного инструмента был нанесен удар, и в результате получалась звучная мелодия. Внимательно следя за женщиной, Эйла пыталась понять, почему же изменяется тембр звучания.

Эта бедренная кость, длина которой была около тридцати дюймов, лежала не на земле, а на двух невысоких подставках. Эпифиз верхнего конца кости был отрезан, и естественный внутренний канал расширен посредством частичного удаления пористого заполнения. На верхнюю горизонтальную поверхность инструмента был нанесен равномерный ряд бордовых зигзагообразных линий — подобным узором Мамутои украшали почти все свои изделия, начиная с обуви и кончая стенами домов, — однако в данном случае назначение этого узора не исчерпывалось декоративной или символической функцией. Понаблюдав за игрой женщины, Эйла убедилась, что высота звука определяется тем, между какими линиями нанесен удар.

Эйла уже привыкла к звучанию черепных барабанов и лопатки мамонта, там тоже были определенные звуковысотные изменения. Однако ей не приходилось слышать, чтобы бедренная кость порождала целую гамму звуков. Эти люди, судя по всему, полагали, что у нее есть некий магический дар, но Эйла считала, что ее способности не идут ни в какое сравнение с магией этой музыки. Вскоре к игре подключился мужчина. Подобно Торнеку, он начал постукивать роговым молоточком по лопатке мамонта. Звучание этого инструмента было иным как по тембру, так и по высоте, однако эти более резкие глуховатые звуки дополняли и украшали мелодию, которую играла женщина на бедренной кости.