Охотники на тъёрнов
Шрифт:
Она с улыбкой подмигнула и почти сразу же растворилась в воздухе. А мы остались доедать обед, обдумывать состоявшийся разговор и ожидать завтрашнего дня.
Глава 21
Освобождение
Не думаю, что хотя бы одному приговоренному к казни удалось взойти на эшафот в спокойном расположении духа. Мы с Винсентом и Диланом не стали исключением. Вероятность счастливого исхода, которую я вчера так смело приравняла к девяноста пяти процентам и которая после предсказания Нурит подскочила еще выше, теперь резко опустилась в моем восприятии процентов до тридцати. Когда за нами пришел конвой, состоявший из доброго десятка солдат, признаюсь, у меня душа ушла в пятки.
Нас провели по узким коридорам и темным лестницам к выходу из тюрьмы.
На эшафоте уже поджидал палач, а из водруженного у его ног бревна торчала рукоять топора. Вокруг эшафота скопилась огромная туча народу. Причем если слева от него колыхалась обычная в таких случаях толпа, то справа были сооружены самые настоящие трибуны. Три ряда, возвышавшиеся один над другим, были предназначены для наиболее высокородных особ. В центре верхнего из них я сразу же увидела Рамиро. Выглядевший довольным нарядно разодетый, он увлеченно о чем-то беседовал с сидевшим рядом мужчиной. С другой стороны от короля восседал еще один не последний человек на нынешнем мероприятии, глава местной инквизиции Донато Эстальо.
Наше появление привело относительно спокойную до того толпу в состояние крайнего возбуждения. Люди принялись вытягивать шеи, работать локтями, пробираясь поближе к эшафоту, сверкали жадными до зрелища глазами. Среди общего невнятного шума периодически раздавались одинокие идейные выкрики, такие как «сообщники ведьм!», «предатели веры!» и «еретики!». Особенно громкий и резкий возглас «возмездие предателям!» заставил всех нас повернуть головы. Кричала невысокая, худенькая девушка, неясно каким чудом пробившаяся в первый ряд. Рядом с ней стоял светловолосый парень с висящей на плече лютней, рисковавшей серьезно пострадать в толпе. Я на мгновение опустила веки и едва заметно склонила голову. Таким своеобразным способом Джен давала нам понять, что она здесь и что-то затевается.
Долго заглядываться нам не дали, подвели к самому эшафоту. Донато Эстальо, нескладный, полный мужчина, нелепо смотревшийся в шикарном одеянии служителя церкви, встал в полный рост, дабы толкнуть соответствующую случаю речь. Сейчас начнет говорить о вреде института Охотников для государства и веры…
Сколь ни нелепо, эшафот встретил нас приятным запахом свежей стружки. Руки начали заметно дрожать, и я с силой сцепила пальцы. Ну же, Винсент, настала пора для твоего объявления!
Прорваться как к эшафоту, так и к трибунам толпе не позволяло специально организованное на площади оцепление. Повернув голову налево, я увидела среди гвардейцев Ирвина. Он в нашу сторону не смотрел. Сразу отвести взгляд я однако же не смогла. Кто знает, может, действительно в последний раз вижу? Внезапно Ирвин медленно поднял правую руку, и я поняла, что он подает кому-то знак. Проследить его взгляд не удалось, я смогла лишь в общих чертах определить направление. Но этого оказалось достаточно, ибо там я почти сразу же обнаружила знакомое лицо. У меня на глазах Альфред Менендес медленно поднял руку в точно таком же знаке, как это только что сделал Ирвин. Его жест предназначался человеку, стоявшему с противоположной стороны от эшафота, недалеко от трибун. Узнать последнего для меня тоже не составило труда. Диего Сторно, как будто уже полноценно поправившийся, выглядел крайне серьезно и сосредоточенно. И его рука начала медленно извлекать из ножен меч.
Но это ни больше ни меньше государственная измена! Вот уж чего я никак не могла ожидать. Расширив глаза, я резко потянула Винсента за рукав.
Отреагировать Воин не успел. Ибо в этот момент с трибуны послышался зычный возглас:
– Винсент?!
Я вскинула голову. Возглас принадлежал сидевшему рядом с Рамиро мужчине. Правда, теперь он не сидел, а стоял, с каким-то остолбенелом видом пожирая Винсента глазами. Сейчас я обратила внимание на внешность мужчины. Он был высоким, в меру полным, с русыми волосами и густой бородой, а
его одеяние оказалось чрезвычайно богатым и, что немаловажно, в глаза бросилась высокая шапка с огромным рубином.– Ох, нет! – прошипел, схватившись руками за голову, Винсент.
