Охотники за Костями

Бедняга Банашар, одержимый и одураченный ученый. Он жаждет всего лишь потолковать со старым другом. Но Маллик Рель не желает, чтобы того беспокоили. "Ибо у него свои планы".

Неужели Лейсин такая дура? Невозможно доверять таким, как эти. Какой тогда смысл в присутствии их в комнате? Выбить Тавору из равновесия? "Из равновесия? Более походит на плевок в лицо. Неужели это необходимо, Лейсин? Не Тавора тут важна — важно, что нельзя опираться на людей вроде Реля и Дома. Они гадюки, они ужалят хозяйку".

Когда распространяешь ложные слухи, есть опасность, что операция окажется слишком успешной и лжец попадется в ловушку собственной лжи. Жемчуг начал понимать… возможности. Чтобы опозорить имя Колтейна, нужно было возвеличивать имена его врагов. Корболо Дом из предателя становится героем. Как-то… "нет, не желаю знать подробностей". Лейсин не может казнить или заключить в тюрьму героя, не так ли? Ей пришлось возвысить его. "Императрица, ты поймала сама себя. Не могу поверить, что ты еще не осознала…"

Он шагал все медленнее. Уже нижний уровень, десять шагов до задней двери, выводящей к основанию стены. Дальше темный путь до Врат.

"Так что ты пытаешься показать Адъюнкту? Крайне опасное положение, в котором оказалась? Ты просишь Тавору… о помощи? Сможет ли она, войдя в ту комнату, различить твои намеки? Ради Худа, Лейсин! Все это очень, очень ненадежно".

Жемчуг запнулся. Он может сделать то, что нужно. Прямо сейчас. Пройти к восточной башне, выбить дверь Тайскренна. Выдать дураку все, что ему следует знать. Он мог бы даже…

К нему шагнули двое в плащах с капюшонами. Когти. Они поклонились; стоявший слева заговорил: — Коготь, нас информировали, что цель находится в таверне "У Повешенного". На улочке сзади есть отхожее корыто, ночью он часто будет посещать его.

— Да, — ответил Жемчуг. Он внезапно очень устал. — Это идеально.

Капюшоны молчали.

— Чего вам еще?

— Вы должны распорядиться еще насчет…

— Насчет чего?

— Сэр, можно ли убирать свидетелей.

— Да. Идите.

— И еще, сэр… Цель передана нам… кое-кем. Тем, кто требует серьезного отношения к себе.

Жемчуг прищурился. И сказал: — Сегодняшнее убийство… вы не исполните задание без прямого моего приказа.

— Мы желаем… подтверждения.

— Разве Императрица не подтвердила слова джисталя?

— Никак нет, сэр. Она… промолчала.

— Но присутствовала.

— Так точно.

"Гм, и что мне делать?" Она просто отпускает поводок? Или она тоже боится Тайскренна и потому с радостью натравливает Маллика Реля на Банашара? "Проклятие! Я ничего тут не понимаю!" Так что выбора нет. — Хорошо. Подтверждаю приказ.

"Коготь не стал твоим, Маллик Рель. А Императрица… отстраняется. Нет, похоже, до возвращения Супера Коготь стал моим. Как удобно, Лейсин, что ты привезла шесть сотен…"

Ассасины поклонились и исчезли за дверью.

Но почему же ему кажется, будто его используют? Хуже того — будто о нем больше не заботятся. Нехорошо это. Сегодняшней ночью он не будет думать. Только подчиняться. Завтра… ну, завтра будет другая ночь, не так ли? "Завтра я разберусь с тем, что наворотят сегодня. Решу, что нужно будет решить. Получи что захотела, Лейсин. Завтра новый Глава Когтя займется очисткой дома. Может быть… может быть, этого от меня и ждут. Этот "зал суда" предназначался для демонстрации именно мне, не Адъюнкту? Ты просто передала мне командование над шестью сотнями ассасинов — магов, так? Иначе зачем они здесь?"

Истина в том, что ему не понять замыслы Императрицы Лейсин, и не ему одному.

Нервы заворочались в животе; его охватил непонятный ужас. "Шестьсот…

Прими это, Жемчуг. Адъюнкт не убивала Лостару. Ты прогнал ее, и она погибла. Вот и всё.

Ничего это не меняет. Я буду делать то, что задумал.

Пусть все они умрут".

Жемчуг повернулся и пошел к своей комнате. Ожидать новых приказов. "Спустить с поводков шесть сотен убийц. Вот только на кого?"

* * *

Хеллиан решила, что ненавидит ром. Хотелось чего-то еще, не такого сладкого, более подобающего ее натуре. Было темно, теплый ветерок пахнул влагой; казалось, гавань Малаза шепчет, приглашает. Словно дыхание любовника на затылке.

Сержант стояла, следя, как "Пенный Волк" отходит от массы судов. За ним пошла "Силанда". Увы, отовсюду слышался скрежет опускаемых якорных цепей, палуба под ногами вздрогнула — корабль остановился. Хеллиан шатнулась, выругалась. — Капрал!

— Я? — спросил за спиной Нерв.

— Я? — спросил Увалень.

— Точно, вы. Что тут творится? Смотрите-ка, на пристанях солдаты и толпа встречающих. Почему мы не там? Они машут руками. — Хеллиан помахала в ответ, но не было похоже, что ее видят. Флот почти не освещен. — Сумрак и сумрак, — пробормотала она, — будто мы приползли домой побитыми псами.

— А может, просто поздно, — отозвался Увалень, — и никто вроде не подозревает, что вы были с дружком вашей мамочки, но мамочка почему-то уже сторожит с большой сковородкой. Знаете, старухи, они иногда хуже чертей.

— Все совсем не так, идиот, — зашипел Нерв. — Скорее это была дочка жреца. Боги подлые, ты бежишь, но от проклятия не скрыться, жрец свое дело знает, и твоя жизнь уже обречена, а Бёрн плевать, она всё спит. Как вам?

Хеллиан посмотрела в пространство между двумя солдатами. — Слушай, капрал. Соберись, но не болтай. Мне не интересно. Я задала вопрос — если не знаете ответа, не разевайте рта.

Солдаты переглянулись. Увалень пожал плечами: — Мы не сойдем на берег, сержант. Уже все знают.

— Они с ума посходили? Разумеется, мы сойдем. Мы прошли миллион лиг. Даже пять миллионов. Мы шли сквозь огонь и бури и зеленые светы в небе и ночи и змей и сломанные зубы и проклятую ризанью мочу, что там кличут вином. Вон там Малаз, именно Малаз, и я туда иду, капрал Нервный Увалень, и мне плевать, сколько у тебя рук, меня не задержишь. — Она отвернулась, подошла к борту, перевалилась и исчезла из вида.

Увалень и Нерв переглянулись. Раздался тяжелый всплеск.

— Что теперь? — спросил Нерв.