Охотники за мифами

— Можно остановиться вон там, устроить пикник.

— Возможно, — ответила Кицунэ, скользнув мимо него, и начала спускаться к мосту. Потом оглянулась с игривой улыбкой (половину лица скрывал капюшон). — Ты ведь впервые пересекаешь Атлантику?

Оливер и Фрост последовали за ней к берегу. Шум реки становился сильнее с каждым шагом. Речные волны блестели, сверкали на солнце. Вдруг кто-то вынырнул из глубины и тут же с плеском ушел обратно под воду, да так быстро, что Оливер даже не успел толком рассмотреть существо.

— Что значит «впервые»? Я никогда не бывал здесь прежде, как же я мог пересечь эту реку?

За его спиной раздался тихий смех зимнего человека. Он прозвучал удивительно мягко.

— Атлантику, Оливер. Кицунэ дразнит тебя. Название этой реки точно отражает ее суть. Мост пересекает Атлантику… которая здесь — не океан, а река. Ширина, расстояния — понятия относительные, они зависят от того, по какую сторону Завесы ты находишься. По разные стороны Завесы все разное. В нашем мире по-прежнему существуют и Атлантида, и Лемурия. Ваш Английский канал здесь называют Саргассовым морем. И оно широкое.

Они ступили на мост, на его выцветшие каменные плиты. Оливер посмотрел вперед, туда, где мост заканчивался, — на ту сторону… Атлантики.

— Ты хочешь сказать, что там, впереди — Европа?!

Фрост вздохнул.

— Оливер, это не твой мир. Тебе придется понять. Хотя каждое место здесь соответствует какому-то месту в обыденном мире, они не одинаковы. Нисколько. Существуют параллельно, но не являются зеркальным отображением друг друга.

Кицунэ была уже далеко впереди. Она заметно спешила, словно ей было неприятно идти по мосту — или, может, не нравилось находиться над водой. Оливер провел рукой по каменному ограждению и восхитился его гладкостью. Потом посмотрел вниз, на бурлящую реку.

— Но если это — Атлантика, значит, перебравшись через мост, мы окажемся на земле, которая будет совпадать… как-то соответствовать… Европе?

Он рассмеялся абсурдности, чудесности этого.

— Не совсем так.

Оливер искоса глянул на Фроста. Зимний человек склонил голову набок, сосульки каскадом упали ему на лицо.

— Скорее — Соединенному Королевству Великобритании.

Белые птицы ныряли, парили над водой, кружились над островками. Шум воды и крики птиц были единственными звуками, доносившимися до слуха Оливера. Несмотря на все чудеса мира зимнего человека, эта вот его грань Оливеру не слишком нравилась. Тишина. Спокойствие. Но ему оставалось лишь смириться и просто идти вперед, и он шел, размышляя о том, что ждет их в Перинфии. Он понимал, что должен выкинуть из головы все надежды и ожидания, которые уже успел взлелеять. Ибо строить любые предположения об этом мире и о том, что ему может здесь встретиться, было бы ошибкой.

Задумавшись, Оливер споткнулся о камень и чуть не упал. Пытаясь сохранить равновесие, он оглянулся и вдруг заметил, что некоторые из каменных плит кажутся выщербленными и потрескавшимися, словно что-то очень тяжелое проходило когда-то по этому мосту. Присмотревшись, Оливер увидел, что выбоины есть и впереди, и подивился, каким же чудовищно громадным должно быть существо, один шаг которого способен так продавить камень. Поразмыслив немного, он понял, что в Ефразии могло быть сколько угодно таких чудовищ, от великанов с драконами до слонопотамов и далее по списку.

При этой мысли Оливер улыбнулся и покачал головой. Кто бы ни проходил по мосту, лучше с ним не встречаться.

Он ускорил шаг, догоняя Фроста, и увидел, что шедшая далеко впереди Кицунэ остановилась там, где мост проходил над самым крупным из островков. Тем, где рос сад. Некоторые из фруктовых деревьев были такими высокими, что достигали перил моста. Женщина-лисица застыла на месте. Ее тело выгнулось, словно готовясь отразить удар невидимого врага.

