Охотники за головами

Гаджи уже почувствовал, что хранитель мухлюет, и старательно его дожимал.

— Итак, что ты украл?

— Ничего, сэр! Я ничего не украл — клянусь!

— Ладно, тогда продолжим проверку.

Гаджи распахнул дверь холодильника и крикнул:

— Казакис!

— Я здесь, сэр! — подскочил к двери помощник. На его голове красовалась вязаная шапочка, а шея была замотана шарфом.

— Собери экспедиторов и поработай с каждым из них.

— Понял, сэр.

— Кто у нас на отгрузке?

— Понцо Фуре.

— Неуверен я в этом Фурсе. Пусть кто-нибудь из твоих ребят его проконтролирует.

— Хорошо, сэр.

Отдав необходимые распоряжения, Гаджи захлопнул дверь, и снова воцарилась могильная тишина. Лишь журчание хладагента в теплообменных трубках вносило некоторое оживление в это царство расчлененных тру-пов.

— Ну, дорогой мой, — обратился Гаджи к почти закоченевшему Ховерчуку. — Понцо Фуре попался и все нам рассказал.

Мистер Гаджи сказал это наобум, но было видно, что ответственный хранитель испугался.

— Ты по-прежнему не сознаешься в воровстве? — давил Гаджи.

— Не… нет, сэр, я… я не воровал… — стоял на своем Ховерчук.

— Ладно, тогда начнем с самого для тебя неприятного. Давай проверим суставчики…

— Извольте, сэр, с этим у меня полный порядок. — Ховерчук выдвинул поднос с ячейками, заполненными человеческими суставными парами, — Пожалуйста, сэр, согласно описи пятьдесят две пары.

Одного взгляда мистеру Гаджи было достаточно, чтобы понять — треть первоклассного товара была заменена.

Этот придурок Ховерчук, видимо, полагал, что суставы собак и свиней ничем не отличаются от челове-ческих. Возможно, на взгляд непрофессионала это так, но Раим Гаджи имел степень доктора медицины и с ним такие фокусы не проходили.

— Ну хорошо, Ховерчук, ты меня убедил, — сказал хозяин. — Пошли на выход, а то я замерз, честное слово.

Решив, что опасность миновала, ответственный хранитель подлетел к двери холодильника и распахнул ее перед хозяином:

— Прошу вас, сэр, осторожненько. Здесь на ступеньках иней. Позвольте, я вас поддержу…

— Не нужно, Ховерчук, я сам.

Мистер Гаджи спустился по лесенке и сел за стол ответственного хранителя. Ховерчук замер по стойке смирно, ожидая, что скажет хозяин. А Гаджи смотрел на хранителя и видел, что взять с него было нечего.

Дряблый живот, а значит, брюшные мышцы никуда не годятся, под глазами мешки и темные круги, стало быть, почки сработаны на восемьдесят процентов, а печень не справляется с избытком токсинов.

Кости хрупкие, конечности короткие.

Вывод: никакой перспективы, только переработка на плазму, да и то потребует двойной перегонки, что практически съест всю выгоду. Но оставлять Ховерчука живым было нельзя — в раскаяния таких людей Раим Гаджи не верил.

Вот Уолт Хольман — другое дело. Длинные руки, длинные ноги, немного сухощав, но нарастить в растворе мышечную массу — пара пустяков. Насколько

Гаджи было известно, Хольман не курил, а спиртное пил очень редко.

Хозяин навскидку мог назвать с полдюжины заказов, на которые подошел бы Уолт Хольман. Правда, пока он работал без замечаний, а занести в каталог человека только потому, что он ему понравился, Раим Гаджи не мог.

— Лурье, пришлите сюда Шлимана, — произнес в трубку Гаджи, и Ховерчук напрягся. Чем занимался Шлиман, ответственный хранитель хорошо знал. Он попытался заглянуть хозяину в глаза, чтобы по их выражению узнать о своей участи, но Гаджи равнодушно рисовал на бумаге разные закорючки.

Наконец появился Шлиман.

— Звали, сэр? — пророкотал он, с трудом двигая своей квадратной челюстью.

— Это мистер Ховерчук, — сказал Гаджи.

— И все? — спросил Шлиман.

— Все, — коротко кивнул Гаджи.

— Понятно…

Шлиман схватил Ховерчука за локоть и потащил за собой, а тот, скованный смертельным ужасом, даже не сопротивлялся, лишь скулил на удивление тоненьким голосом:

— Пощадите, сэр! Пощадите!

Дверь закрылась, и крики ответственного хранителя стали удаляться. Гаджи вздохнул и, оглядев рабочий стол Ховерчука, покачал головой.

Бумаги валялись в беспорядке, карандаши были не заточены, а в ящике мистер Гаджи нашел недоеденный бутерброд годичной давности.

О том, что послал Ховерчука на смерть, он не жалел ни капли. Нашел Гаджи и принадлежавшую Ховерчуку записную книжку, в которой оказалась фотография рано постаревшей женщины с двумя детьми. Мальчик и девочка десяти-двенадцати лет.

«Наверное, двойняшки», — подумал Гаджи и сразу же прикинул пропорции их скелетов.

И у детей была та же бесперспективность — руки и ноги короткие, кости тонкие.

«А вот если бы они пошли в мать, то это было бы другое дело…» — размышлял Гаджи. Несмотря на то что женщина была снята сидя, он опытным взглядом определил — ее конечности соответствовали каталогу.

«Категория „К4“, — уточнил Раим, — допустимое армирование скелета и даже добавление мышечной массы».

Мистер Гаджи вздохнул. Последнее время цены на качественные заготовки резко выросли. Поставщики жаловались на активность полиции и ужесточение законодательства — воровать людей стало небезопасно. Правда, спрос на «бодигардов» позволял повышать цены, поскольку за безопасность богачи готовы были платить любые деньги.

Раньше бизнес Гаджи спасали войны — раненые и свежие трупы поступали в изобилии. Всегда можно было что-то выбрать, а теперь уже не то. Ближайший конфликт происходил в тридцати сутках полета. А это было слишком далеко.

Открылась дверь, и появился взъерошенный Казакис — помощник Гаджи. Оглядевшись, он спросил:

— А с этим субъектом уже все решили?

— Да, Шлиман забрал его. Что у тебя?

— Двое парней помогали Ховерчуку прятать товар. Они сознались в обмен на обещание оставить их в живых.

— Какая у них категория?

— «А4» и «В5»…

— О, дефинитная комплектация. Зря ты раздавал им обещания…

— Но вы-то, сэр, никаких обещаний им не давали, — улыбнулся Казакис.

— А вот тут ты прав. Куда они девали товар? Судя по всему, комплекта на полноценного «бодигарда» у них не было.

— Не было. Они сделали двух уродов и продали их.

— Вот как? И кому понабились эти уроды?

— Одного взял некто Мо-Муг. Для своей дочки. На урода сшили седло, и девочка разъезжает на нем, как