Охотники за джихами

Казачебродские пещеры, правда, известны уже давно. Но вдруг там тоже удастся найти что-нибудь интересное…

Идти в пещеру, когда про неё рассказывают такие интересные вещи, было бы просто нелепо, и Адгур присел у тропинки. Рюкзака он не снял, готовый каждую минуту вскочить и улепетнуть. А Пал Палыч продолжал объяснять, время от времени поглядывая на этого дезорганизатора и двоечника, обманом попавшего в экспедицию.

Пещеры что живые существа. Они меняются, развиваются, растут, стареют. Образуются они в породах, растворимых в воде, чаще всего в известняках. Известняк — это серый или белый камень, и состоит он из углекислой извести, а углекислая известь очень хорошо растворяется в воде.

Попадёт дождевая или снеговая вода в какую-нибудь щёлочку, впитает в себя немного извести и утечёт, унося известь, щёлочка же увеличится. Приходят новые порции воды, и они уходят, расширяя щёлочку. Так постепенно, из года в год, трещинка расширяется и углубляется. Но всё это происходит при одном условии — вода должна иметь сток. Стоячая вода, обогатившись известью, перестаёт растворять известняк. Нет стока — нет и размывания.

Такова несложная «химия» образования пещер. Ну, а «физика» ещё проще и понятнее. Горная вода всегда несёт с собой песок, каменную крошку и гальку. Всё это, как наждак, стирает стенки трещины. Во время ливней и таяния снегов ручейки превращаются в стремительные реки. Порой они влекут за собой стволы деревьев и, действуя ими как таранами или рычагами, выламывают целые куски подземных стен. Но опять-таки должен быть сток воды.

Некоторые полагают, что такого механического воздействия достаточно, чтобы образовать пещеры. Однако, они ошибаются.

Трещины бывают во многих породах, но превращаются они в карстовые полости только в породах, растворимых в воде, — гипсах, известняках, доломитах. Почему? А потому что вода может выносить только то, что впитала в себя. Если нет впитывания, то крупные механические примеси, осев внизу, закупорили бы сток. «Механика» оказалась бы бессильной.

Постепенно трещина превращается в подземный коридор, а ручеёк — в подземную реку.

Такие реки часто тянутся на десятки километров, и проследить их ход не такое простое дело.

В этом месте рассказа Адгур не вытерпел.

— Взять бутылку, положить в неё записочку и бросить в реку — вот и вся недолга! — выпалил он одним духом.

Но, оказывается, наука знает другой, более простой и надёжный способ. Где-нибудь в верховьях пещерной, или, как их ещё называют, «карстовой» реки, учёные бросают в воду какую-нибудь безвредную краску, скажем красный фуксин или красновато-жёлтый метилоранж, а потом заглядывают во все колодцы в округе. И тут могут быть всякие неожиданности. Где-нибудь за горами, за долами, за оврагами и реками вода в колодцах или ручьях становится красной. Это значит — карстовая река добралась и сюда… Спелеология — удивительная и интересная наука. Известно, например, что днём и ночью, зимой и летом в глубоких пещерах температура всегда одинакова. Но ещё удивительнее то, что она обязательно совпадает со среднегодовой температурой данного района.

Скажем, в Воронцовских пещерах температура плюс тринадцать градусов, а тринадцать градусов — это среднегодовая температура района Воронцовки. А вот в знаменитых Кунгурских пещерах, что на Урале, так холодно, что на стенах образовался лёд…

Дальше Адгур уже не слушал. Конечно, было бы очень заманчиво спросить у Пал Палыча, почему же это так получается, что температура; равняется среднегодовой. Неплохо было бы самому подкрасить карстовую воду, а ещё лучше — бросить бутылку с запиской. И об обитателях пещер не мешало бы послушать — всё это очень интересно. Но откладывать задуманное дело никак нельзя. Что решено — то решено, и надо приступать… И они ещё пожалеют, что поставили ему двойку за притоки Днепра и не хотели принимать в общество!

Конечно, Адгур выбрал нижнюю пещеру, во-первых, потому что его больше интересовали следы пребывания пещерного человека, а не современного туриста, а во-вторых, ребята в неё попадут попозже — значит, он успеет сделать то, что задумал. А главное, она не так разграблена туристами.

Когда-то, много-много лет назад, по этой тропинке брёл пещерный джих, таща на спине сокровища, завёрнутые в медвежью шкуру. Ну, а сейчас по ней шагает молодой исследователь, вооружённый новым, изобретённым им способом открывания кладов. Он и откопает эти сокровища, как бы далеко ни запрятал их джих.

Скоро показался вход — чёрная яма. Края её были в каменных зазубринах. Адгур осмотрелся; никто не подсматривает. Он развязал рюкзак, вытащил сапёрную лопатку, топорик, стеариновую свечу и главное своё походное сокровище — компас.