Прошло несколько секунд, а она так и не сдвинулась с места. К этому времени Оливер догнал Фроста, и они вместе поспешили к Кицунэ. Оливер шагал торопливо, но осторожно, стараясь держаться подальше от фруктовых деревьев. То же самое делал Фрост.

— Что такое? — спросил зимний человек.

Нефритовые глаза Кицунэ сверкнули на солнце. Она понюхала воздух.

— Там. Среди ветвей. Кто-то наблюдает за нами.

Несколько долгих мгновений все трое стояли неподвижно, напряженно вглядываясь в верхушки деревьев. Хотя над мостом гулял холодный ветер, Оливер почувствовал, как его бросает в жар. Сердце колотилось так, что отдавало в висках. Но он не слышал ничего, кроме ветра и шума воды. Птицы, только что кружившие над водой, куда-то пропали. В ветвях ничто не шумело.

Фруктовые деревья были необыкновенно высокими. Таких Оливеру еще не доводилось видеть. Яблони, груши, персиковые и нектариновые деревья, а посередине — три вишни, чьи ветки клонились под тяжестью темно-пурпурных ягод.

— Покажись! — приказал зимний человек.

От него пошла волна холода, куда более ледяного, чем ветер над мостом. Обернувшись, Оливер увидел, как Фрост протянул руки к деревьям, словно желая сорвать спелые плоды. Вдруг он понял, насколько проголодался, и внимательнее присмотрелся к висевшим на деревьях плодам.

Однажды, в далеком детстве, мать привезла их с Колетт в сад в Нью-Гэмпшире — собирать яблоки. Нектаринов на деревьях почти не осталось — стояла ранняя осень, сезон прошел. И тут Оливер увидел, что на одном из деревьев висит плод — один-единственный чудесный, спелый нектарин. Сладчайший, нежнейший фрукт из всех, какие ему приходилось пробовать. Пища богов. Вдруг Оливер вспомнил, что тот плод с верхней ветки дерева достал для него не кто иной, как отец. Значит, отец сопровождал их в этой прогулке по саду. Вот здорово! И как он мог об этом забыть? Тогда он даже дал отцу попробовать кусочек, разделив с ним удовольствие. Оливер вспомнил, как обрадовало его тепло папиной улыбки. Воспоминание об этой улыбке, столь редком моменте безоглядной отцовской любви, нахлынуло на Оливера волной острого сожаления. Усилием воли он стряхнул ее.

Оливер всегда старался быть таким, каким хотел видеть своего сына Макс Баскомб. Даже если сам он от этого становился несчастным. И вот вмешалась судьба. Обыденный мир, которым так дорожил отец, оказался поддельным.

Но сейчас было некогда наслаждаться своим открытием. Ему следовало сосредоточиться на том, чтобы остаться в живых.

— Ты уверена, Кицунэ? — Он взялся за ремень, на котором висело зачехленное ружье. — Я не вижу…

Все еще чувствуя во рту воскрешенную воспоминаниями двадцатилетней давности сладость нектарина, он не отрывал взгляд от дерева, на которое смотрела она. И в тот самый миг, когда собирался повернуться к женщине-лисе, увидел глаза. Посреди ветвей самой высокой из вишен.

— Ах, черт! — вырвалось у него.

Он отпрянул, быстро сорвал с плеча ружье.

Кицунэ наклонилась к нему и тут же, прямо в воздухе, уменьшилась, трансформируясь. Мех заструился. Она мягко опустилась лисьими лапами на каменную плиту моста и заняла позицию прямо перед Оливером. Вглядываясь в ветви дерева, лиса пыталась увидеть то же, что увидел он.

— Что там, Оливер? — спросил Фрост.

— Вишня, — ответил Оливер, не уверенный, что в его словах имеется хоть какой-то смысл.