– В чем дело? – взволнованно спросила я.
– Сейчас меня ждут крупные неприятности, – обреченно констатировал приятель.
Я почувствовала, как все холодеет внутри. Кем бы ни был сосед Рамиро, похоже, что из-за его появления план Винсента не сработает.
– Нас все-таки казнят? – глухо спросила я.
– Казнят? – переспросил Воин. – Никто никого не казнит, забудь!
Вид у него при этом был такой, словно в свете открывшихся обстоятельств о казни он мог бы только мечтать.
А между тем на трибуне бушевали нешуточные страсти.
– Я пошел вам навстречу, преодолел немалое расстояние, лично прибыл сюда, чтобы подписать мирный договор! – возмущенно восклицал бородатый аристократ. В ходе эмоциональной жестикуляции он чуть было не расквасил Рамиро нос. Король же при этом не только не злился, но и, напротив, кажется, был готов рассыпаться в извинениях. – Вы предложили мне хорошо провести время, пригласили посмотреть на работу особенно искусного палача, – продолжал бородач. – И что же я вижу? Вы собирались отрубить голову моему сыну?!
При этих словах Рамиро от удивления аж отшатнулся, наступив на ногу Эстальо. Тот взвизгнул, Рамиро дернулся, к монарху срочно ринулась личная охрана. Однако Густав Четвертый, король Монтарии, на эту суету не отреагировал.
– Да я немедленно прикажу своим войскам идти в наступление! – угрожающе заявил он. – И через две недели, нет, даже через неделю от этого королевства не останется камня на камне! Я этот город сровняю с землей!
– Ваше величество! – Рамиро выставил перед собой руки в примирительном жесте. – Знаю, все это производит неблагоприятное впечатление, но это не более чем досадное недоразумение. Я понятия не имел, что этот человек – ваш сын. Уверяю, я шокирован не меньше вашего. Сейчас мы все исправим.
Толпа, которую отделял от трибун эшафот, слышать весь этот диалог не могла. Однако, понимая, что происходит нечто из ряда вон выходящее, люди изо всех сил подавались вперед, норовя поймать хоть несколько звуков и даже прочитать слова по губам. Теперь у стоявших в оцеплении гвардейцев появилось по-настоящему много работы.
Рамиро что-то шепнул начальнику своей личной охраны, одновременно сделав указательный жест в нашем направлении. Тот незамедлительно отдал приказ собственным подчиненным, и к нам устремилось несколько гвардейцев. Пара быстро сказанных слов – и конвоиры отступили. Гвардейцы же чрезвычайно вежливо предложили Винсенту проследовать за ними.
– Эти люди идут со мной, – властно сказал Винсент, будто именно он заказывал музыку на данном празднике жизни.
Впрочем, как знать, возможно, теперь так оно и было? Как-никак третий сын Густава Четвертого, принц Монтарийский, мог себе позволить многое из того, что было недоступно Охотнику Винсенту Лоренсо.
– Как пожелаете, – услужливо кивнул гвардеец, жестом приглашая нас с Диланом присоединиться к ним.
Однако Винсента и это окончательно не удовлетворило. Повернув голову влево, он принялся искать глазами Джен. Нашел, обменялся с ней взглядом, после чего Привратница стала пробираться к нам. Гвардеец из оцепления сперва ее остановил, но, следуя кивку одного из наших новых сопровождающих, пропустил. Диего Сторно кивнул ей и улыбнулся, а вот Эмерико остался стоять с открытым ртом. Не сомневаюсь, что Джен успела бросить менестрелю пару объяснительных слов, но в целом тот явно остался не в восторге.
Подарив палачу последнюю ослепительную улыбку, я покинула место казни вместе с остальными, сильно надеясь больше сюда никогда не возвращаться.
Мы обогнули трибуны и вышли на относительно тихую улицу, где уже стояла охрана монтарийского монарха и поджидала карета. Мы не успели остановиться, а из-за угла уже выехал еще один экипаж. Густав Четвертый, сопровождаемый несколькими телохранителями, присоединился к нам парой минут спустя. В течение нескольких секунд пристально разглядывал Винсента с довольно-таки мрачным выражением лица. Винсент глаз не отводил, встречая взгляд отца не менее хмуро.