Он сунул топорик за пояс, лопатку взял под мышку, рюкзак спрятал в кусты. Теперь можно было приступить к поискам клада, а в том, что здесь есть клад, не было никакого сомнения. Жили здесь джихи? Жили. Были они разбойниками? Были. Где они прятали награбленное добро? Конечно, в пещерах. Где ещё могут прятать награбленное добро разбойники, как не в пещерах?

Потом он надел на руку компас. Этот компас должен привести его к кладу. Эти взрослые порой не замечают самых простых вещей, которые видны даже школьнику. Ни один взрослый до сих пор не додумался искать клады с помощью компаса. А напрасно. Все знают, что магнитная стрелка отклоняется от своего направления, если есть поблизости металл. Как, например, была открыта Курская магнитная аномалия? Люди заметили, что в Курской области стрелка компаса вместо северного полюса показывает, куда ей не полошено. Учёные думали, думали и, наконец, надумали: здесь где-то есть металл. Копнули — и пожалуйста! Огромные залежи железной руды. Эти залежи и назвали аномалией, потому что стрелка ведёт себя из-за них как аномальная. Или взять девиацию. Всякий, кто читал морские приключения, знает, что стрелка корабельного компаса отклоняется от своего направления под влиянием окружающего металла и что штурманам приходится идти на всякие хитрости, чтобы избавиться от этой самой девиации. Да Адгур и сам пробовал. Поднесёшь к компасу ключ — и стрелка сейчас же потянется к нему. А если раскачать стрелку ключом посильнее, то она закрутится как сумасшедшая. Отсюда вывод один — хочет этого стрелка или не хочет, а придётся ей указывать туда, где зарыт клад.

Надев компас на руку, Адгур зажёг свечу, постоял перед входом, прощаясь глазами с солнцем, с зеленью, с небом, глубоко вздохнул и полез в пещеру.

Язычок пламени, почти невидимый на солнечном свету, здесь, в темноте, разгорелся и осветил серые, залитые глиняными подтёками стены. Заплясали странные уродливые тени. Над головой пронеслось что-то бесшумное, призрачное, страшное. Адгур вскрикнул, рванулся назад, но остановился. Да это же всего-навсего летучая мышь! Мало ли их летает по вечерам по посёлку! Как-то одна, глупая, залетела даже к ним в комнату. Конечно, все перетрусили, а мама даже взвизгнула, думала, что летучая мышь вопьётся ей в шею и начнёт кровь пить. Говоря по правде, и Адгуру тогда стало не по себе, но отец засмеялся: «Эх, ты! А ну давай сюда кепку!» Летучую мышь накрыли кепкой. Мышь как мышь, ничего особенного. Вот разве что крылышки у неё есть — мягкие, бархатные, да носик смешной, похожий на рыльце чёртика. Нет уж! Летучих мышей пугаться — в пещеры не ходить!

Ещё одна летучая мышь пролетела над головой — или то вернулась старая? Но Адгур только отмахнулся от неё рукой — летают тут всякие, того гляди, свечу погасят.

И тут он вспомнил — ведь он же решил искать клад в темноте! Если у тебя есть компас, и стрелка и буквы у этого компаса светятся, и, для того чтобы остаться в совершенной темноте, тебе достаточно дунуть на свечу, то просто нелепо было бы не воспользоваться этой возможностью. Не всякому пионеру удаётся проделать такое.

Адгур задул свечу и для верности запихнул её подальше в карман. Сейчас же сырая тьма охватила его. В каждом углу притаились ужасы, готовые выпрыгнуть и растерзать пришельца на части. Прошла минута, а может быть, час, а может, и пять, и Адгур зажёг свечу. Нет, конечно, не из-за страха. Да и чего ему пугаться? Всем известно, что джихи-разбойники давно вымерли. Мамонтов и пещерных медведей теперь тоже не найдёшь ни за какие деньги. Зажёг он свечу просто потому, что так получилось. Левая рука сама, без приказания, полезла в карман, вытащила спички, вначале просто чтобы потарахтеть ими, а правая рука, тоже по своему почину, вынула из коробка спичку — чирк! — и зажгла её. И вот уже снова заплясали тени на стенах. Но Адгур их уже не замечал. Теперь, после темноты, ничто не могло испугать его.

Осторожно ощупывая пол, он пошёл, пристально смотря на стрелку. Вот-вот она должна дрогнуть и отклониться от своего направления. Но стрелка упорно уставилась одним концом в какую-то невидимую, только ей известную точку — пойди догадайся, что там: Северный полюс или джиховский клад. Вот если бы у него было два компаса, да таких, чтобы один показывал на север, а другой на клад! Тогда всё было бы ясно. Но, увы, таких компасов наука пока ещё не придумала.

Адгур попытался было перехитрить стрелку. Он уложил в месте, куда указывала стрелка, пирамидку из камней, а потом зашёл за пирамидку и снова посмотрел на стрелку. Если стрелка обернётся назад и отсюда тоже укажет на пирамидку — значит, она указывает на клад. Если не повернётся, то, значит, она не замечает кладов и знает один только север. Но увы! Стрелка не замечала пирамидки, так что из этой хитрости ничего не вышло.